[377]. Тема повального пьянства русских очень занимает Олеария, и он уделяет ей много страниц своей книги. А вдоволь насладившись описанием русского пьянства, Олеарий делает вывод о том, что русские — это рабы, рождённые для рабства: «Подобно тому, как русские по природе жестокосердны и как бы рождены для рабства, их и приходится держать постоянно под жестоким и суровым ярмом и принуждением и постоянно понуждать к работе, прибегая к побоям и бичам. Никакого недовольства они при этом не выказывают, так как положение их требует подобного с ними обхождения, и они к нему привыкли»[378]. Главный же вывод Олеария таков: «Рабами и крепостными являются все они <…> все подданные высокого и низкого звания называются и должны считаться царскими „холопами", то есть рабами и крепостными…»[379]
Соглашаясь с послом датского короля Фридриха II, Олеарий делает следующее заключение о русских: «они лукавы, упрямы, нео-бузданы, недружелюбны, извращены, бесстыдны, склонны ко всему дурному, пользуются силою вместо права, распростились со всеми добродетелями и скусили голову всякому стыду»[380]. Перед нами — целый набор негативных качеств русского человека, противопоставление русских варваров-рабов цивилизованным европейцам.
Как видим, Адам Олеарий весьма активно использует «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна как неоценимый источник информации, особенно в том, что касается описания русского национального характера, транслируя созданный им «чёрный миф» о России[381]. Этим стереотипам восприятия России и русских будет уготована долгая жизнь.
Герберштейн оставался авторитетным автором и в XIX, и в XX столетии, особенно после окончания Второй мировой войны. Так, словенский историк Васко Симонити в послесловии к первому изданию «Записок о Московии» на словенском языке, опубликованному в 1951 году, писал: «Власть деспотического типа оставалась характерной чертой российской действительности на протяжении всех последующих столетий русской истории»[382]. Россия несколько раз, по мнению учёного, не воспользовалась возможностью свернуть с пути автократии.
Что ещё важно, книга Герберштейна и работы других иностранных авторов весьма авторитетны среди отечественных исследователей и воспринимаются как достоверные источники информации. Ведь эпоха Возрождения была ознаменована появлением исторических трактатов и историков как таковых, а ренессансным авторам было принято верить. Так, например, в предисловии к сочинению Ж. Маржерета русский историк И.Н. Бороздин отмечал: «Маржерет, в общем, довольно правдиво передаёт события русской истории и русской жизни, хотя, конечно, очень многое непонятно и недоступно иностранцу <…> сочинение Маржерета являлось и является одним из главных источников для истории названного Димитрия»[383]. Во введении к изданию сочинения Маржерета 2007 года также отмечается, что автор — «заинтересованный наблюдатель жизни российского общества и государства, человек цепкого и многофокусного взгляда, системного мышления, лишённый, конечно же не целиком, но во многом, резко выраженных конфессиональных и культурно-цивилизационных пристрастий»[384]. Такая ситуация наблюдается в целом при анализе взгляда иностранцев: «большое видится на расстоянии», взгляд со стороны всегда объективнее, — это убеждение сформировалось как в исторической науке, так и массовом историческом сознании.
В результате получилось, что на зачастую мифических утверждениях Герберштейна и других иностранных авторов строилась историческая наука. При этом не учитывался тот факт, что образ России, созданный Герберштейном и его последователями, был адресован и доступен прежде всего людям одной с ним культуры[385]. Как показало время, этот образ стал понятным и близким не только современникам Герберштейна, но и последующим поколениям европейцев, поскольку со времён его путешествия образ нашей страны в целом сохранился в том же виде. Россия меняется, а базовые представления о ней — нет.
Ливонская война и формирование негативного образа России в Европе
Итак, постепенно взгляд на Московскую Русь и московитов начинает меняться. В представлениях Запада Русь оказывается всё ближе к Азии, а её обитатели — к татарам и варварам. На протяжении XVI и XVII веков европейцы продолжали относить Московию почти к той же чужеродной и азиатской категории, что и турок-османов[386]. Для утверждения такого яркого негативного образа европейской культуре требовалось масштабное событие, а именно прямое и продолжительное военное столкновение с Западом[387]. Таким столкновением стала Ливонская война (1558–1583), которую современные историки порой именуют первой войной России и Европы[388]. Война с Ливонией и Великим княжеством Литовским переросла в войну с Польшей, Швецией и Данией. Как отмечает А.И. Филюшкин, начиная с Ливонской войны «идея об имманентной враждебности „азиатской страны" России цивилизованной Европе стала одной из главных апорий европейской исторической памяти»[389].
Ливонская война вызвала к жизни параллель, которая не потеряла своей актуальности и в дальнейшем. Суть её сводится к тому, что, подобно готам, которых не остановила даже мощь Римской империи, русские тоже идут с Севера. Ватикан был обеспокоен, что победа в Ливонской войне могла привести к господству Московской Руси в Прибалтике и даже за её пределами. Спустя двадцать лет Ватикан предполагал, что польско-литовские короли должны создать наружный крепостной вал Европы, который мог бы остановить всех московитов и татар[390].
В то же время, как и прежде, Европа делала ставку на Московскую Русь в борьбе с Османской империей и Реформацией, о чем свидетельствует миссия в Россию уже упоминавшегося Антонио Поссевино. Он должен был привлечь Ивана Грозного к анти-османской лиге и этим приблизить его к папскому двору, затем постепенно обратить русского царя в католичество и подготовить почву для полного окатоличивания России[391]. Миссия успеха не имела. Что характерно, православных московитов Поссевино не воспринимал как христиан. Он сообщал, что «великий князь всякий раз, как говорит с иностранными послами, при их уходе (как это случилось с нами) омывает руки в золотой чаше, стоящей на скамье у всех на виду, как бы совершая обряд очищения». И далее отмечалось: «Поэтому приближённые и прочие знатные люди, которые обычно в большом количестве здесь присутствуют, как нельзя больше укрепляются в своей отчуждённости к нам, христианам»[392]. Как видим, для Поссевино европейцы — христиане, православные русские — нет.
Несмотря на то, что для Европы Ливонская война была событием периферийным[393], самим по себе не столь значительным, с её началом европейский читательский рынок наводнили памфлеты, представлявшие русского царя в карикатурном виде и имевшие целью мобилизовать общество на борьбу с Московией, совершившей «агрессию» против беззащитной Ливонии.
Известно около восьмидесяти специальных пропагандистских изданий — «летучих листков» и газет, в которых агрессия московита против «христианского мира» рисовалась самыми мрачными красками (С. Г. Кара-Мурза именует это технологией психологической войны)[394]. Памфлеты времён Ливонской войны оказали значительное влияние на создание отталкивающего образа Московии и формирование стойких стереотипов. Это были небольшие, написанные простым стилем, преимущественно на немецком и польском языках тексты, предшественники современной периодической печати. Образцом для них служили антитурецкие памфлеты, в большом количестве издававшиеся на протяжении XVI века, неслучайно и те и другие печатались в одних типографиях[395]. И неслучайно к русским применялись уничижительные характеристики, используемые по отношению к туркам, такие как «кровавые псы», «вековечные жестокие враги», а русские изображались на гравюрах в турецком одеянии.
К памфлетам примыкали панегирические поэмы, доступные широкому кругу читателей и поэтому игравшие важную роль в распространении и закреплении в сознании западного человека стойких убеждений в том, что московиты — варвары, а их государь — тиран[396].
Именно во второй половине XVI века возникает так называемая «Иваниана» — цикл произведений западных авторов о царе-тиране. Важнейшее место занял чёрный миф об Иване Грозном. По словам О. Б. Йеменского, «этот „кровожадный тиран", жестокость которого якобы превосходила все мыслимые пределы, стал на Западе символом России и своего рода образцом правителя России. Он сочетал в себе символизацию дурной жестокой власти и покорного рабства подданных»[397]. Как отмечает С.Г. Кара-Мурза, можно выделить несколько мотивов чёрного мифа о «Тиране Васильевиче»: патологическая жестокость, невиданная на Западе (якобы невиданная — Н. Т.); «тиранство над женщинами», антихристианский и «азиатский» характер Грозного. При этом на Западе изложение мифа об Иване Грозном часто завершалось планами военной интервенции в Московию — чтобы «освободить народ, ставший жертвой тирана»