[142]. Слова Кюстина о рабе, который стоит на коленях и мечтает о власти над целым миром, М. Малиа справедливо называл «квинтэссенцией стереотипного видения России»[143].
Лишь редкие авторы бывали в России подолгу, не наездами, и, как правило, из-под их пера выходили более взвешенные, объективные, а порой и апологетичные произведения. Хотя Ф.М. Достоевский, например, считал, что и длительное пребывание в России далеко не всегда способствовало её объективному познанию: «То же самое бессилие, как и в этих попытках заезжих путешественников бросить высший взгляд на Россию и усвоить её главную идею, видим мы и в полнейшей неспособности почти всякого иностранца, которого обстоятельства заставляют жить в России иногда даже пятнадцать и двадцать лет, хоть сколько-нибудь оглядеться, прижиться в России, понять хоть что-нибудь окончательно, выжить хоть какую-нибудь идею, подходящую к истине»[144]. Безусловно, работ о России, написанных с симпатией, было немало, однако такие книги зачастую воспринимались либо легковесными, либо созданными на деньги русского правительства.
Рассказы о России, как и в целом о Другом, писались в рамках имевшейся схемы и модели, но не всегда были ложью и выдумкой, в них факты соседствовали с вымыслом, и это было свойственно для всех времён. Собственно, это и объясняет успех книги А. де Кюстина, для которой было характерно искусное сочетание полуправды и полулжи.
Не желая понять Россию, Запад подходил и подходит к ней, подгоняя под свои собственные представления, а ненависть к России превращается в критерий анализа. А. Ливен, рассуждая о русских эмигрантах, отмечает, что, «к сожалению, многие русские авторы-эмигранты сделали бизнес на русофобии (исходя из собственных убеждений, карьеризма или трусости), подыгрывая самым упрощённым и враждебным западным стереотипам о России»[145]. Русофобия, за редкими периодами исключений, была и остаётся в большой моде.
Итак, европейские путешественники далеко не всегда отправлялись в Россию с желанием понять нашу страну. Скорее, с желанием утвердиться в правоте уже сформировавшихся в Европе представлений и стереотипов[146]. Поэтому в работах самых разных авторов, в разное время писавших о России, есть много общего, порой они дословно повторяют друг друга — не только потому, что внимательно друг друга читали, а потому, что воспроизводили мифы, стереотипы и клише, имеющие глубинные корни. Поэтому Дж. Х. Глисон, посвящая своё исследование английской русофобии периоду, предшествовавшему Крымской войне, справедливо подчёркивал, что многие последующие тексты и документы фактически повторяли предыдущие, а «статьи о злодеяниях России в Черкесии были во многом схожи со статьями о её действиях в Польше»[147].
При этом такое удивительное сходство наблюдалось в работах как путешественников, побывавших в России, так и тех, кто никогда не бывал в нашей стране, но кто совершал, говоря словами Л. Вульфа, «философский вояж» или воображаемое путешествие[148]. Хотя, конечно, бывали исключения, и путешественники видели одно и то же, но описывали совершенно по-разному, поскольку видели разными глазами, смотрели через разную оптику.
Мифы о России формировались в европейском сознании на основе своих собственных коллективных представлений, или, говоря языком К. Г. Юнга, архетипов. Как справедливо отмечает российский исследователь В. В. Орехов, восприятие иностранцами России «зачастую обусловлено не объективным знанием, а архаическими схемами, диктующими определённую программу действий и оценок при освоении реалий, принадлежащих иному этносу, сообществу, социальной системе», а «персонажи повествований о России имеют жёсткую увязку с русской национальной типологией. Ряд образов относится к разряду „вечных" и восходит к архетипам»[149]. У европейцев была и есть своя Россия, мифологическая и сказочная, а главным героем «русской сказки» является кровожадный медведь[150].
Идеологемы русофобского образа
Итак, Других много. И всё то, о чём речь шла выше, можно распространить на анализ Другого вообще, не только России. Как отмечал Ш. Корбе, если в качестве объекта изучения избрать Пруссию, Османскую империю или Соединённые Штаты, выводы не будут сильно отличаться[151]. Но Россия из этого ряда Других заметно выделяется своей ролью «вечного Чужого».
Русофобский образ состоит из ряда идеологем, то есть элементов идеологической системы, суть которых сводится к следующему. Русский народ не способен к самостоятельному правлению, поэтому русские не могут существовать без рабства; соответственно, власть в России всегда деспотична, а правитель России — неизменно тиран; русским имманентно присуще стремление к постоянной экспансии, усиленное так называемым «православным мессианством», лежащим в основе «русского империализма»; русский народ с его рабской психологией является послушным орудием в руках деспотичной власти; русские не способны к восприятию ценностей европейской цивилизации, а могут лишь копировать её внешние проявления; Россия — это царство тотальной лжи. При этом все названные компоненты взаимосвязаны. Например, как отмечает Г. Меттан, «миф об агрессивности не работает без правдоподобного образа злодея»[152].
Эти идеологемы не меняются и устойчиво воспроизводятся из столетия в столетие. По словам А. Ливена, «традиции очень редко „изобретаются" — а если это происходит, то они обладают незначительной силой. Скорее, традиции представляют собой переформирование уже существующего культурного материала, зачастую глубоко укоренённого в прошлом того или иного общества»[153].
Поэтому, несмотря на то, что мифы могут варьироваться в зависимости от конъюнктуры, суть подходов к России остаётся неизменной. По словам Г. Меттана, «вся эта мифологическая и дискурсивная какофония создаёт впечатление не просто горячего, но и содержательного спора, поэтому она столь ценится средствами массовой информации». На деле же никакой разницы между мифами нет, и все они сводятся к одному: «Россией правит президент, „крепко держащийся за власть" и преследующий исключительно „свои собственные цели" в ущерб интересам народа, а Россия — это страна, желающая нам зла. Вот содержание и суть антирусского мифа. Всё остальное не имеет значения»[154].
Россия — это Европа?
Относится ли Россия к Западу? Россия — это Европа? Принадлежит ли Россия к западной цивилизации? Или Россия — это азиатская страна, дикая Тартария[155]? Этот вопрос будет стоять перед каждым путешественником и каждым автором, писавшим о России, и он будет ключевым для понимания восприятия России[156]. Как отмечает И. Нойманн, вопрос о том, относится ли Россия к Европе, является центральным компонентом непрекращающегося дискурса о системе европейской безопасности[157]. При этом, по словам Э. Каррер д’Анкосс, сложность усугубляется тем, что «русские сами не могут определиться со своей идентичностью: они европейцы, азиаты или вообще евразийцы?»[158] На мой взгляд, в этом тоже заключается одна из ловушек восприятия Западом России: там убеждены в нашей неспособности определиться с собственной идентичностью[159].
Мы — европейцы. Россия, как и Европа, основана на христианской матрице. 4 ноября 2022 года Президент Российской Федерации В. В. Путин, выступая перед историками и представителями традиционных религий России, предельно чётко заявил, что Россия является частью европейской цивилизации, частью великой европейской культуры, основанной на христианской традиции[160].
Вот что об этом пишет епископ Зеленоградский Савва (Тутунов), викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси: «Россия является европейским государством, поскольку восприняла из Восточной Римской империи не только христианство, но также основы права, философии, формы искусства — в значительной части порождённые христианством, но не только»[161]. При этом, подчёркивает Владыка, «христианство есть главное, что Россия может (должна) сохранить»[162].
Характерный момент: источником европейской культуры является христианство, Россия как государство была основана как христианская держава, однако Запад линию цивилизационного разлома проводит именно по расколу церквей. После принятия Русью христианства греческого обряда, а особенно после Великой схизмы 1054 года наша страна постепенно начинает восприниматься не просто как Другой, но как Чужой. Поскольку религиозные представления являются одними из самых устойчивых и их инерцию трудно преодолеть, такой взгляд, несмотря на процессы секуляризации, будет оказывать влияние на последующее восприятие России.
Сэмюэл Хантингтон (1927–2008), один из ведущих западных политологов и социологов, один из идеологов холодной войны, в своей книге «Столкновение цивилизаций», опубликованной в 1996 году (одноимённая статья в журнале