И тут его чиновники в погонах едва не заперли навсегда в Финском заливе. Здесь-то ледокол проявил себя вполне эффективным. Чего такому молодцу делать на безлюдных просторах Арктики, если все затертые льдами по осени каботажники и рыбаки – здесь? Может, ну его, новый английский ремонт, лучше заниматься не менее благородным делом на месте?
Тем не менее ремонт был оформлен как очередные гарантийные работы, и «Ермак» вернулся на верфь в Ньюкасл. Здесь ему удалили бесполезную носовую машину, значительно усилили бракетный набор носовой части, укрепили обшивку и слегка расширили обводы по носу, придав корпусу ложкообразную форму. А Макаров тем временем вел затяжную резкую переписку с Адмиралтейством, убеждая, что на Балтике нужно строить свои ледоколы, а не оттягивать с Севера тех, что для Севера рождены…
Адмирал победил в этой бумажной войне: летом 1901 года «Ермаку» разрешили продолжить экспедиционную деятельность в Арктике. 21 июня ледокол ушел из норвежского порта Тромсе к Шпицбергену и уже через четыре дня встретил плотнейшие льды толщиной до полутора метров. С торосами… Отступать? Ведь, по опыту, с такими льдами до сих пор у него ничего не получалось. Однако на этот раз «Ермак», хотя и не без труда, смог проделать в относительно ровном участке поля узенький фарватер – и потом провел во льдах больше месяца, развернув полноценную программу гидрологических исследований.
Но Северный полюс все еще оставался недостижим для «Ермака». Первому из российских линейных ледоколов элементарно не хватало мощности механизмов и водоизмещения, чтобы разбить плиты, которые никогда не таяли…
По возвращении из экспедиции Макаров занялся эскизным проектом нового ледокола – еще крупнее, еще мощнее. Но… произволом Адмиралтейства был отстранен от руководства проектом по исследованию северных вод. Штабные чины все-таки связали «Ермака» должностью спасателя в Финском заливе. А потом началась война с японцами, Степан Осипович уехал на Дальний Восток, оставив Главному морскому штабу эскизный план проводки боевых кораблей Северным морским путем за ледоколами. Вскоре адмирал погиб, и план оказался никому не нужен.
Когда в Либаве формировалась Вторая Тихоокеанская эскадра для деблокады Порт-Артура, кают-компания «Ермака» подала прошение о зачислении ледокола в ее состав. Дело в том, что разблокировав осажденную врагами крепость, корабли должны были оставить для защиты Порт-Артура броненосцы береговой обороны и канонерские лодки. А основной состав объединившегося Тихоокеанского флота – эскадренные броненосцы, крейсера и миноносцы – планировалось использовать для завоевания господства на море с опорой на Владивосток. Но Владивосток – порт замерзающий, а ледокол там пока один, да и тот, считайте, рейдовый… То есть, если откровенно говорить, – попросту мелкий. Имя – «Надежный», год спуска – 1897-й, авторы проекта – морские инженеры В. А. Афанасьев и В. И. Рунеберг при участии капитана 1-го ранга К. П. Иессена. Мощность механизмов – всего около 3 тысяч лошадиных сил – у «Ермака» столько на один вал приходится! Одновинтовой к тому же… «Надежный» рассчитывался на борьбу с ровными льдами не более 30 дюймов толщины (это 75 сантиметров) и оперировал в основном в пределах Золотого Рога и ближних заливов. Пока во Владивостоке базируется только четыре крейсера – он справляется, хотя и выводит каждого на рейд часа по полтора… А если в город перебазируется из Порт-Артура вся линейная эскадра, а война, не приведи Господь, затянется до новой зимы? «Зашьется», как пить дать! Надо ему помочь…
Мнение офицеров «Ермака» совпало с позицией командующего эскадрой – вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского. «Ермака» зачислили в эскадру – в качестве штатного спасателя. И он даже выступил с ней в поход.
Рожественский, желая, чтобы от ледокола в пути было больше пользы, попытался научить его тралить мины. Но, работая в паре с буксиром-спасателем «Роландом» (он же «Русь»), «Ермак» только тралы рвал.
Однажды новый командир ледокола капитан 2-го ранга Р. К. Фельман ранним утром отправился на вельботе на доклад к адмиралу, флагман эскадры броненосец «Князь Суворов» в рассветной дымке его не распознал, принял за диверсанта и обстрелял из мелкого калибра. Хорошо, что хоть не попал! Но добрым отношениям между Фельманом и Рожественским подобные ситуации, сами понимаете, не способствовали… Зиновий Петрович был даже убежден, что «этот зловредный “Ермак” намеренно меня третирует, выполняя приказы таким образом, чтобы поднять на смех, или же не выполняет их вовсе»…
В годовом отчете о работе ледокола его командир Р. К. Фельман, в свою очередь, писал:
«В Либаву прибыла 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского. В пути у “Ермака” сильно грелись средний и левый валы в дейдвудной части, а при входе в аванпорт левая машина совсем стала. Имея приказание состоять в распоряжении адмирала Рожественского, явился к адмиралу и доложил о случае с дейдвудными валами. Адмирал на это не обратил никакого внимания, а приказал немедленно готовиться к походу.
“Ермак” готовился день и ночь, выгружая привезенный груз и принимая уголь. Так продолжалось до вечера 1 октября. Получались разнообразные приказания, противоречащие одно другому. То было приказано сдавать груз, то опять оставлять его, то выходить из бассейна, то оставаться в нем и переменить только место.
1 октября. В 6-м часу вечера “Ермак” снялся из бассейна на наружный Либавский рейд, где стояла уже большая часть эскадры.
2 октября. С рассветом командир снялся, чтобы стать по диспозиции, но в это время суда эскадры уже начали сниматься и выстраиваться в походную колонну, в которой “Ермак” занял назначенное ему место в кильватер крейсеру “Аврора”. Так шли до входа в Бельты, где эскадра утром 4 октября стала на якорь для пополнения запаса топлива. Задул очень свежий ветер, мешавший погрузке. На переходе до Факьеберга левый и кормовой дейдвудные валы, в особенности первый, сильно нагревались. У Факьеберга было получено приказание адмирала “Ермаку” и буксирному пароходу “Роланд” во время прохода Бельтами идти впереди эскадры и тралить фарватер. Для этого были присланы стальные перлиня, несколько десятков людей и несколько офицеров эскадры.
5 октября вечером подошли к месту, откуда должно было начаться траление, и изготовили трал. Трал был слаб и неправильно устроен, но офицеры эскадры, заведовавшие этой работой, нашли его удовлетворительным.
На рассвете 6-го началось траление. Но только что “Ермак” тронулся, как случилось то, что предсказывал командир ледокола – трал лопнул. По указаниям офицера эскадры бросили трал на попечение буксира “Роланд”. “Ермак” вместе с судами эскадры по указаниям лоцмана пошел к мысу Скаген, куда прибыли 7 октября.
7 октября. В ночь, чтобы разойтись с парусным судном, пришлось застопорить машины, а когда хотели вновь дать ход, кормовая машина окончательно отказалась. В 3 часа дня был поднят сигнал флагами на судах эскадры, который вследствие штиля на ледоколе не могли разобрать. В то же время с флагманского корабля раздавались выстрелы, и снаряды ложились довольно близко от ледокола.
Командир ледокола в это время ехал к адмиралу, чтобы доложить о состоянии машин и о результате траления. Когда шлюпка приближалась к флагманскому кораблю, несколько снарядов просвистели над самым вельботом. Оказалось, что адмирал Рожественский, предполагая со стороны ледокола “Ермак” преднамеренное неисполнение приказания, приказал стрелять по вельботу. Командир ледокола, явившись к адмиралу, хотел доложить о состоянии машин, но адмирал не дал сказать и слова и сделал строжайший выговор за преднамеренное неисполнение приказаний и неумение управляться. Затем он приказал принять почту и вернуться в Россию вместе с миноносцем “Прозорливый”, получившим повреждения. Получили около 2000 писем, между ними много денежных. Много денег было просто брошено в вельбот, и во всем надо было расписываться, не считая и не проверяя суммы и числа полученных пакетов.
К вечеру 7-го эскадра снялась и ушла в Немецкое море. 8 октября приняли весь оставшийся на двух транспортах уголь, не принятый эскадрой, а затем снялись вместе с миноносцем “Прозорливый”».
13 октября Фельман в частном письме писал из Копенгагена:
«Плавание было весьма тяжелым, так как положение с машинами было совершенно не выяснено. Приказания передавались большей частью словесно, и сделанные распоряжения часто отменялись. В тяжелое положение ставила ледокол (в особенности ночью) невозможность понимать эскадренные сигналы. Частые дурные погоды, поспешность самого ухода и дальнейшего следования до Скагена измучили команду, которая, несмотря на тяжелые условия, работала с большим рвением, желая поддержать добрую славу ледокола “Ермак”. Не будь случая с машинами, исполнение поручения вышло бы блестяще, при данных же обстоятельствах ледокол в награду за двухнедельные труды заслужил лишь строгий выговор от адмирала Рожественского».
Судьба хранила «Ермака» от огненного жерла Цусимы. Под предлогом необходимого ремонта левой машины ледокол был отпущен в Кронштадт. Пока все наладили, Вторая Тихоокеанская ушла уже достаточно далеко, догонять ее «Ермаку» не разрешили. Попытка отправиться на войну вместе с кораблями 3-й Тихоокеанской эскадры контр-адмирала Небогатова тоже не удалась: на этот раз Адмиралтейство не удовлетворило «добровольный лист». Проводив небогатовцев, среди которых, кстати, был и некогда спасенный с мели «Апраксин», «Ермак» отправился на проводку транспортного конвоя к устью Енисея, обеспечив стратегические грузоперевозки Сибирской железной дороги.
Экспедиция Министерства путей сообщения, которую возглавлял подполковник И. С. Сергеев, должна была привести на Енисей приобретенные в Германии пароходы «Енисейск», «Минусинск», «Красноярск», «Туруханск», «Лена», «Ангара» и девять номерных металлических лихтеров. В сопровождение пароходам были выделены гидрографическое судно «Пахтусов», транспорты «Свеаборг», «Габсель» и английский пароход «Родам», причем и русские пароходы, и англичанин имели на борту груз для строительства и ремонта железной дороги. Вести через северные льды всю эту разношерстную и беспокойную флотилию должен был «Ермак». А кому еще этим заниматься?