— Без денег.
— Без людей, Чарли. А Соколов отсидится в своей «крепости». Ты и шагу не сможешь ступить там. Тебя просто скинут в Гудзон ночью с «бетонными башмаками» на ногах. И ни один свидетель из Бронкса не расскажет об этом, даже если видел это вот так близко, — Массерия помахал перстнями перед лицом, — Потому что Соколов будет центром, опорой для этих людей. Даже хуже, Чарли. Он станет СИМВОЛОМ. Это страшнее всего для нас. Поэтому я и говорю, что его нужно давить в зародыше. Он играет вдолгую! И у нас мало таких людей, как у него.
— Мои парни способны на многое! — вспылил Чарли.
— Но они — непрофессиональные воины, и их опыт — опыт налётов и диверсий, максимум! Десять человек Соколова перебили банду Норд-Сайд за один вечер. И я уверен, что он в этот момент сидел и пил виски так, как мы сейчас с тобою этот прекрасный кофе. Он пил виски со своими дружками Торрио и Ротштейном, пока зачищали Северный Чикаго. И ты там был, Чарли! Сидел с этим русским рядом. Ты сам всё знаешь. Они перебили ирландцев в Бронксе. Потом постреляли подпольщиков из Чикаго. А до этого уничтожили Виктора Горского, с которым мы могли договориться и подмять под себя Бронкс, оперевшись на его людей и не тратя много ресурсов. Соколов — это заноза. Очень большая заноза, которая перерастёт в гангрену.
— И что нам тогда делать? — протянул Лучано.
— Во-первых, надо не «потерять» нашего свидетеля. Пока не очнулся этот шериф Бронкса Джон Фэллон. Это создает дополнительные проблемы для Соколова. Он под подозрением полиции. Так пусть и дальше остаётся там. Во-вторых, надо сделать так, чтобы между этим русским и Ротштейном пробежала тень! Понимаешь, о чём я говорю, Чарли?
— Да, понимаю, — ушёл в свои мысли Лучано.
— Не переживай из-за этого. Ты думаешь, что Ротштейн тебя не кинет при необходимости? Пока ты выгоден и приносишь деньги — он тебе улыбается. Но если нужно будет выбирать: ты или важное большое дело… Я уверен, он сделает выбор не в твою пользу.
Лучано задумался. И вспомнил избитую на всех языках мира фразу, что судят по себе. Он прекрасно знал, что Массерия жаден и не считается ни с чем. Но Чарли уже влез в это дело по уши. И назад дороги не было. Он всегда стремился к собственному подпольному бизнесу. Арнольд Ротштейн ввёл его в высокие криминальные круги, подсказывал. Но и брал свой немаленький процент. Однако «Мозг» никогда не лез во внутренние дела. А Джо «Босс» будет вмешиваться. В этом Лучано был уверен.
Внезапно молодого итальянца охватила злоба. Он с удовольствием бы сейчас выпустил несколько пуль в ухмыляющееся лицо Массерии. Но злиться стоило только на себя. За то, что пришёл сюда две недели назад. Не посоветовавшись с Мейером, своим другом с юношества.
Лучано собрался с мыслями и подавил свои чувства:
— Почему просто не устранить Соколова. Прямо на улице. Бах! — Чарли сделал вид, что стреляет, — И дело в шляпе.
— Потому что в таком случае Бронкс останется без головы. Ротштейн сразу постарается его захватить, и его подручные Сооклова знают. И ведут с ним дела. Так что у Арнольда будет преимущество. А нас осудят остальные боссы, потому что не хотят нашего усиления в Нью-Йорке. Или ты думаешь, что сможешь всё оставить втайне? Рано или поздно, всё тайное становится явным, Чарли.
Джо оторвал от грозди виноградину и бросил её себе в рот:
— Но на всякий случай, Чарли, нам надо иметь этот вариант в запасе. Я сведу тебя с одним очень интересным молодым человеком. Он появился здесь недавно и уже делает успехи в доках, выполняя кое-какие поручения. Поистине у него нет тормозов, Чарли. Настоящий калабриец!
— И кто он?
— Мои люди познакомят вас. Его зовут Альберто Анастасио…
Поезд Нью-Йорк — Портленд. Тот же день.
Вопрос повис в воздухе. Глаза старого «аптекаря» неотрывно наблюдали за мной. Я выдержал взгляд и улыбнулся:
— Конкретнее, Соломон Михайлович. Вы же сами сказали, что «своё отбоялись» в этой жизни…
Старик усмехнулся:
— Мне кажется, между налётом на склад Чарли Лучано и вашим внезапным обогащением есть прямая связь. Когда я занял вам деньги, то это вряд ли бы привело к такому старту, даже если бы вы мгновенно купили алкоголь и продали сразу в Вирджинии. Хоть дважды! Да ещё и дополнительные траты, когда Виктора Громова ранили. Лучано не нашёл грабителей, потому что не понимал — где надо искать.
— И что вы будете делать, если узнаете всё как было?
— Ничего. Мне просто нужно понимать — как вести себя с нашими «партнёрами» в дальнейшем. Чтобы не сболтнуть лишнего.
— О, поверьте, я вас знаю чуть меньше полугода, но уверен, что вы взвешиваете каждое слово, — откинулся я на спинку дивана.
— И всё же?
— Хм… Это был я. Остальных, кто был со мной — это не касается. Ответственность за налёт на мне. И мы говорим об этом сейчас только один раз. Больше я не хочу ничего слышать о той ситуации. И надеюсь, больше не услышу ни от одного источника. В противном случае, сами понимаете, я задумаюсь и сделаю не очень хорошие выводы. Более того, давайте договоримся о следующем: то, что не касается темы нашего общего бизнеса или общих проблем — больше никогда не станет предметом разговора между нами. Договорились, Соломон Михайлович?
Аптекарь торопливо кивнул и потянулся за кофе.
— Вот и отлично, — резюмировал я, — Скоро мы прибудем в Портленд. Там наши головы должны быть заняты исключительно делом. Я полагаюсь на ваше чутьё и осторожность. И когда уеду, хочу, чтобы всё было «настроено» так же хорошо, как и в Чикаго.
— Я приложу все усилия, Алексей.
— Не сомневаюсь…
Через два часа поезд достиг вокзала Портленда. Старинное большое красивое здание из жёлтого кирпича венчалось красночерепичной крышей, над которой ввысь уходила башня с часами-курантами. Она была похожа на донжон средневековой крепости. Да и сам вокзал напоминал внешне центральные жилые дома замков позднего Северного Возрождения.
Собственно, это было одно из первых крупных зданий в городе. Сам Портленд давно называли город-порт. Гигантские терминалы, большие склады обусловили и то, что Портленд, фактически был одним из самых серьёзных железнодорожных узлов Штатов. Здесь даже в небольших городках появятся музеи железных дорог в будущем. А во второй половине — конце двадцатого века здесь появятся заводы-гиганты, производящие оружие, микросхемы и прочая-прочая.
Наша «делегация» прошла через тяжёлые резные двери и оказалась в просторном холле вокзала. Через пару секунд к нам двинулись двое мужчин в тёмных пальто и шляпах. У одного через всё лицо шёл шрам, словно от режущего удара ножом. Да и в целом оба были не похожи на сотрудников береговой охраны. Скорее, на местных мафиози.
— Мистер Соколов? — обратились они к Соломону.
Тот усмехнулся и указал на меня:
— Знакомьтесь, господа, мистер Алекс Соколов, — намеренно произнёс на американский манер моё имя аптекарь.
Оба мужчины слегка замешкались из-за своей промашки и удивлённо уставились на меня. Ну да. Слишком молод, по их мнению, для статуса теневого дельца, с которым напрямую будет говорить коррумпированный начальник береговой охраны.
— Прошу прощения, — сказал высокий брюнет, пока его напарник со шрамом внимательно изучал меня, — Меня зовут Тим Шелли, а это мой друг, Клеменсо Соррентино. Прошу за нами. Мы покажем дорогу в отель. Добро пожаловать в Портленд!
Мы вышли из здания вокзала. Матвей покрутил головой и нашёл два авто, стоя́щих отдельно на парковке. Около них дежурили молодые парни с картонной табличкой, отплясывая на льду и пытаясь таким образом согреться. На картонке было написано: «Аренда. Нью-Йорк. 20:00. Макс Вольф».
При аренде Матвей не стал указывать ни название компании, ни наши фамилии. Только время прибытия поезда из Нью-Йорка и подставное имя. Умно. Учится на ходу.
Погрузившись в авто и выдав паренькам чек, подписанный Виктором Громовым, которого не было в нашей делегации, мы двинулись за тёмно-зелёным «Мерседесом» гангстеров. Ещё одно отличие их от «береговиков». Те вряд ли могли бы себе позволить вот так раскатывать на дорогих авто.
23 января 1920 года. «Порт Портленд». 9.00.
Порт гудел как муравейник. Крики мастеровых на экстренной упаковке, и рабочих, заводящих с натугой большие тележки на платформы, которые кранами переносились на суда. Чайки, крутящиеся над рыболовецкими траулерами, пристающими на отдельные места в дальнем конце порта. Приёмщики, прячущие носы от морозного океанского бриза в поднятые воротники своих курток и пытающиеся не потерять накладные, пришпиленные к планшетам. Ветер сорвал с кого-то из грузчиков кепку, и она покатилась по бетонным плитам прямо под колёса нашего Форда, завернувшего за здание администрации порта.
Чуть проехав вглубь, мы остановились там же, где запарковался «Мерседес» Тима и Клеменсо. Поднялись по железной лестнице на второй этаж над складами и вошли в небольшой, но тёплый кабинет, заставленный шкафами с бумагами. Нам навстречу поднялись двое людей. Один в костюме, гладковыбритый, поджарый и высокий, с завитыми усами. Второй, чуть грузный, в коричневом дорогом пальто и шляпе. Смуглый, с чёрными пышными усами. Итальянец. Очевидно, посетитель.
— Что же, жаль… Я надеюсь, мы всё-таки придём к соглашению, мистер МакКой, — раздражённо обратился итальянец к начальнику береговой охраны и, не пожимая ему руку, поднял слегка шляпу.
Он прошёл мимо, мазнув по мне недобрым взглядом. И захлопнул за собою дверь, впустив сквозняк. Неприятный тип.
— Приветствую вас, джентльмены! — протянул руку хозяин кабинета, — Грейс МакКой.
Я пожал её, отметив обнажившиеся часы стоимостью с пол-автомобиля, которые совсем не вязались с интерьером кабинета, и представился:
— Алексей Соколов.
Соломон тоже представился, а я обвёл рукой шкафы с бумагами:
— Уютно здесь. Предпочитаете работать «на месте»?
МакКой усмехнулся и ответил:
— Вроде того. Мне нравится всё контролировать самому и видеть всё своими глазами.