Как видим, старые, известные со времён Сигизмунда Герберштейна клише о русском варварстве, экспансионизме, деспотизме, тотальном рабстве подданных, дополненные пунктами из мнимого «Завещания Петра Великого», вновь оказались на повестке дня. Причём такой панический, точнее, псевдопаниче-ский настрой Обернона напугал даже самих французов. В частности, официальная газета «Le Moniteur universel», обеспокоенная идеями Обернона, обвинила его в том, что он хочет «возродить революцию»[713].
Мастер политической пропаганды аббат Прадт
Антирусских сочинений в это время было написано много, но вряд ли стоит их все характеризовать, поскольку, судя по работам Рабба и Обернона, авторы используют одни и те же приёмы, отличаясь лишь степенью художественного мастерства, или, говоря неакадемичным языком, художественного свиста. Но в этой череде работ нельзя не отметить произведения аббата Доминика Жоржа Фредерика де Прадта (1759–1837), весьма плодовитого и популярного автора, главное, легко менявшего своё мнение в зависимости от политической конъюнктуры. Его работы позволяют сделать весьма важный вывод о том, что для большинства европейских авторов негативный взгляд на Россию — это вовсе не веление души и зов сердца, а сугубо рациональный приём, способ решения собственных внутренних проблем. В этом отношении Прадт проявил себя весьма эластичным или попросту беспринципным автором, у него за плечами имелся опыт, по сути, предательства Наполеона Бонапарта, духовником которого он был. Наполеон последовательно возвышал Прадта, сделав его епископом Пуатье, затем архиепископом Малинским, а в 1812 году — посланником в Великом герцогстве Варшавском (возложенную на него миссию Прадт там провалил)[714]. В самом начале режима Реставрации клеймить поверженного императора стало весьма выгодным делом, и Прадт тут же «отблагодарил» Наполеона в очень жёстком памфлете.
Работы аббата Прадта выделяются своим оппортунизмом, именно поэтому они представляют особый интерес. Конъюнктурные метаморфозы, которые время от времени с ним случались, зависели от представлений о том, какой должна быть внешняя политика Франции. Речь идёт о системе союзов, которые выбирала Франция. Для Прадта необходимым союзником в те годы представлялась Пруссия. Находясь в оппозиции режиму Реставрации, с 1823 года он выступал против монструозного, по его мнению, расширения России, считая, что необходимо заключить союз с Пруссией, дабы поставить заслон российскому могуществу.
В апреле 1823 года аббат Прадт опубликовал работу «Параллель между английским и русским могуществом в Европе»[715]. В мае следующего года вышло второе издание книги, в 1828 году — третье, что свидетельствует о том, что работы Прадта пользовались успехом. Именно эта книга способствовала нагнетанию антирусских настроений во французском обществе и вскоре стала одной из самых известных работ, написанных о России[716].
В своём сочинении автор развивает самые популярные антирусские стереотипы, поднимая прежде всего тему экспансионизма, который якобы является отличительной чертой внешней политики России со времён Петра Великого. Россия в описании Прадта — страна деспотичная и азиатская, мощная сила, враждебная всем либеральным идеям Европы[717]. А для либералов всех мастей Россия в это время начинает восприниматься как оплот не просто консервативных ценностей, но самодержавия и реакции, тем более что у императора Александра I либеральный запал к тому времени давно иссяк.
Всё то, что французским авторам было непонятным в России, просто объявлялось «азиатским», поэтому Россия воспринималась как наследница орд Чингисхана, и такой взгляд на нашу страну, как читатель помнит, сформировался ещё во времена Московской Руси, а потом был продолжен частью французских просветителей, прежде всего Ж.-Ж. Руссо. Прадт развивает идеи Руссо об азиатской сущности России и призывает Европу объединиться перед лицом «русской угрозы», создав европейскую федерацию[718].
Сходные идеи Прадт продолжил развивать в своей следующей работе «Неизменная система Европы по отношению к России», опубликованной в 1828 году. На вопрос, который поднимается ещё в «Параллели», он предлагает смелый ответ: русскому нашествию необходимо противопоставить коалицию европейских держав. А заодно разрушить ненавистную Франции Венскую систему.
Следуя законам жанра, в предисловии книги Прадт пугает Европу «русской угрозой», подчёркивая, что в данный момент русская мощь направлена на Османскую империю, но лишь для того, чтобы потом с новой силой обрушиться на Европу. Когда Россия получит все выгоды в Османской империи, она станет ещё более сильной и сможет выступить против Австрии, Пруссии и всего мира. Поэтому настал момент, чтобы указать этому колоссу его истинное место и найти средства противодействия России. Прадт отмечает, что такая несправедливая система, когда Российская империя и Великобритания стали европейскими лидерами, была закреплена решениями Венского конгресса, но при этом Россия представляет ещё большую опасность[719]. Между тем все в Европе Россию боятся, поэтому относятся к ней подобострастно. И это доминирование России, по мнению Прадта, опасно для европейских общественных свобод, которые уже и так являются пустым звуком[720]. Он подчёркивает, что Российская империя представляет угрозу для самой главной ценности западного общества — свободы, и это обвинение станет важнейшим в последующей европейской мысли.
Прадт стращает читателя: «Россия наложила своё тяжкое бремя на весь запад Европы. Она одна занимает европейскую сцену, всё остальное, как в театре, — это партер»[721]. Конечно, его беспокоят размеры Российского государства, поэтому он ставит один за другим вполне логичные вопросы, вот только ответы на них способны поразить наше воображение. Где начинается Россия? От Великой Китайской стены! Где она заканчивается? В пятидесяти лье от Вены и Берлина! На что опирается Россия? На севере — на полюс, на юге — на Чёрное и Каспийское моря[722].
Прадт представляет Россию гораздо могущественнее, чем была Римская империя: «Рим имел подданных, а Россия имеет русских, детей русской почвы, привязанных к ней по своей природе, тогда как подданные Рима были привязаны силой. Русские связаны между собой общностью происхождения и нравов, языка и законов, тогда как народы, населявшие Римскую империю, не имели никаких связей между собой. Соединение этих элементов дало России огромную силу, которую она сможет использовать против Европы»[723]. И вот теперь Россия «стоит у ворот Берлина и Вены, и никакое серьёзное препятствие не отделяет её от этих двух столиц государств, которые одни могут оказать ей какое-то сопротивление»[724].
Автор рисует перед читателями одну за другой картины в духе Апокалипсиса: русские семимильными шагами наступают на Европу, и, если Европа не объединится, она просто перестанет существовать, останется только Россия (читатель, конечно же, без труда узнаёт в этом основной тезис «Завещания Петра Великого» о мировом господстве России).
Несомненно, речь идёт о хорошо просчитанном и рациональном «страхе фантазии». Это фантомные боли Франции, утратившей своё лидирующее положение в Европе и не желавшей с этим мириться. Все эти ужасы являются изобретением бурного воображения Прадта, которое питали коллективные мифы и архетипические страхи. Они внедрялись в общественное сознание через книги и с помощью прессы, заражая неразборчивого и всеядного обывателя действенным идеологическим вирусом. Однако применимо даже к этому времени вряд ли правильно говорить о русофобии как массовой неприязни к России, будь то во Франции или Великобритании.
Пройдёт несколько лет, и аббат Прадт займёт совершенно иную позицию, но в этом нет ничего удивительного, ведь нагнетание страха перед Россией для него — всего лишь инструмент политической борьбы.
Ниелон Жильбер и «пустыни Сибири»
Подобного рода книг, в которых создавался демонический образ России, в эти годы было опубликовано немало. Так, в 1828 году Ниелон Жильбер напечатал антироссийский памфлет под названием «Россия, или взгляд на положение этой империи». Цель автора — разубедить читателей в том, будто Россия является естественной защитницей греков в их борьбе против турок. Россию Ниелон Жильбер изображает как нацию-завоевательницу, за короткий исторический промежуток времени занявшую огромную территорию.
Если верить писателю, Греция для России является лишь предлогом для дальнейшей экспансии. Россия воюет вовсе не за независимость греков, а исключительно за расширение своих владений, за завоевание преобладающего положения в зоне Черноморских проливов. И далее он вспоминает фальшивое «Завещание Петра Великого», не называя его, но подчёркивая, что ещё Пётр предсказал, будто именно с Чёрного моря «его нация однажды будет доминировать над остальной Европой»[725], в результате чего «Европа снова погрузится в мрак первых веков истории»[726].
При этом экспансия является естественным состоянием России. Спокойствие для неё гибельно, потому что оно парализует воинственный дух, который и есть её сущность[727]