Тем не менее осенью 1917 года ледокол работал в Петрограде. 28 декабря 1917 года командир «Ермака» В. Е. Гасабов писал в донесении командиру Петроградского порта:
«…Была сделана ошибка в посылке в Петроград одного “Ермака”, который в Неве переставлять суда не может. В предыдущие зимы здесь обыкновенно работали ледокол “Волынец” и погибший ныне “Петр Великий”, которые легко справлялись с этой работой, теперь же средств никаких нет, а “Ермак” и “Ораниенбаум” сделали все, что могли. По окончании погрузки угля возьму с собой последний пароход “Клио” и больше в Петроград приходить не могу, т. к. во время последней проводки крейсеров испортил себе холодильник, насосав донного песку благодаря мелководью».
Более того, несмотря на полную разруху и развал промышленности, «Ермак» после этого письма получает распоряжение выйти в ремонт и ухитряется силами собственного экипажа и оставшихся рабочих Кронштадтских судоремонтных мастерских привести себя в порядок – с докованием и переборкой механизмов. Вот что значит – быть незаменимым!
3 января 1918 года по приказу Народного комиссариата по морским делам «Ермаку» было приказано перейти в Петроград и находиться там, вплоть до распоряжения Верховной морской коллегии. 16 января ледокол такое распоряжение получил – ему предстояло перейти в Гельсингфорс и ждать там дальнейших приказов от Центробалта. Но в море не вышел. В том, какие органы новой революционной власти имеют теперь право отдавать ему приказы и делать поручения, он еще не разобрался. Поэтому вскоре получил из Военного отдела Центробалта гневное требование:
«В случае нежелания “Ермака” к выходу считаем вправе прибегнуть даже к силе, ибо ощущается крайняя необходимость в ледоколе. Подпись: начальник оперативной части штаба Балтийского флота Е. С. Блохин».
Блохин не был адмиралом. Он въехал в военачальники на революционной волне – через выборный матросский комитет, от партии анархистов. Совсем недавно вся Балтика знала его простым матросом, любителем лозунги на митингах поорать… Слушать его или не слушать – ведь он смеет еще и грозить?.. На всякий случай «Ермак» перебрался из Кронштадта в Ревель. Но там, под угрозой немецкой оккупации, уже готовилась эвакуация города.
22 февраля «Ермак» все-таки повел оттуда в Гельсингфорс две подводные лодки и два транспортных парохода с военными грузами. 27 февраля под обстрелом немецких самолетов ледокол проводил ревельские караваны судов от маяка Грохара к Гельсингфорсу. Но вскоре возникла необходимость в эвакуации и этого города: Финляндия получила от советской власти независимость, которой тут же попытались воспользоваться наступающие германские войска, которых не очень-то задержал позорный и неправедный Брестский мир.
В Гельсингфорсе к тому времени пребывала целая боевая эскадра Балтийского флота – во главе со своим бессменным флагманом крейсером «Рюрик». Немцы рассчитывали захватить эти корабли, воспользовавшись тяжелой ледовой обстановкой и традиционной революционной неразберихой с падением уровня воинской дисциплины…
«Ермак» оказался одним из тех, кто помог предотвратить этот вероломный захват. 12 марта он в паре с менее мощным ледоколом «Волынец» вывел из Гельсингфорса в Кронштадт первый отряд кораблей. В его составе были линкоры-дредноуты «Гангут», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск», отряд крейсеров во главе с «Рюриком», эсминцы, подлодки и вспомогательные суда. Знаменитый «Ледовый поход» Балтийского флота, спасший для державы немало кораблей, начался. Море было сковано льдом – к счастью, ровным, как стол, но достаточно прочным. «Ермак» с «Волынцем» пробивали фарватер, который из-за подвижки полей быстро смыкался, поэтому эскадра шла плотной колонной с минимальными дистанциями между мателотами. Получи кто аварию по ходовой части, замедли движение – и столкновение будет неминуемым! Концевых затирало льдом, приходилось кому-нибудь из ледоколов возвращаться и выручать. Дневные переходы выматывали все силы. А ночью падала температура и кто-нибудь обязательно примерзал ко льду, так что с рассветом приходилось начинать с обкалывания… До Кронштадта отряд дошел в крайней степени измотанности экипажей, с многочисленными поломками по ходовой части, на последней лопате угля.
После прихода в Кронштадт «Ермак» не ушел, как планировал, на послепоходную профилактику, а занимался почти до конца марта проводкой крейсеров в Петроград. И на кратких стоянках успевал еще как-то ремонтироваться. И тут его снова отозвали в Гельсингфорс: весна пока так и не началась, немецкая угроза Гельсингфорсу не исчезла, надо было выводить через льды оставшуюся часть эскадры. Председатель Оперативного отдела штаба Балтфлота П. Н. Ламанов телеграфировал:
«Передайте экстренно “Ермаку”: командующий флотом по радиотелеграфу требует немедленного выхода “Ермака” в Гельсингфорс. Политические обстоятельства ставят эскадру в критическое положение. Примите все зависящие меры к ускорению выхода, и о времени выхода прошу уведомить».
Так и не завершив межпоходного ремонта, «Ермак» опять отправился через льды в Гельсингфорс. И тут, вечером 29 марта, неожиданно попал под обстрел захваченной белофиннами артиллерийской батареи на острове Лавенсаари. Сначала финские артиллеристы под предлогом своего якобы бедственного положения попросили снять их с острова, но «Ермак» раскусил хитрость: нашли дурачка! Наверняка решили, что подманят и поймают!.. Поэтому запросил подробнее объяснить сигналами в международном коде, какая беда у них там стряслась и почему их надо срочно эвакуировать. Финны поняли, что фокус не удался, и, ничего не объясняя, начали стрелять. Правда, не попали… Но «Ермак» вернулся домой, чтобы на следующий выход попросить себе боевого охранения.
Впрочем, охраны ему не дали. Мол, если что – стучи по радиотелеграфу, выручим… Поэтому когда 31 марта у острова Гогланд на «Ермака» напал белофинский вооруженный ледокол «Тармо», из Кронштадта были по радио вызваны крейсер «Баян» и ледоколы «Силач» и «Штадт Ревель». Правда, к месту встречи «Ермака» и «Тарво» они так и не явились: «Баян» влип во льды, так что два слабосильных маленьких ледокола насилу его вытащили, а «Ермак» как-то сам ухитрился «сбросить с хвоста» надоедливого финна.
5 апреля началась эвакуация второго отряда боевых кораблей из Гельсингфорса. В кильватерном строю покинули город линкоры «Андрей Первозванный» и «Павел Первый», два крейсера, три подводные лодки, несколько эсминцев и вспомогательные суда. Начало перехода обеспечили ледоколы «Силач» и «Ревель», а у маяка Родшер к отряду присоединился «Ермак».
Погода была еще хуже, льда еще больше, угля еще меньше, чем в первый раз. В результате переход продлился две недели, и в Кронштадт корабли вошли только к вечеру 19 апреля.
Из вахтенного журнала участника перехода крейсера «Баян»:
«14 час. 10 м. – „Ермак“ освободил нас ото льда. Дали ход.
14 час. 15 м. – Затерло льдом…
14 час. 25 м. – „Ермак“ освободил нас. Пошли за ним.
14 час. 27 м. – Затерло льдом…»
12 апреля – «Ермак» снова в Гельсингфорсе. И снова выводит на рейд уже третий по счету отряд кораблей Балтфлота… Во время этого перехода ледокол получил повреждения, послужившие поводом к насмешкам: при попытке освободить застрявший во льду транспорт «Ока» совершил навал кормой при неосторожном маневре и напоролся на якорь своего подопечного. Якорь погнулся и вонзился ледоколу в корму – в виде большой железной занозы. Вынуть его сразу не получилось, пришлось расклепать цепь и потом так и ходить – до самого Кронштадта, периодически игнорируя дурацкие шуточки соседей типа «Что, теперь понял, что значат слова “Якорь тебе в задницу!”?..»
Всего во время «Ледового похода» удалось вывести из финских вод 236 кораблей и судов, в том числе шесть линкоров, пять крейсеров, 54 эсминца и миноносца, 12 подводных лодок, 10 тральщиков, пять заградителей, 15 сторожевых кораблей, 13 вспомогательных судов, четыре посыльных судна, 45 транспортов, 25 буксирных судов, паром, плавучий маяк, семь ледоколов, столько же яхт и уникальный катамаран-спасатель «Волхов», специализирующийся на подъеме со дна подводных лодок. Кстати, этот корабль – по сей день на плаву, служит в составе Черноморского флота под именем «Коммуна» и до сих пор занимается сложными подводными работами. Последний участник «Ледового похода» более столетия служит российскому флоту.
За «Ледовый поход» «Ермак» получил Почетное Красное знамя от ВЦИК и благодарность командующего Балтийским флотом.
24 сентября 1918 года «Ермак» был демобилизован и передан в подчинение Петроградскому областному управлению водного транспорта Балтийского моря. Однако с 11 ноября 1919-го по 29 мая следующего года «Ермак» вновь находился во временном подчинении Балтийского флота. Затем ледокол неоднократно переходил в ведение различных организаций, пока приказом по флоту Балтийского моря № 796 от 11 ноября 1919 года не был зачислен в состав Ледокольно-спасательного отряда Петробазы.
Службу здесь он начал с ремонта. А 29 мая 1920 года был передан Балтийскому областному управлению водного транспорта. Здесь его попытались было переименовать – в духе массовой постреволюционной эпидемии смены имен во флоте. Записали «Ермака» теперь «Степаном Разиным»… Только к новому позывному так и не привыкли ни экипаж, ни многочисленные соратники, помнившие кто енисейские конвои, кто балтийские спасательные операции, а кто и полярную экспедицию адмирала Макарова. В конце концов имя ледокола переправили в документах на прежнее – все равно по-другому никто не называет!
На первых порах советская власть не слишком доверяла «Ермаку» – и это, кстати, свидетельствует о том, что никакой устойчивой политической организации у ледокола на борту не было и в событиях революции он действительно практически не принимал участия. Так, зимой 1921 года, во время знаменитого Кронштадтского мятежа, нарком Троцкий настаивал на том, чтобы за «Ермаком» тщательно следили: ведь если он поддержит инсургентов, то может выйти в залив и испортить лед на подходах к фортам и острову Котлин. Как тогда красноармейцы пойдут штурмовать восставший гарнизон – ведь вся операция должна была строиться вокруг наступления по льду?..