На собранные народные пожертвования Седов приобрел для «Фоки» радиостанцию. Однако Морское министерство радиста в экспедицию не дало. Нанять «спеца» частным порядком прямо в Архангельске Седову не удалось. Обучить радиоделу кого-то из экипажа? Опять же времени нет! В результате с таким трудом приобретенный «Телефункен» так и остался лежать нераспакованным в ящике на берегу – на складе Архангельского порта.
Настала пора привезти и разместить на борту корабля ездовых собак – основных помощников штурмовой группы. Седов рассчитывал, что для похода ему нужно не менее 85 лаек. Из Тобольска по его заказу доставили лишь 35. Где прикажете взять остальных?.. Купец, помогавший с приобретением собачьей санно-тягловой силы, пообещал, что «не пройдет и трех дней – песики будут». И слово вроде бы даже сдержал.
Но боже, что это были за «песики»!.. По приказу подрядчика архангельские мальчишки, получившие кое-какую плату на карманные расходы, переловили на улицах города всех бродячих шавок. Согласитесь, есть разница меж привыкшим ходить в упряжке сильным породистым ездовым псом и оголодавшей за зиму и весну блохастой городской дворнягой, которая не то что санных постромок – приличного ошейника никогда не надевала! А купцу что? Ничего. Он заявляет, что условия договоренности выполнил: сказано «доставить собак» – он и доставил. Разве же это не собаки?.. 19 августа 1912 года, принимая экспедиционные запасы, «Фока» преподнес Седову новый сюрприз: сел в воду так глубоко, что едва не черпал бортами. Перегруз!.. Выходить в море в таком состоянии ни один портовый комендант не даст, пришлось решать, что из оборудования и запасов экспедиции придется оставить на берегу. Жертвовать научными приборами и превращать поход в чисто спортивный? Урезать дневной паек и оставить часть продовольствия? Отказаться от некоторых удобств нехитрого походного быта и не брать с собой термосы и примусы?.. В конце концов, пришлось выгрузить и часть продовольственного запаса, и львиную долю пресной воды, и дополнительное лыжно-санное снаряжение, и половину угольного и дровяного запаса. Да и примусы остались на берегу.
24 августа 1912 года судовладелец и по совместительству капитан «Фоки» Дикин заявил, что сам никуда не пойдет и команде своей пойти не даст. Мол, «чую, что ты, Георгий Яковлевич, только морячков зазря погубишь». Вместе с капитаном с корабля списались и старпом, и штурман, и старший механик, и боцман… Фактически Седову пришлось заново набирать половину экипажа.
Участник экспедиции В. Ю. Визе писал:
«Многое из заказанного снаряжения не было готово в срок… Наспех была набрана команда, профессиональных моряков в ней было мало. Наспех было закуплено продовольствие, причем архангельские купцы воспользовались спешкой и подсунули недоброкачественные продукты. Наспех в Архангельске были закуплены по сильно завышенной цене собаки – простые дворняжки. К счастью, вовремя подоспела свора прекрасных ездовых собак, заблаговременно закупленных в Западной Сибири».
В большинстве дальних морских походов начала XX века в качестве мясного пайка для экипажей использовалась солонина. Правда, в северные экспедиции солонины брали мало – мясо можно добывать и охотой, а с собой взять побольше продуктов, предотвращающих цингу, этот вечный бич полярников и моряков, путешествующих по северам долее пары месяцев. Происходит цинга от недостатка витамина С – аскорбиновой кислоты – и проявляется весьма характерными симптомами. Человек легче простужается, в его организме нарушается выработка коллагена – белка, связующего живые ткани, что приводит к кровотечениям и кровоизлияниям, разрушению сухожильно-связочного аппарата. У цинготного дряблеет кожа, отекают конечности, опухают десны, выпадают зубы, по телу идет характерная красно-синяя сыпь из-за разрушения подкожных кровеносных капилляров, его преследуют боль в мускулах и суставах, тяжелая слабость, ознобы… Когда от разрушения коллагена нарушается работа сердца – приходит смерть. А между тем бороться с цингой не так уж и трудно, только в рационе путешественника непременно должны быть свежие овощи, лимоны, клюква, морошка, квашеная капуста. Седову многие спутники советовали отказаться от большей части солонины в пользу ящиков с лимонами и бочек с моченой морошкой и квашеной капустой. Но закупить достаточно противоцинготной пищи экспедиция просто не успела. А часть солонины, которой, по первоначальным оценкам, приобретено было вдоволь, оказалась еще и протухшей…
В результате, пока чинили злосчастного «Фоку», искали недостающих специалистов в его экипаж, ждали собак и сани, принимали продовольственные запасы и топливо – короткое северное лето почти закончилось. А это значит, что одним сезоном поход совершить было нельзя. Теперь Седову с товарищами точно пришлось бы зимовать у берегов Новой Земли, а к полюсу двигаться только следующей весной.
Кстати, о товарищах. В состав экспедиции вошли помимо самого Седова новый капитан «Фоки» Николай Захаров со своими матросами, штурман Николай Сахаров, два брата-механика, латыши по национальности Янис и Мартин Зандерсы, двое вчерашних петербургских студентов Владимир Визе и Михаил Павлов, фотограф Николай Пинегин и врач Петр Кушаков. Последний очень быстро приобрел у товарищей заглазное прозвище Собачий доктор. А по злобе и просто Сукина – по образованию Кушаков был ветеринаром, да к тому же имел скверный характер и с трудом сходился с людьми. Радиста нет, проводников из местных нет, человеческого доктора тоже раздобыть не удалось…
И вот наконец в середине августа 1912 года «Святой мученик Фока» пустился в путь, имея на борту запас угля всего на 25 дней пути. Как только корабль покинул Архангельск, Георгий Яковлевич поменял ему имя. Нет, древний святой епископ ничем не провинился перед начальником экспедиции, но, видите ли, имя «Фока» похоже на латинское звучание слова «тюлень». А Тюлень в этих водах – традиционное прозвище тупицы и лодыря. С таким имечком удачи не жди! Поэтому теперь «Фоку» велено было называть «Михаилом Сувориным» – в честь известного русского журналиста из «Нового времени». Но новое имя приживалось с трудом. Во-первых, моряки суеверны и не любят переименований в походе, а во-вторых, сам Михаил Алексеевич еще здравствовал, а в честь живого человека вообще нарекать корабли как-то не комильфо… Так что, в сущности, в обиходном общении «Фока» остался «Фокой».
В пути почти сразу же обнаружилось, что экспедиции предстоят многие лишения. «Собачий доктор» Кушаков писал в своем путевом дневнике:
«Искали все время фонарей, ламп – но ничего этого не нашли. Не нашли также ни одного чайника, ни одной походной кастрюли… Седов говорит, что все это было заказано, но, по всей вероятности, так и не выслано… Солонина оказывается гнилой, ее нельзя совершенно есть. Когда ее варишь, то в камбузе и каютах стоит такой трупный запах, что мы должны все убегать. Треска оказалась тоже гнилой».
Первый же шторм лишил «Фоку» двух шлюпок, с палубы улетели в море плохо закрепленные ящики с экспедиционным имуществом. Седов перед отъездом писал начальнику Гидрографического управления просьбы организовать для «Фоки» дополнительную бункеровку углем на Новой Земле, но все эти письма пропали втуне. Когда «Фока» прибыл в Ольгинский поселок в бухте Крестовая губа, угольщика там не оказалось. Зато пятеро моряков из экспедиционной команды заявили, что в успех дела не верят и хотели бы остаться в Ольгинском до прибытия парохода, снабжавшего поселок. Седов их отпустил, и в дальнейший путь «Фока» отправился с неполным комплектом экипажа.
На 77-й параллели «Фоку» ждали сплошные льды. Пробиться к Земле Франца-Иосифа не удалось, планы похода пришлось пересматривать. Устроив краткий совет в кают-компании, порешили зимовать на Новой Земле, в бухте около полуострова Панкратьева, а к полюсу двигаться по весне, когда позволит погода. При этом капитан Захаров не преминул заметить, что наличествующая у команды теплая одежда для зимовки недостаточна.
Вынужденный простой Седов собирался использовать для метеорологических исследований и картографии острова. Пешая партия в составе Визе, Павлова и матросов Коноплева и Линника пересекла Северный остров от стоянки корабля до берега залива Власьева на стороне Карского моря. А сам Седов с матросом Инютиным обогнул на санях северную оконечность Новой Земли от полуострова Панкратьева до мыса Флиссингер-Гофт. Обе команды в пути занимались уточнением карт и метеорологией. Кроме того, зазимовавшая экспедиция картографировала остров Панкратьевых, Горбовые острова, Северный Крестовый остров, Архангельскую губу и ледник Таисии. Поход, задуманный поначалу более как спортивный, оказался вполне исследовательским.
Цинга не заставила себя долго ждать. Летом 1913 года экипаж «Фоки» лишился еще пятерых членов экипажа – пришлось отправить в Ольгинский поселок заболевших капитана Захарова, младшего механика Мартина Зандерса, плотника Карзина и матросов Томиссара и Катарина – пока они еще могли путешествовать и не обессилели. Седов передал с Захаровым результаты картографической работы и письмо в Адмиралтейство, в котором содержалась просьба выслать к Земле Франца-Иосифа судно с углем и припасами, закупить для экспедиции побольше обученных ездовых собак…
Партия капитана Захарова сначала волокла шлюпку по льду, как сани, а потом шла на веслах по открытой воде. Причем с маршрута путники сбились, проехав Крестовую губу и выйдя в пролив Маточкин Шар. Просто удивительно, как день ото дня слабеющие «цинготники» ухитрились пройти на веслах без малого 450 километров! Здесь их подобрал рейсовый пароход и доставил в Архангельск. Исследовательские материалы были отправлены в Адмиралтейство, цинготников повезли на лечение. Но один из них – матрос Катарин – все же скончался на ялтинском курорте, не помогли ни усиленное питание, ни южное солнце, ни обилие цитрусовых в рационе.
Захаров передал по назначению просьбу Седова об угольщике для «Фоки», запасах на новый поход и ездовых собаках. Но пожертвования в кассе экспедиции уже иссякли, а вопрос с государственным финансированием так и не был решен. Так что парохода с припасами «Фока» не дождался и на этот раз – несмотря на то что с требованием помочь Седову на государственном уровне выступили даже полярники-иностранцы во главе с самим Фритьофом Нансеном.