Сделал я опыт рассказал им сколько можно простее о христианском законе, а как увидел величайшее их в том любопытство, то и захотел я воспользоваться сим случаем. И потому начал я любопытствующим в часы свободные преподавать точное понятие о нашем законе и до истинного доводить пути, чем и зажег их сердца; словом до выезду еще моего сделал я христианами из них сорок человек…
Вдали от родины
Наверное, многие первые русские колонисты тихоокеанских северных земель Америки понимали, что возможность вернуться на родину у них невелика. По приблизительным подсчетам, с конца XVIII и до середины XIX века лишь половина выходцев из Сибири и европейской России смогли возвратиться домой из Нового Света.
Они гибли в океанских штормах, в войнах с аборигенами, умирали от болезней и голода. Смертельная опасность, долгое пребывание на чужбине, как правило, укрепляют веру. Не случайно, что русские корабли, открывавшие в Тихом океане новые земли в XVIII столетии, носили христианские наименования: «Св. Петр», «Св. Павел», «Св. Иоанн», «Св. Евдоким», «Св. Николай», «Св. Борис и Глеб», «Св. Иеремия», «Св. Владимир», «Св. Иоанн Предтеча», «Св. Захарий и Елизавета», «Св. Живоначальная Троица», «Св. Андрей и Наталья» и т. д.
На всех русских кораблях той поры обязательно были иконы, церковные книги, а иногда и походные церкви. Так что мореходы могли совершать богослужение без священника.
Духовная миссия
Православная церковь откликнулась на необходимость осваивать новые земли в Северной Америке.
В мае 1793 года вышел указ императрицы Екатерины II с разрешением создать православную церковь на Аляске.
Организацией духовной миссии в Новый Свет занялся митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Гавриил. Для проповеди слова Божия народам Америки были выбраны иеромонах Иоасаф и монахи Герман и Яков.
Правда, вскоре Якова исключили из состава миссии. Но ее пополнили другими монахами из Валаамской и Коневской обителей.
Когда они прибыли в Санкт-Петербург, митрополит Гавриил отметил: «…на них ничего не увидел, кроме кафтанов из мужицкого сукна и ряс монашеских, но дальность пути требует, чтоб они имели по крайней мере шубы и постели и получше и закупили сколько-нибудь мелочей…»
Миссионеры дали обязательство проповедовать в Новом Свете лишь по Евангелию и Апостольским деяниям. От митрополита Гавриила они получили инструкцию. В ней требовалось, чтобы при обращении в православие не допускать никакого насилия, а иноверцев привлекать личным примером, «…быть тебе завсегда трезвенну, целомудру, благовейну, чинно кротку, любовно снисходительну…» — предписывалось православным миссионерам.
Митрополит Гавриил повелел выдать им Богослужебные книги, молитвенники, творения Святых отцов, церковную утварь.
В январе 1794 года миссия отправилась к берегам Тихого океана. Участниками ее стали: архимандрит Иоасаф; иеромонах Афанасий (в миру Антоний Михайлов, сын крепостного); Ювеналий (в миру Яков Федорович Говорухин, бывший офицер артиллерии); иеродиакон Нектарий (в миру Федор Панов, сын купеческий); монах Макарий (в миру Матвей Александров, сын крестьянский); монах Герман (мирское имя этого подвижника не установлено, известно, что он сын серпуховского купца).
При миссии также состояло несколько послушников.
«Собственным примером»
В сентябре 1794 года подвижники прибыли на Кадьяк. С этого острова началась их деятельность в Новом Свете. Миссионеры не только просвещали, обращали в православную веру туземцев, исповедовали соотечественников-единоверцев. Они, как и другие русские колонисты, занимались хозяйственной работой.
Архимандрит Иоасаф призывал их собственным примером показывать землякам, как надо трудиться и «на строительстве и при добыче пропитания».
В 1795 году он писал игумену Назарию Валаамскому о своих соратниках по духовной миссии: «…Отец Макарий сверх моего чаяния по здешнему месту весьма способен… он половину острова объехал, крестил и венчал… Афанасий тут учится службе, а больше за огородами ходит, да землю роет. Отец Нектарий также добрый иеродиакон. Ювеналий довольно рачителен, а брат его произведенный в Иркутске в иеродиаконы, отец Стефан, хотя и молодой человек, но такой добрый, простонравный, услужливый и умный…»
Афанасий, Герман, Стефан, Ювеналий и послушники занимались строительными работами не только в русских селениях, но и помогали возводить жилища туземцам. Вместе с другими соотечественниками они ловили рыбу, плотничали, возделывали огороды, пекли хлеб.
Когда в ноябре 1794 года на острове Кадьяк была заложена церковь, все православные миссионеры во главе с архимандритом Иоасафом принимали участие в ее строительстве.
Утраты среди подвижников
В конце того же года священнослужители стали разъезжаться по различным уголкам Русской Америки. Макария архимандрит Иоасаф направил на Лисьи острова. Ювеналий отбыл на материк и обосновался в заливе Якутат в новом русском селении.
Готовились к переезду в другие места Русской Америки для исполнения духовной миссии Стефан, Афанасий, Нектарий, Герман.
По-разному сложились судьбы этих русских подвижников. Есть сведения, что Ювеналий за свою недолгую службу в Новом Свете побывал в разных уголках Аляски, прошел от верховья реки Кускоквим до ее устья. В 1796 году Ювеналий был убит.
Спустя три года, во время крушения судна «Феникс», погибли епископ Иоасаф и сопровождавшие его церковнослужители, в том числе Стефан и Макарий.
По прошествии многих лет главный правитель Русской Америки 1845–1850 годов Михаил Тебеньков сказал о первых православных миссионерах в Новом Свете: «Они совершали свой духовный подвиг за веру и отечество, не помышляя о себе, о земных благах».
Суровый край испытывал не только мореходов, промысловиков, военных, но и священнослужителей.
«Нижайший слуга здешних народов и нянька»
Православный святой Герман Аляскинский навсегда остался на острове, вдали от родины. Скромность не позволила ему принять священство и сан архимандрита.
«Простым монахом — шел по жизни, творил добро и завершил свой земной путь», — говорили о нем прихожане с острова Кадьяк.
В шестнадцать лет Герман принял послушание в Троице-Сергиевой пустыни под Санкт-Петербургом. Затем был остров Валаам, уединение в лесной глуши. Он с радостью принял предложение отправиться в далекие неизвестные земли и стойко переносил тяготы и лишения жизни на островах Тихого океана.
Русским колонистам и туземцам Герман не раз заявлял: «Я нижайший слуга здешних народов и нянька».
По свидетельству современников, он пользовался заслуженной любовью и уважением в Русской Америке. Через несколько лет пребывания в Новом Свете Герман поселился в уединении на небольшом острове Еловом. К нему нередко приезжали за помощью жители разных островов Алеутской гряды, с Аляски, экипажи русских судов. Он наставлял, просвещал, исцелял Божьим словом и приготовленными своими руками снадобьями.
Многие жители Русской Америки были убеждены, что старец Герман творил чудеса. Память этого подвижника особенно почитается на Аляске и на Алеутских островах.
Герман скончался в декабре 1836 года (по другим документам — 1837 г.). Он был причислен православной церковью к лику святых. С конца прошлого века на месте его скита находится небольшая часовня. Сюда, на остров Еловый, приезжают люди из разных уголков Соединенных Штатов и из-за границы. Паломники берут воду из ручья вблизи от часовни. Многих эта вода исцелила от разных болезней.
Неподалеку от скита создан маленький монастырь «Новый Валаам». Мощи Германа были перенесены в храм Святого Воскресения в городе Кадьяк.
Апостол Аляски
В начале XIX века священник Иоанн (Вениаминов) много лет провел на островах Северной Америки. Он стал в Новом Свете историком, натуралистом, этнографом, школьным учителем и метеорологом. В народе его прозвали «апостолом Аляски». Вениаминов по праву считается одним из самых выдающихся православных миссионеров и проповедников в Русской Америке.
В 1840 году в Санкт-Петербурге вышла его книга «Записки об островах Уналашкинского отдела». Уналашка, или Уналяска, является вторым по размерам островом на востоке Алеутской гряды.
На этой земле Вениаминов, осуществляя миссионерскую православную деятельность, проводил научные исследования, вел записи, в которых отражались природные явления, быт и традиции американских народов. Его книга стала не только подспорьем для ученых, но и увлекала многих русских писателей. «Записки об островах Уналашкинского отдела» читали Николай Гоголь, Лев Толстой, Александр Герцен, Николай Некрасов, Федор Тютчев.
Большое внимание в своей книге Вениаминов уделил верованиям туземцев северных тихоокеанских земель Америки. Об атхинских алеутах, обитающих на Андреяновских и Крысьих островах, он писал: «Атхинцы, как и их собратья Уналашкинцы, имели шаманскую веру, т. е. признавая Творца вселенной, веровали в духов — правителей мира…
Призывать же духов и показывать, которого из них более почитать и призывать в помощь и прочее, — было делом шаманов».
Маски, идолы, обряды
Коренные жители Алеутских островов и Аляски считали, что духи обитают в животных и в неодушевленных предметах и в природных явлениях (шторм, снегопад, ветер, землетрясение, извержение вулкана и т. д.).
Для общения с духами шаманы изготавливали маски (личины), которые олицетворяли могущественных таинственных существ. Эти маски туземцы старались не показывать русским. Но любознательные исследователи все же находили ритуальные предметы жителей островной Америки и Аляски. Немало этих предметов впоследствии попали в музеи России, США и других стран.
Как отмечал Вениаминов: «Хотя у некоторых Атхинцев были в скрытых местах и болваны (идолы), в человеческом виде во весь рост… которым приносили они жертвы…но явного или общего идолопоклонства у них не было, и оно считалось даже гибельным для самих поклонников. Это доказывают тем, что хотя сделанный кем-либо идол будто бы мог действовать, говорить и помогать своему производителю; но когда выполнял он все желания и просьбы его, то губил как самого производителя своего, так и весь род его и истреблял многих неосторожных, дерзавших приблизиться к месту, где он был поставлен; и потому строго воспрещалось делать таких болванов; но, разумеется, всегда находились в них делатели особенно из шаманов, и которые были даже и тогда, когда все Атхинцы были уже окрещены; и особенно это было между жителями острова Атту; и только с прибытием к ним Священника, т. е. с 1827 года, прекратилось такое тайное идолопоклонство и идолоделание.
Атхинцы также верили, что души умерших людей по разлучении от тела не умирают, но живут и возносятся повсюду, не имея постоянного места».
Иннокентий Вениаминов иногда встречался с шаманами. У представителей разных верований и народов не было антагонизма. Стремление познать другую культуру и религию заставляли подолгу и обстоятельно беседовать православного священника и язычников.
«Шаманы у Атхинцов были мущины и редко женщины, — писал Вениаминов. — Шаманы, по верованию Атхинцов, имея сношения с духами и силу призывать их, в случае надобности, предсказывали будущее, не покорных им угрожали различными наказаниями, помогали больным и промышленникам и проч.; почему более досужие из них были в большом уважении.
Для излечения болезни и дарования счастья в промыслах, шаманы, по большой части, употребляли корень травы петрушки и пережженное бересто, которые были принимаемы от шаманов как великий дар.
Если предсказания шаманов или их помощь оправдывались на деле, то они требовали от своих клиентов жертвы духам, более им уважаемым; но сами довольствовались тем, что им дадут. Обыкновенным занятием шаманов было: делать маски и личины, а иногда тайком и болваны, составлять и учреждать игрища, сочинять песни и проч. Для всех таковых занятий они имели особенное место…».
«Негодный шаман»
Не только Вениаминов, но и другие русские исследователи в начале XIX века слышали в Новом Свете предание об алеуте, отомстившем своему племени за изгнание.
Рассказывали туземцы, что один старый шаман с годами утратил знания и мастерство. Его попытки лечить людей и предсказывать будущее заканчивались провалом. Больные после его лечения тут же умирали, а пророчества не сбывались.
Некоторое время соплеменники терпели «негодного» целителя и предсказателя, а затем решили от него избавиться. Усадили старика в лодку и отвезли на пустынный берег острова Адак. Там и оставили доживать свой век. Но изгнанник не собирался безропотно подчиняться судьбе. Решил он обратиться за помощью к самым злым духам, чтобы наказать неблагодарных соплеменников. Наверное, на недобрые дела у старика еще хватало сил.
Прошло какое-то время, и стали замечать алеуты, что для всех, кто проплывал мимо бухты шамана, охота и рыбная ловля оказывались неудачными. Возвращались они в селение с пустыми руками. А если снова их путь проходил вблизи берега изгнанника, озлобленный старик заходил по колено в море и совершал еще не виданный алеутами танец-проклятие.
Он брызгал в сторону охотников водой и кричал:
— Сколько поднял я брызг, столько бед вас ожидает дома!.. И столько мучений будут терзать вас до конца жизни!..
Действительно, после этих угроз и проклятий в родном селении им объявляли о смерти или болезнях близких, пожарах, нападениях враждебных племен.
Наконец решили алеуты убить «негодного шамана». Явились к нему охотники, связали и объявили, что утопят его в море. Старик не стал умолять о пощаде, лишь смиренно попросил отложить казнь до утра, дать ему ночь провести в раздумье на берегу, послушать напоследок песни морских духов.
Алеуты согласились и не тревожили шамана до рассвета. Перед тем как совершить расправу, они все же поинтересовались, о чем думал старик в последние часы.
Шаман в ответ лишь злобно рассмеялся и крикнул: «Скоро каждый из вас сам узнает, о чем думает человек в свой последний час!..»
Угрозы не помогли: старика утопили. Но слова его запали в душу всем, кто их слышал.
Болван из ветра и дерева
Вскоре один за одним стали исчезать участники расправы. Уходили они в море при безветренной погоде — и в мгновение ока внезапно проваливались вместе с лодкой в пучину. Будто чья-то невидимая могучая рука хватала охотника и тянула на дно. Все происходило так быстро, что несчастный не успевал даже окликнуть своих товарищей, плывущих на других лодках.
Обеспокоенные соплеменники обратились за помощью к новому шаману. После ночной ритуальной пляски на берегу моря тот объявил:
— Казненный старик успел перед смертью создать с помощью злых духов из ветра и дерева истукана. И насылает тот болван гибель проплывающим мимо его бухты…
Стали охотники допытываться, как отыскать опасное чудище. Но шаман ответил, что не может точно указать место в бухте, где скрывается истукан, сотворенный из ветра и дерева.
В записанном Вениаминовым предании говорится, что нашелся среди алеутов смельчак, готовый пожертвовать собой: «Решившись на такой подвиг, он поехал в подозреваемую бухту, взял с собой и жену свою, которую положил внутрь байдарки…
Приехав туда, он высадил жену в особенное скрытное место и велел ей наблюдать за ним, а сам, отъехав далее, остановился. Жена видит, что кто-то вышел из пещеры, подошел к ее мужу, убил его и унес в пещеру. Она возвратилась домой и рассказала все; …тотчас отправились туда Алеуты, нашли болвана, убили его и истребили; и после того бухта эта сделалась безопасною».
Видимо, предания о волшебных божках, изготовленных шаманами, были широко распространены среди алеутов, эскимосов, индейцев. В книге Вениаминов упоминает, что слышал от туземцев, будто около 1814 года на острове Канага (неподалеку от Атка) существовал живой болван. А в 1827 году, по сообщениям алеутов, на острове Адахе (Адак) также объявился оживший истукан, чуть выше человеческого роста. Оба изваяния, после того как они принесли немало бед людям, были изрублены и сожжены островитянами.
Конечно, в оживших болванов Иннокентий Вениаминов не верил, а лишь дословно приводил услышанное от туземцев.
Отношение алеутов к русским
У жителей Аляски и Алеутских островов существовало предание, что на далеком острове, куда уходит солнце, живут бледные духи, которые иногда превращаются в людей. Их сила таится в огне и железе.
Вениаминов писал: «Атхинцы, так и их соседи Уналашкинцы и другие Американцы, пока не видели Европейцов, думали, что в целом мире только они одни живут, и нет нигде людей кроме их; и потому первое прибытие Русских к Атхинцам было для них явлением необыкновенным: все произведения и действия Русских… они считали сверхъестественными; и оттого в первое время они Русских называли духами или дьяволами… мнение это отчасти поддерживали и сами Русские своими жестокими и насильственными поступками с Алеутами.
Все вещи Русских, которые им нередко случалось находить на берегах с разбитых судов, они считали не иначе как нечистыми, заколдованными, дьявольскими; и когда находили их, то тотчас или бросали в море, или сожигали».
В XVIII и в начале XIX века немало коренных жителей Аляски и Алеутских островов верили, что металлические изделия русских: ножи, топоры, сабли, наконечники гарпунов и копий и т. д. — хранят в себе недобрую силу. Некоторые вожди и шаманы запрещали своим соплеменникам даже прикасаться к изделиям белых чужеземцев.
Но разве можно устоять перед соблазном заполучить оружие, превосходящее каменное, костяное, деревянное? И многие туземцы, вначале тайком, а потом в открытую, приобретали, выменивали, захватывали у бледнолицых пришельцев металлические изделия и огнестрельное оружие.
Лишь когда наладились постоянные деловые отношения с русскими, туземцы перестали считать предметы из железа и меди проклятыми, а прибывших из-за океана людей — злобными и могущественными духами.
О принятии новой веры
Особое внимание уделил Вениаминов переходу жителей Алеутских островов и Аляски от язычества в христианство.
«Вообще все Колоши… нисколько не препятствуют своим собратьям креститься, — писал Вениаминов. — …Главный тоэн (вождь) в Стахине сказал мне торжественно, что он никому не запрещает креститься».
Иннокентий Вениаминов приводил в книге немало примеров из своей просветительской практики в Новом Свете: «Колоши смотрят на Религию или на отправление наших Религиозных обрядов с уважением. Так, например, в бытность мою в Стахине, в первый раз от учреждения там нашего Редута, мне нужно было отправить Литургию, о чем я заблаговременно известил Колош, живущих подле Редута. И, так как там нет часовни, то место для священнодействия избрано было вне крепости… не только взрослые, но даже и дети отнюдь не шумели и не делали ничего неблагопристойного во все время службы, которая продолжалась более часа».
Вениаминов опасался, что во время службы некоторые туземцы возмутятся, когда увидят, как их крещеные соплеменники причащаются вместе с русскими. Но обошлось без проблем.
Он отмечал, что колоши охотно слушают его рассказы о христианской религии. Но при этом Вениаминов сообщал и о трудностях в период отхода от язычества народов Северной Америки: «…при совершенном и всеобщем убеждении Колош в необходимости просвещения Религиею Христианскою, они не скоро согласятся принять ее… поскольку думают, что с принятием Христианства они сделаются под таким же влиянием и властию Русских, как и Алеуты, которых они считают не иначе как калгами (рабами) или невольными служителями Русских…».
Вениаминов понимал, что для просвещения местных жителей необходимы книги на их языке: «…прежде надобно образовать или найти учителя, знающего Колошский язык, после того составить грамоту их языка, перевести на их язык что-нибудь из священных Книг и потом вызывать желающих учиться».
С любовью «к своему назначению и призванию»
Впоследствии Вениаминов сам составил первую грамматику алеутского языка и перевел на него Священное Писание. В этом ему помогали первый священник Аткинского отдела Яков Нецветов и тоен (тоэн — вождь) острова Тигалда Паньков.
Вениаминов отмечал, что алеуты быстро освоили с помощью русских новые для них профессии: кузнеца, столяра, строителя, сапожника, слесаря, плотника и даже иконописца. Нескольких туземцев он лично учил ремонтировать часовые механизмы. А на Уналашке под его руководством островитяне возвели первую церковь.
Конечно, всего этого невозможно было бы добиться, не будь у туземцев интереса к русской культуре и к православной вере. В своих проповедях Вениаминов не раз упоминал: «Только тот, кто избыточествует верою и любовью, может иметь уста и премудрость, ей же не возмогут противиться сердца слушающих».
В 1840 году он стал первым епископом Камчатским, Курильским и Алеутским с именем Иннокентий, а в 1868-м — митрополитом Московским. Но и при своем высоком положении продолжал содействовать просвещению и распространению христианства среди жителей Северной Америки.
Известный путешественник, географ и климатолог Александр Иванович Воейков писал: «Заслуга о. Вениаминова состояла в том, что до 1829 года… русские не имели даже понятия об алеутском языке. С появлением же о. Вениаминова в Америке в качестве миссионера русская литература получила алеутский букварь с полным переводом важнейших молитв.
…о. Вениаминов стоял неизмеримо выше всех прочих миссионеров, подвизавшихся в Сибири, распространяя семена веры и цивилизации именно знанием природного, туземного языка просвещаемых дикарей, глубоким ознакомлением с их бытом, обычаями, нравами и преданиями, одним словом, той беспредельной любовью и ревностью к своему назначению и призванию, которые составляют душу миссионерства».
Память на географической карте
Действительный статский советник С. А. Костливцев был направлен в 1861 году в качестве ревизора в Русскую Америку. О трудностях православных миссионеров в Новом Свете он писал: «Миссионеры вынуждены бывают делать большие переходы пешком по горам, тундрам и лесам… терпят часто голод и холод, долгое время проводят под дождем, без всякого приюта и прикрываются лишь полотняными палатками. Устранить все эти неудобства, по безлюдности страны и суровости климата невозможно».
И в самом деле, почти все первые православные проповедники в Новом Свете, как и многие другие русские, — матросы, казаки, офицеры, промышленники, — терпели голод и нужду, страдали от болезней и погибали вдали от родины. Они становились этнографами, натуралистами, бытописателями, учителями, строителями в тех американских землях, где проповедовали. Уважение среди коренного населения они снискали и за то, что нередко защищали туземцев от чрезмерной эксплуатации чиновников и промышленников.
Историк и литератор Самуил Варшавский много лет посвятил исследованию географических названий северо-западной Америки. В книге «Увековеченная слава России» (Топонимические следы Русской Америки на карте Аляски) он писал, что «наряду с именами наших прославленных путешественников, ученых, государственных деятелей на карту Аляски нанесены имена двух служителей церкви в Русской Америке — иеромонаха Германа и священника И. Вениаминова (память о последнем отмечена английскими топонимами). Американский геолог Фицджеральд в 1933 году назвал гору на острове Спрус (Еловом), у которой Герман провел последние годы жизни, горой Германа…».
На этом острове есть «…лагуна, известная местным жителям как Monk's Lagoon (Монашеская), от которой тропа ведет в еловый лес к маленькой часовне, где покоился прах Германа».
В 1938 году Береговая служба США назвала именем Вениаминова мыс на северо-востоке острова Уналашка.
По заслугам и в XXI веке на Аляске и на Алеутских островах не только верующие помнят и почитают таких просветителей-миссионеров, как Иннокентий Вениаминов и монах Герман, ставший первым православным святым в Западном полушарии.