«Foreign Affairs» появилась в 1993-м), именно так обозначал границы Европы и Запада: «Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие»[163]. По его словам, «отождествление Европы с западным христианством предоставляет чёткий критерий для принятия новых членов в западные организации»[164]. Россия же воспринимается им как «стержневое государство отдельной православной цивилизации»[165]. Аналогичной позиции придерживается А. Безансон, подчёркивающий, что «Европа заканчивается там <…> где она сталкивается с другой цивилизацией, режимом, имеющим иную природу, религией, которой она чужда». Как полагает Г. Меттан, приводящий эту цитату, Безансон именно на Россию, ненавидящую, по его мнению, католиков, возлагает вину за этот раскол[166].
Что касается ответа на вопрос, является ли Россия частью Европы, то варианты ответов можно свести к трём.
Россия — часть Европы, её ждёт великое будущее
В соответствии с этим подходом, Россия является неотъемлемой частью Европы. Такого мнения во все времена придерживалось меньшинство исследователей, путешественников и политиков. Такой взгляд был характерен, например, для М. Малиа. Как отмечал учёный, для него очевидно, что «с петровских времён и до эпохи построения „реального социализма" при Ленине и Сталине Россия и Европа вместе составляли этот „Запад" в широком смысле слова»[167]. По его словам, замысел написания книги о России возник у него в 1962 году, после Карибского кризиса, и он хотел опровергнуть господствовавшее тогда на Западе стереотипное представление о России как стране вечного «восточного деспотизма»[168].
В рамках данного подхода позиции могут быть весьма различными, от нейтрально-умеренной, как у М. Малиа, до восторженной. За Россией — великое будущее, Россия является примером для подражания и может стать оплотом сохранения консервативных здоровых ценностей и самих цивилизационных основ Европы. Такие мысли высказывались как в прошлом, так и в наше время. Например, в 1837 году француз граф Поль де Жюльвекур, несколько лет проживший в России и даже женившийся на русской, в своей книге «Балалайка» писал: «Европейцы запрашивают паспорта в Петербург и Москву. Рим и его былое величие их больше не интересует. Будущее находится на берегах Невы»[169].
Россия — часть Европы, ей многого недостаёт, но она может у Европы многому научиться
В соответствии со вторым подходом Россия принадлежит Европе, но отстаёт от неё, относится к странам «догоняющего развития», однако, если будет учиться, то вполне сможет стать европейской и приобщиться к ценностям западной цивилизации. Например, такого взгляда придерживался в конце XIX века французский исследователь Анатоль Леруа-Больё (1842–1912), именуемый в историографии «французским славянофилом». Его книгу «Империя царей и русские» называют порой «Библией русофилов». Автор именовал Россию «царством пробелов», а её историю — «негативной», в том плане, что ей многого недоставало, но верил в большой потенциал нашей страны. Впоследствии такой подход получил название «концепции культурного градиента»[170].
Этот подход весьма сближается с концепцией «учитель-ученик». Такой взгляд своими корнями уходит в эпоху Великих географических открытий и связан с синдромом «культурного наставника». Он очень рано проявился в отношении Московской Руси[171], а потом был воспринят просветителями. Как отмечает Г. Меттан, Запад уверен, что он — учитель, а Россия — ученик[172]. Россия — это самая тёмная часть нецивилизованного мира, закоренелая в своём невежестве и имеющая особые проблемы для приобщения к цивилизации, но при должном желании учиться и она может приобщиться к европейским ценностям.
Взгляд через призму «учитель — ученик» и «оптику превосходства» стал на Западе доминирующим. Как отмечал Ф.И. Тютчев в «Записке», «веками европейский Запад считал себя вправе полагать, что в нравственном отношении он единственный в мире, что он и представляет целиком всю Европу. Он рос, жил, старел с этой мыслью, а теперь вдруг обнаруживает, что ошибся, что рядом с ним существовала другая Европа, его сестра, возможно, младшая сестра, но, во всяком случае, совершенно законная, одним словом, что он является половиной великого целого. Подобное открытие представляет величайшую революцию, влекущую за собой величайшее смещение идей, которое когда-либо совершалось в умственном мире»[173].
Такой подход весьма распространён в самой России: мы должны учиться у Запада, должны использовать его достижения. Как писал Ф.И. Тютчев, «мы чересчур походили на учеников, стремящихся несуразными оправданиями смягчить гнев своего учителя»[174].
Однако идея ученичества предполагает неравенство, поэтому возникает неизбежный конфликт между принятием на себя роли «ученика» и сохранением представления о России как великой европейской державе, что предполагает наличие определённого равенства с другими европейскими государствами[175]. Кроме того, при анализе концепта «учитель — ученик» необходимо учитывать его эволюцию. Если для Вольтера Пётр Великий был, действительно, достойным учеником Европы, то для нынешней политической «элиты» Запада конструкт «учитель — ученик» является, скорее, эвфемизмом, заменяющим тщательно скрываемую, но столь желанную пару «хозяин — прислуга». Ведь Запад лицемерит, называя нас учениками, — Россия нужна ему именно в качестве «просвещённой прислуги».
Россия — это абсолютная противоположность Европе и угроза для неё
В соответствии с третьим подходом Россия — это абсолютная противоположность европейской/западной цивилизации, экзистенциальный враг как цивилизованного, так и всего остального мира, которая может только копировать западные ценности, но никогда Европой не станет и не сможет воспринять её достижения. Более того, согласно этому подходу, Россия — свирепая и дикая Азия, Орда. Неслучайно для маркиза Кюстина «Сибирь начинается от Вислы», и в целом «Сибирь» — это квинтэссенция России. Именно книгу А. де Кюстина «Россия в 1839 году» можно считать классикой такого подхода, своеобразной «Библией русофобов», хотя у неё есть и много защитников, вовсе не считающих, что автор создал однозначно негативный образ нашей страны.
О таком взгляде на Россию в 1844 году писал Ф.И. Тютчев: «В течение веков европейский Запад совершенно простодушно верил, что, кроме него, нет и не может быть другой Европы. Конечно, он знал, что за его пределами существуют ещё другие народы и государства, называющие себя христианскими <…> Но чтобы за этими пределами жила другая, Восточная Европа, вполне законная сестра христианского Запада, христианская, как и он <…> вот что было невозможно допустить, вот что многие предпочли бы подвергнуть сомнению, даже сегодня…»[176]
Наш современник А. Безансон, сравнивая Россию с Европой, в европейскости ей отказывает: «Пройдёмся по списку главных признаков „европейскости": средневековая церковь и империя? нет, ничего подобного Россия не знала. Феодализм и рыцарство? нет. Возрождение и Реформация? нет. Таким образом, нет никаких оснований считать Россию частью Европы»[177]. Безансон даже утверждает: «Пушкин с печальным смирением признавал, что в России единственный европеец — это правительство; он знал, что говорит». При этом, по словам исследователя, Россия была в определённой степени чужда Европе не потому, что «отставала» от неё, но потому, что ее «догоняла», и это оказывало на неё «развращающее» действие[178].
Русские — не европейцы, они азиаты, татары, варвары, одним словом, — Орда. Конечно, восприятие соперника как варвара, не-доевропейца можно встретить у европейских народов в их отношении друг к другу, но применимо к русским этот образ использовался на редкость настойчиво всеми их противниками[179]. При этом такой подход весьма удобен, поскольку даёт простые ответы на сложные вопросы. В конце XIX века историк И. И. Иванов писал: «Не надо раздумывать над противоречиями в русской жизни, над странностями русского быта и русских людей, всё это объясняется удивительно легко. Чем страннее, тем понятнее. Чем нелепее, тем естественнее»[180].
Поэтому, если второй подход предполагает, что с Россией надо работать в надежде на её исправление и улучшение, то третий подразумевает, что с ней надо всячески бороться, но, поскольку из-за огромных размеров её сложно уничтожить, надо сделать её слабой и расчленить.
При этом необходимо помнить, что формирование представлений о Другом является формой самопознания, и, размышляя о том, является ли Россия частью Европы, европейцы думали прежде всего о том, что такое Европа. Поэтому рассуждения европейцев о России — это во многом их раздумья о Европе.
В чём причина негативного отношения к русским: виноваты они сами или исторические условия?
В чём причина негативного отношения к русским? Виноваты они сами или это связано с внешними факторами? Здесь можно выделить ряд точек зрения.