Михаил ДороховРусская Америка. Сухой закон 2
Глава 1Большая игра
Мир поделился на две реальности. В одной — меня сейчас держали под прицелом Кольта. А в другой — за окном тихо и спокойно проплывали улицы Нью-Йорка. Весь город охватило состояние, которое знакомо каждому человеку. До Нового года ещё полмесяца, но витрины некоторых магазинов и дорогих ресторанов уже покрываются различными украшениями и гирляндами. Я разглядывал высокие здания Манхэттена, куда мы заехали спустя время. Рассматривал прохожих.
По улице торопились дамочки в красивых пальто, благо мода уже приобретала черты ар-деко. Яркие цвета, пояски, обхватывающие талию, локоны. До шанелевских строгих костюмов было ещё далеко. Падают снежинки, и всё кажется слегка размытым, словно панорама из какой-то романтической американской мелодрамы.
Тёплые эмоции перед Новым годом раньше были и у меня. Но сейчас, когда мне в живот смотрел пистолет незнакомца с переднего сидения автомобиля, праздных мыслей в моей голове не витало и в помине…
Наверное, у всех этих спешащих по своим делам людей внутри растекается приятное томление в ожидании праздника. Мне кажется, именно ожидание чуда и есть самое ценное в Новом году. Большинство мелких радостей, как правило, вещи короткие. Но ждать их можно долго.
Я же, в отличие от прохожих, думал о двух вещах. Первая: чтобы дорогой иссиня-чёрный Джордан, в котором мы ехали, не подпрыгнул сильно на кочке, и я не получил пулю в кишки. Это очень мучительная смерть, а «ковбойство» местных проявилось даже тут. Я чётко видел, что предохранитель на пистолете снят… Вторая мысль: кто послал этих незнакомцев за мной, и как они узнали о ночной пулемётной стрельбе в Уэйкфилде?
Для американцев Новый год это скорее вечеринка на «погулять и потанцевать шумной компанией». Они больше отмечают Рождество. Вот это у них истинно семейный праздник. А я вот хотел бы отметить наступление 1920го в кругу семьи, а не червей, поедающих моё тело под метром земли. Хотя грунт сейчас уже подмерзает. Вряд ли закопают так глубоко…
Я повернул голову, бросив взгляд на сидящего рядом франта в чёрном пальто и костюме-тройке. Он даже не повернул головы, смотря вперёд на дорогу между сидящими впереди напарниками. Лишь спокойно бросил:
— Волнуетесь, мистер Соколов?
А что я? Я уже умирал один раз. И переродился в этом молодом теле, в котором нахожусь сейчас. Интересно, а если двинуть кони ещё раз, меня куда закинет, к египтянам? Или всё, темнота? Наверное, лучше не проверять. Но вслух спокойно сказал:
— Не думаю, что это как-то поможет делу.
Незнакомец усмехнулся краешком губ и повернул голову. Он изучающе посмотрел на меня, но промолчал.
Джордан свернул с Мэдисон-авеню и остановился на углу. Здесь было пересечение с 46-ой улицей. К нашей машине кинулся бой в бордовой ливрее, но мой сосед справа сам открыл дверь и вышел наружу:
— Мы приехали, мистер Соколов. Прошу на выход.
Его напарник, сидящий на переднем сидении, сунул пистолет под полу широкого распахнутого пальто и кивнул мне на дверь. Я надавил на инкрустированную деревом ручку и начал выбирать наружу. В лицо сразу дохнул мороз.
— Не отставайте… — коротко бросил мне франт в чёрном и я, под «прицелом» его напарника, двинулся к большим и тяжёлым резным дверям отеля.
По пути я задрал голову наверх, придержав шляпу и осматривая всю помпезную громаду здания. Пятнадцать этажей, отделанных богатой плиткой, с каменными портиками и крупным рельефом в вышине. Отель строили явно для «дорогих» гостей. Над входом покоилась большая вывеска, на которой словно гигантским росчерком были написаны два слова: «Ритц — Карлтон». Всю эту монументальную красоту снесут в пятидесятых годах…
Дверь отворил швейцар, одетый в такую же ливрею, как и у боя, только чёрного цвета и из более дорогого материала. Он услужливо склонил голову. Да-да… Американцы только на словах любят демократию и равенство. Для многих из них она прямо пропорциональна количеству денег. Чем больше долларов, тем больше элементов роскоши и атрибутов «старой аристократии» они желают. Помнится, я слышал от знакомых фразу: «чем богаче американец, тем больше он южанин». А сейчас здесь в этом времени так и вообще, неравенство и расизм процветает.
Мы вошли в богатый высокий холл. С одной его стороны расположилась длинная стойка администратора. Далее у противоположной стены тянулся бар прямо неподалёку от лифтов и выхода на лестницу. Рядом стояли столики. Стандартный, но эффективный ход. Не надо ничего делать после плодотворного дня. Зашёл и шиканул сразу, заказав себе что угодно. Или ждёшь делового партнёра, попивая вкусный ароматный кофе. Деревянные панели на стенах, украшенные резными виньетками и, конечно же, куда же без этого, ядерно вишнёвые портьеры. Красный и его оттенки всегда будут ассоциироваться с властью во все времена.
— Проходите, — указал мне на лифт франтоватый незнакомец.
Бой пригласил нас внутрь гостеприимным жестом и задвинул за нами решётку. Затем закрыл обе створки дверей и провернул стопор.
— Какой этаж, джентльмены?
— Тринадцатый… — бросил незнакомец, а служащий гостиницы нажал кнопку закрытия массивных дверей, обитых лакированным деревом.
Он нажал заветную массивную «клавишу», по-иному назвать это не поворачивался язык, и лифт двинулся вверх. Вряд ли меня будут убивать прямо сейчас. Не те времена. Это не «Лексингтон» в Чикаго, где «в моём мире» заседал Аль Капоне, когда поднялся до вершин преступного мира, и откуда несколько раз выносили с чёрного хода подозрительные тяжёлые вытянутые мешки.
— Ваш этаж, джентльмены, — прервал наше молчание бой и открыл двери. Он быстро отодвинул решётку в сторону и протянул руку в направлении вестибюля, который предстал нашим глазам.
Монетка, подброшенная в воздух франтом, была ловко поймана.
— Премного благодарен, сэ-э-эр! — протянул довольно бой и с лёгким поклоном закрыл лифт.
В спину меня подтолкнул напарник незнакомца. Пришлось шагать по длинной ковровой дорожке. Мои ботинки утопали в глубоком ворсе. Мы свернули в просторный номер. Он явно был перестроен под заказ и больше походил на холл приёмной.
— Подождите здесь, — поднял руку незнакомец и, оставив меня со своим напарником, не спеша, скрылся за массивной резной дверью.
Прошла пара минут, прежде чем он снова появился, но уже в сопровождении невысокого, плотного мужчины с залысинами, в дорогом пенсне. Он наклонил голову и смерил меня взгляд, будто доктор пациента на приёме.
— Действительно, молод…
— Лучано тоже не старик, — усмехнулся франт и поманил рукой, — Проходите, мистер Соколов.
Я толкнул дверь и оказался в просторной комнате. Окна-арки почти полностью были закрыты плотным белоснежным тюлем. И всё же света хватало для игры в бильярд, которой был увлечён хозяин этого люкса. Его синий пиджак небрежно висел на стуле. Синие брюки, дорогие двуцветные туфли, жилет, на спине чёрный, а спереди малинового цвета с чёрными карманами и торчащей из них золотой цепочкой.
Мужчина стоял ко мне боком, примериваясь к очередному шару. Его мягкий голос был слышен достаточно хорошо.
— Проходите, мистер Соколов. Присоединитесь?
— Я не мастер бильярда. Но если вам требуется соперник, то можно и сыграть, — ответил я.
Мужчина хмыкнул и повернулся ко мне. Теперь я хорошо рассмотрел его в анфас. Большой нос, узкие губы, прищуренные хитрые глаза. Я видел это лицо на фотографиях в интернете «в прошлой жизни».
— Вы воспитаны. Берите кий, сыграем партию. Меня зовут Арнольд Ротштейн.
— Алексей Соколов, — назвался я так, как того требовал этикет, хотя хозяин номера на тринадцатом этаже «Ритца» явно знал обо мне больше, чем мне хотелось бы.
Я взял кий из стойки под пристальным взглядом франта.
— Александрос, подожди снаружи. И позови Мозеля.
Александрос, надо же. Интересная компания из грека и еврея. Хотя Арнольд «Мозг» Ротштейн, в отличие от многих «старых» боссов американского криминала, всегда славился тем, что не обращал особого внимания на происхождение человека. Ему было важно только одно — как тот ведёт «дела»?
В кабинет на смену греку зашёл помощник Ротштейна и мы остались втроём.
— Итак, приступим, — Арнольд с хлёстким ударом разбил «пирамиду», и шары медленно раскатились по столу, — Сегодня ночью в Бронксе произошло занимательное событие. Думаю, к обеду все газеты уже будут трубить о нём. Почти двадцать трупов, застреленных из пулемётов. Я не буду ходить вокруг да около, скажу лишь то, что мои осведомители из района сообщили, что у вас были проблемы с бандой ирландцев Гэрри Томпсона, а затем с Виктором Горским. Сложив эту нехитрую математику, я думаю, ко мне привезли «нужного» человека…
Ротштейн бровями указал мне на биток, и я молча примерился кием. Похоже, раз он в курсе обоих проблем, среди парней Горского, или приближённых к ним завёлся стукач, который сливал информацию «Мозгу». Ну, или у него были ещё какие-то каналы. В конце концов, и у меня Гарри сейчас активно «работает» с бродягами нашего района Нью-йорка.
Удар. Шар покатился по столу и аккуратно упал в лузу. Арнольд одобрительно кивнул и продолжил:
— Уничтожение двух банд заставит полицию Нью-Йорка рыть землю и особенно в Бронксе. Вы это понимаете?
— Они не оставили мне выбора… — сухо произнёс я, примериваясь для следующего удара.
— Верю. Небольшие… кхм… «сообщества» всегда менее избирательны в выборе средств, — улыбнулся Ротштейн.
— Ваши люди тоже действовали довольно прямолинейно, когда доставили меня сюда, — парировал я, уже начиная понимать, к чему ведёт этот разговор.
Шар стукнулся о край борта рядом с лузой и застыл на месте. Арнольд подошёл ближе, натирая кий мелком. Положил его на стол, склонив голову и примериваясь. Но затем решил зайти на удар с другой стороны:
— Знаете, я придерживаюсь того, что нужно уметь делать и сложные, и простые вещи. Так, противник не знает — чего от тебя ожидать…