В этом походе ему не повезло – он сам 17 августа сел на мель в окрестностях острова Вайгач. Погода в этот день штормовой не была – влажное короткое северное лето подходило к концу, первым в бухте Варнека снялся с якоря гидрограф «Пахтусов» и медленно пополз по направлению к створу Югорского Шара, промеряя глубину фарватера. За ним друг за дружкой начали выходить транспортные пароходы, выстраиваясь в длинную кильватерную колонну – 21 вымпел числом, с дистанцией между мателотами – соседями по строю – примерно полтора кабельтова. «Ермак» занял свое место в колонне позади «Пахтусова» и впереди толпы пароходов.
После того как голова кильватера поравнялась с мысом Дьяконова, впереди открылась панорама Югорского Шара. И пролив оказался напрочь забит тяжелым льдом, мерно колышущимся в такт дыханию студеного моря. На глазах впередсмотрящих ледяные груды наползали друг на дружку, сбивались в торосы, с пушечным грохотом трескались, осыпаясь в тяжелую черную волну. Шуршали вдоль бортов плывущие навстречу кораблям острые граненые обломки…
Пропустить ледокол вперед и попытаться пробиться? Опасно… К тому же синоптики флотилии определили, что к вечеру ветер и волнение будут усиливаться. Может, к утру лед вообще унесет и будет можно пробраться в Югорский Шар без лишнего риска. «Пахтусов» немедленно повернул на обратный курс, подняв сигнал: «Предлагаю возвратиться в гавань».
Предложение было принято, и вся флотилия начала разворачиваться на обратный курс. Но толпа разнотипных пароходов – это вам не военная эскадра, транспортюги строю не обучены. Некоторые повернули последовательно, как проще всего это сделать в кильватере, другие – словно по команде «все вдруг» – одновременно, и строй смешался. «Ермак» все еще шел за «Пахтусовым», когда между ними вклинился какой-то посторонний пароходик. Чтобы не столкнуться с этим оболтусом, «Ермак» отвернул и оказался вне промеренного гидрографом фарватера.
Там-то и оказалась не нанесенная на карту мель – как впоследствии выяснилось, довольно обширная, около 200 саженей в диаметре, да к тому же – каменная.
Хуже всего было то, что ледокол завис на мели очень плотно, а погода действительно начала свежеть. Задул норд-ост. Стало быть, с направлением ветра синоптик ошибся – льды из Югорского Шара понесло не в море, а прямо сюда, к месту аварии…
Три немецких буксира, бывшие с флотилией, оставили на якорях свои лихтеры и подошли к «Ермаку», чтобы его разгрузить. Потом впряглись в концы и дернули ледокол за корму… Несмотря на то что «Ермак» сидел на камнях только носом и винты его были на свободной воде, мощности сдернуть корабль буксирам не хватило. Даже троим сразу.
Когда лед из Югорского Шара доплыл до стоянки «Ермака», буксиры бросили концы и сбежали. Это не трусость, читатель! Это, пожалуй, вполне законный в сложившихся условиях инстинкт самосохранения. Удар многотонного куска замерзшей воды ледокол сдержать, наверное, сможет. А впятеро уступающий ледоколу по водоизмещению буксир – вряд ли. К утру оказалось, что напором льда «Ермака» развернуло на мели на 180°, так что можно представить себе силу, с которой море этот лед несло!
18 августа начальник экспедиции полковник Сергеев по суше разведал ледовую обстановку по ту сторону Вайгача, в Карском море. И убедился, что прогноз погоды был все-таки отчасти правильным: льды рассеяло. Можно было бы идти дальше, если бы не ледокол на мели.
Тем временем при попытке помочь «Ермаку» в разгрузке получил повреждения носовой обшивки на уровне первой балластной цистерны гидрограф «Пахтусов». Когда он подошел к ледоколу, чтобы принять от него уголь в мешках, волной приподняло здоровенную льдину – и так треснуло ею в борт, что по стали пошли разрывы. Теперь другие пароходы, убоявшись льда, не желали приближаться к застрявшему сотоварищу, но разгружаться-то все равно надо, и чем быстрее, тем лучше. Пришлось часть запасов попросту выбрасывать в воду, что в условиях Севера, где каждый центнер хорошего угля на счету, выглядит непростительным расточительством.
В конце концов было решено: крупные транспорты должны попытаться все-таки выполнить задачу, пока погода окончательно не испортилась и море остается хотя бы относительно проходимым. Рано утром 20 августа два немецких коммерческих парохода, шедшие с товарами на Обь, поспешили в пролив. Лед им навстречу больше не плыл, назад немцы не пришли – значит, нашли свободный фарватер. Надо и остальным уходить? А как же «Ермак»?..
Принять окончательное решение помогла сама неприветливая к мореходам Арктика: тот самый лед, что транспортная флотилия встретила в проливе, когда ветер сменился на южный, поплыл прямо в бухту Варнека. Ждать, пока тебя на стоянке айсбергом покрупнее шибанет? Ну уж нет! Пароходы один за другим, осторожно расталкивая носами шугу и крошеные льдины, вылезли на свободную воду в проливе и собрались в путь.
И тут наконец немецкий буксир «Unterveser № 10» каким-то чудом в одиночку сдернул все-таки с мели «Ермака»…
Осмотр повреждений ледокола водолазом показал: несмотря на то что мель была каменистой, обшивка корабля пострадала мало. Не обошлось без деформаций, конечно, но жить можно. И в Карское море идти – тоже. Только вот одна беда: ледокол выкинул в море очень много угля. Если никто не поделится – дальнейшее участие в дальнем походе исключено. Делиться углем пароходы отказались: самим хватило бы! Пришлось для начала отправиться на бункеровку в Александровск.
Из Александровска «Ермака» отозвали в Питер, чтобы вручить ему ремонтное предписание: раз уж был на мели, то и отправляйся в Ньюкасл, где на свет появился. Инженеры, участвовавшие в реализации уникального на тот момент проекта, жаждут изучить, что бывает с таким кораблем, если ему придется на скорости в 10 узлов на камень въехать. Ну и деформации исправят, конечно… Потом, в связи с революцией 1905 года, «Ермак» занимался перебросками правительственных войск при подавлении восстаний, так что вернуться на Север не удалось и в этот раз.
Война закончилась для России сокрушительным разгромом. Вторая Тихоокеанская эскадра не успела снять осаду Порт-Артура – генерал Стессель сдал город еще тогда, когда корабли Рожественского находились у берегов Мадагаскара. Потом – Цусима с ее огромными и практически напрасными жертвами, капитуляция отряда Небогатова, унизительные условия Портсмутского мира, согласно которым надо было отдать Ляотешань и половину Сахалина, а также ограничить численность Тихоокеанского флота до двух крейсеров и полудюжины миноносцев… Не было среди нового командования русского флота энтузиастов изучения северных вод, экспедициями к полюсу бредили лишь мичмана и лейтенанты. «Ермак» так и остался до поры в составе Балтийской эскадры.
Дмитрий Менделеев в 1906 году написал:
«Если бы хоть десятую долю того, что потеряно при Цусиме, было затрачено на достижение полюса, эскадра наша вероятно, пришла бы во Владивосток, минуя и Немецкое море и Цусиму».
Впрочем, ледоколу хватало дел и на Балтике.
Крейсер 1-го ранга «Олег», бывший флагман цусимских разведчиков, выжил в том страшном бою, хотя досталось ему тогда крепко. После ремонта в филиппинской Маниле, у американцев, крейсер вернулся на Балтику и служил в учебном отряде, занимаясь подготовкой артиллеристов и навигаторов для возрождающегося после войны флота и едва ли не раз в полгода стабильно попадая в ремонт – сказывались вторичные последствия Цусимской баталии. А в 1908 году, снова из-за тумана, влип в такую историю, что врагу не пожелаешь.
25 сентября 1908 года «Олег» принимал участие в параде по случаю успешного завершения очередных учений и начала похода Балтийской эскадры в Биорке. На параде присутствовал император Николай II, выступивший перед командами с напутственной речью. После этого крейсер отправился в Кронштадт – пополнить запасы перед походом – и должен был после этого следовать в Либаву на соединение со своим отрядом. И тут – непогода… Полсуток блуждал в густом – хоть выбленкой его коли! – тумане, пока на скорости 13 узлов не нашел собственным килем большую банку на траверзе Павловской гавани, приняв за огонь маяка Стейнорт фонарь на местной лесопилке…
Сел крейсер плотно: промеры показали, что глубина по носу не составляет и пятнадцати футов при нормальной осадке крейсера 22 фута. Чтобы максимально облегчить первую треть корпуса, команда авральным порядком перегрузила в кормовые отсеки боезапас первой шестидюймовой башни, крейсер вытравил якоря до жвака-галса, потом завезли шлюпкой стоп-анкер с кормы на 10-дюймовом перлине. Крейсер выбрал перлинь кормовым электрошпилем и дал машинами полный назад. Без толку!!! Дальше дергаться своими силами на мели не имело смысла – только машины надорвешь, и «Олег» наконец вышел в эфир, сообщив в Либаву об аварии.
На следующее утро к мели осторожно подобрался однотипный крейсер «Богатырь» и снял «олеговских» гардемаринов – учебная программа должна продолжаться! Потом вокруг места аварии начали собираться спасатели. Несмотря на летний еще сезон, среди них почему-то оказалось немало ледоколов…
После краткого совещания командиров кораблей и оценки обстановки спасательные работы начались. Для уменьшения осадки «Олег» расстался с большей частью угольного запаса, на корму ему завели буксиры ледоколы № 1 и 2, пароходы «Нептун», «Владимир» и «Либава». Впятером они его, конечно, с мели стащили. Но много народу при спасработах – это далеко не всегда хорошо. Что-то у спасателей не заладилось при взаимодействии, и, сняв «Олега» с одной мели, они тут же затащили его на соседнюю… Крейсер опять застрял.
Тем временем ветер засвежел, пошла волна, «Олега» стало на мели мотать и бить о камни, вскрывшие обшивку с правого борта. Затоплено было два котельных отделения из трех. Кроме того, когда повреждения осмотрели с водолазами, выяснилось, что правый винт крейсера переломан и на четверть площади лишился всех лопастей.
И тут явился «Ермак». Напомним, самый мощный на тот момент среди российских ледоколов. С ним вместе пришла большая транспортная пароходина «Анадырь» и посыльный корабль «Воевода», доставивший к месту происшествия… аварийную следственную комиссию во главе с дипломированным юристом, капитаном 1-го ранга Шмидтом.