Пока «Олег» с помощью команд либавских транспортников сгружал остатки боезапаса, угля и провизии, спасатели, посовещавшись несколько часов, разработали новый план его съемки с мели. Через носовые клюзы крейсера завели три перлиня, в которые впряглись «Ермак», ледокол «Могучий» и пароход «Владимир». Причем тянуть им предписывалось под разными углами, чтобы развернуть его в правую сторону. Крейсер же, сохраняя под парами котлы в оставшемся незатопленном отделении, должен был немного подрабатывать левой машиной на малом ходу. Первая попытка была предпринята 2 октября, но результата не дала – «Олег» только получил крен в 6°, но с места не двинулся.
На следующий день прибыл еще один пароход – «Метеор» из Кронштадского спасательного общества. Потом – еще один рейдовый ледокол, доставивший из Либавы самого адмирала Григоровича, возглавившего работы. Вокруг несчастного «Олега» скопилось уже больше десятка спасателей! Половине из них, у кого осадка поменьше, Григорович поручил окружить крейсер и, удерживаясь на якорях, размывать винтами мель – вдруг «посыплется»… А «Ермак» и «Владимир» тянули… К середине следующего дня удалось наконец сдвинуть крейсер с места и развернуть вправо на 10°, при этом лопнул 9-дюймовый стальной перлинь, поданный на «Ермак» из правого клюза, и едва не убил палубного матроса.
Только вечером 4 октября «Ермаку» удалось освободить «Олега» от камней. Крейсером тут же занялись водоотливники и буксиры, до Либавы было всего 20 миль, так что за судьбу пострадавшего можно было более не опасаться. Уже 6 октября «Олег» был в доке, где обнаружились обширные повреждения обшивки, деформация килевой коробки, смещение котельных фундаментов и еще куча всего, что обещало ремонт как минимум на полгода. Как писал командир «Ермака» Р. К. Фельман, «…не будь “Ермака”, крейсер был бы разбит волнением о камни ранее, нежели спасательному обществу удалось бы его снять».
«Ермака» в числе других спасателей представили к премии за спасение корабля. Отличную работу ледокола отметил в своем рапорте на Высочайшее имя министр торговли и промышленности Шипов:
«Нынешняя кампания “Ермака” ясно свидетельствует о той несомненной пользе, которую он приносит не только торговым интересам России, но и военному ее флоту. Деятельность его осенью сего года началась с экстренной командировки к месту аварии крейсера “Олег”, снятие с мели которого в значительной мере зависело от усиленной работы “Ермака”. Кроме отмеченной выше работы, ледокол “Ермак” вывел из Кронштадта канонерские лодки “Бобр” и “Сивуч”. В заключение считаю долгом доложить, что ледокол “Ермак” найден мною в образцовом порядке. Командир и команда его работают с большою сноровкой, скоростью и любовью, несмотря на тяжелые условия зимнего плавания».
Но из-за громкого освещения в прессе судебного процесса над командиром «Олега» капитаном 1-го ранга Гирсом, старшим штурманским офицером лейтенантом Ренненкампфом и вахтенным начальником лейтенантом Вырубовым награды спасателям так и зажали в штабе.
Офицеры «Олега», кстати, отделались в суде сущими пустяками: Гирса списали с должности, и вместо него командование крейсером принял капитан 1-го ранга К. А. Плансон, Ренненкампфа отправили к миноносцам, а Вырубова просто оправдали.
Не было бы счастья, да несчастье помогло: во время спасения «Олега» Григорович обратил внимание на то, что лучший балтийский ледокол до сих пор не располагает радиостанцией. А ведь если бы она была, «Ермак» оказался бы на месте аварии намного раньше! В результате ледокол к осени 1909 года получил хороший, довольно дальнобойный для своего времени радиотелеграф.
«Ермак» продолжал зимой и летом заниматься спасательными работами на Балтике, о северных экспедициях уже никто и не вспоминал. С началом Первой мировой войны ледокол был мобилизован и зачислен в состав Балтийского флота.
Приказ о мобилизации застал «Ермака» в ремонте. На этот раз – плановом. Не будем забывать, что ледокол прослужил уже 15 лет, а это для парового корабля – не такой уж и юный возраст. 10 октября 1914 г. командир ледокола Фельман докладывал командиру Петроградского порта:
«…все работы, выполняемые судовым составом, будут закончены недели через две и не задержали бы готовности ледокола. Что же касается работ, выполняемых Франко-Русским заводом, а именно: исправление главных котлов, пригонка новых латок и установка нового холодильника, то эти работы при всей спешке не могут быть закончены ранее второй половины ноября. И то только в том случае, если при испытании каждого котла в отдельности в них не окажется каких-либо новых серьезных дефектов. Следует иметь в виду, что котлы ледокола служат 16-й год, при очень серьезной работе в течение всего этого времени».
24 ноября 1914 года на верфи собралась комиссия под председательством капитана 1-го ранга Свешникова, подробно осмотрела «Ермак» и, убедившись в его годности к воинской службе, выдала ему транспортный флаг Морского ведомства – зеленый, с Андреевским крестом на белом фоне в верхнем правом углу. Но при этом Свешников сопроводил протокол комиссии частным мнением:
«котлы ледокола старые, постройки 1899 г., в настоящем году котлам произведен некоторый ремонт, и они допущены к дальнейшей службе лишь по обстоятельствам военного времени».
Круг задач ему определили «по специализации». Проще говоря, ледокол должен работать ледоколом: осуществлять зимние рейсы на балтийских коммуникациях, как во главе транспортного каравана, так и самостоятельно – при необходимости срочной доставки небольших партий военного груза, а также поддерживать свободными ото льда фарватеры на линии Петроград – Гельсингфорс – Ревель. В качестве дополнительных задач предполагались «пастьба тральщиков» и участие в водоотливных, буксировочных и иных спасательных работах, в том числе и непосредственно на театре боевых действий.
Осенью первого военного года в туманной и дождливой ночи напоролся на мель возле острова Оденсхольм немецкий разведчик – легкий крейсер «Магдебург». До утра дергался на камнях всем изувеченным корпусом, пока не надорвал машины, но сняться так и не смог. А потом его, как и следовало ожидать, нашли наши крейсера. Даже пострелять немного пришлось: правильные немцы легко не капитулируют. Исчерпав возможности сопротивляться русским кораблям и глупым природным обстоятельствам, «Магдебург» попытался кончить счеты с этой жизнью путем самоподрыва на остатках боезапаса. Но поговорка «Глубже дна не утонешь» и тут оказалась справедливой… При досмотре уцелевший экипаж был взят в плен, а в числе документов, которые не успели уничтожить немецкие офицеры, найдены были шифровальные книги с радиокодами, используемыми всем Гохзеефлотте. Такие находки бесценны в условиях войны: теперь хоть тридцать раз поменяй сам код, если неприятелю известна математика шифровки – все радиопереговоры будут услышаны и поняты. А Россия еще и со всей Антантой этими шифровальными книгами поделилась…
Командир «Магдебурга» фрегаттен-капитан Густав Генрих Хабенихт, контуженный в ходе недолгой перестрелки, скончался в плену. Его команда большей частью пребывала в береговом тюремном госпитале для военнопленных. А что теперь делать с самим крейсером? Может, хотя бы снять и изучить?..
Для этой работы начальник Кронштадтского жандармского управления полковник Котляр предлагал: «…снятие его [“Магдебурга”] предполагается осуществить в ближайшие дни при помощи ледокола „Ермак”». Но командующий Балтийским флотом адмирал Н. О. фон Эссен запретил «Ермаку» появляться у места аварии крейсера на Оденсхольме, поскольку в этом квадрате моря разведка обнаружила регулярные проникновения подводных лодок. Еще не хватало, чтобы лучший на Балтике ледокол торпеду от них получил! Когда же субмарины были изгнаны, шторм доконал «Магдебург», и спасать было там уже нечего. Зато «Ермаку» пришлось участвовать в крупномасштабных спасательных работах по совершенно другому поводу…
Когда в начале 1915 года германский маршал Гинденбург пошел в наступление, перед Балтийским флотом была поставлена задача нарушить снабжение его армии через порт Данциг. Русские крейсера занялись минными постановками на германских коммуникациях. 1 февраля ранним мглистым утром отряд крейсеров во главе с флагманом Балтийского флота «Рюриком» – младшим шел на очередную минную постановку. И «Рюрик» заметил сквозь пургу огни маяка Хальмудден на северном мысе Готланда. По колонне был дан приказ принять курс 190°. Сосед «Рюрика» по строю крейсер «Адмирал Макаров», шедший впереди форзейлем, заявил, что тоже видит слабый свет маячного фонаря. И предположил, что на самом деле эскадра находится к берегу значительно ближе, чем рассчитывалось по первоначальной прокладке курса. Штурман «Рюрика» старший лейтенант Б. Страхов был вполне согласен с предположением головного в строю. И адмирал Бахирев, руководивший походом, распорядился довернуть еще на 30° влево.
Отряд начал уже поворачивать, когда в 4 ч. 7 мин. «Рюрик», по-прежнему следующий в кильватер «Адмиралу Макарову», что-то зацепил на дне. В нижних отсеках команда услышала скрип металла по камню, впрочем настолько легкий, что поначалу его приняли за шорох льдины у борта. «Рюрик» дал сигнал отряду разворачиваться синхронно, сломав строй, и уменьшить ход с 16 до 12 узлов. Маневр должен был завершиться минуты за три.
В это время резкий порыв ветра отогнал черную снеговую тучу. И прямо по оптике флагмана ударил внезапно открывшийся мощный луч маячного фонаря. Прав был «Макаров»! Остров оказался на добрый десяток миль ближе, чем рассчитывалось. Крейсера сбрасывали ход. Но скорость была еще не менее 15 узлов, когда под днищем «Рюрика» – между прочим, самого крупного в отряде – раздался жуткий скрежет. Могучая сила инерции бросила огромный корпус в сторону, послышался оглушительный, рокочущий удар в борт – и сотряс все шпангоуты…
Рванувшись машинами, крейсер буквально содрал себя с мели, оставляя на коварном камне клочья обшивки. Необозначенная на карте каменная гряда осталась позади. Но десять минут спустя третье котельное отделение «Рюрика» было уже полностью затоплено. В первом и втором котельных отделениях тоже появилась вода. Но здесь хотя бы удалось стравить пар из котлов! А третья кочегарка оказалась затоплена по горячему, с неспущенным давлением. Естественно, несколько котлов просто разнесло на контрасте температуры. К тому же вода в отсеках быстро нагрелась почти до кипения, и многие отделения выше затопленных через эвакуационные люки наполнились паром. Старший офицер «Рюрика» через 15 минут после аварии доложил адмиралу, что в междудонном пространстве вода стоит на протяжении… от 8-го до 222-го шпангоута! Затоплено два десятка угольных ям как нижнего, так и верхнего яруса. Общее количество воды в отсеках достигает 3000 тонн.