Пока в Архангельске и Питере адмиралтейские чины решали, имеет ли смысл посылать «Фоке» уголь, Георгий Седов нанес на карту новооткрытый мыс Дриженко – в честь своего учителя – и не исследованную ранее северную оконечность Новой Земли со стороны Баренцева моря…
В сентябре 1913 года льды наконец отпустили «Фоку». Старый зверобой отправился на остров Нортбрук архипелага Земли Франца-Иосифа и нашел там оставленную стоянку британской экспедиции Фредерика Джексона. Ветхие постройки базы были разобраны на дрова, но часть припасов из английского склада уцелела – оленину, тюленье сало и рыбу, «упакованные» в вечную мерзлоту, вполне можно было кушать – в отличие от архангельской солонины…
Погода портилась, дело шло к сезону ледовых штормов, и Седов решился на вторую подряд зимовку – на сей раз в бухте острова Гукера. Безымянную бухту назвали Тихой – здесь почти не чувствовалось ни бурь, ни пурги, ни течений, способных подвижкой льда раздавить корабль.
Но, несмотря на практическое отсутствие опасностей для «Фоки», вторая зимовка оказалась куда как тяжелее первой. Топливо подходило к концу. Из продовольствия осталась одна крупа – которую неделю экспедиция сидела на кашах, а охота в этих местах не задалась, мяса и рыбы почти не было. «Цинготных в экипаже прибавилось», – записал «Собачий доктор» в своих бумагах.
За этой скупой строкой – настоящая трагедия экспедиции. На самом деле заболели все поголовно. Дефицит топлива заставил отказаться от отопления жилых отсеков «Фоки» – и к цинге добавилась повальная простуда, ревматизмы, бронхит… Положение на какое-то время спас добытый Везе на охоте белый медведь – те, кто рискнул по маленькому кусочку отведать богатую витамином С сырую печень полярного исполина и пить кровь, смогли подлечиться. Но многие знали, что передозировка медвежьей печени чревата смертью, и кушать не стали. Тех цинга терзала теперь особенно тяжко.
2 февраля 1914 года Седов – тоже заболевший – в команде с еще не обессилевшими матросами Линником и Пустошным решили двигаться к полюсу теперь же, пока цинга вконец не одолела. В своем приказе о выходе группы Седов написал:
«Итак, сегодняшний день мы выступаем к полюсу: это событие и для нас, и для нашей родины. Об этом дне уже давно мечтали великие русские люди – Ломоносов, Менделеев и другие. На долю же нас, маленьких людей, выпала большая честь – осуществить их мечту и сделать посильное идейное и научное завоевание в полярном исследовании на гордость и на пользу нашего отечества. Пусть же этот приказ, пусть это, может быть, последнее мое слово послужит Вам всем памятью взаимной дружбы и любви. До свидания, дорогие друзья!».
Нагрузили трое нарт, отобрали 20 наиболее сильных собак, приготовили лыжи и легкий якутский каяк из моржовой шкуры – на случай преодоления разводий во льдах. Великий поход, ради которого и затевалось все это странное и нелегкое дело, начался.
Через неделю цинготный Седов ослаб, и, чтобы продолжать путь, его пришлось усадить на нарты. Часть груза при этом перевалили на нарты Линника, но собаки не тянули непомерную ношу. В результате метеорологическое оборудование пришлось оставить во льдах. К 15 февраля руководитель экспедиции мог уже только лежать. Но возвращаться назад запретил. Более того, он попросил Линника и Пустошного дойти до полюса, даже если его самого не станет.
20 февраля 1914 года, на подходах к острову Рудольфа, Георгий Яковлевич Седов скончался от цинги. Обернув тело командира в парусиновый саван, а поверх него – во флаг, который намерены были водрузить на полюсе, матросы похоронили его на острове Рудольфа, под крестом, связанным из пары лыж.
Идти на полюс вдвоем? Но цинга беспощадно сушила оставшихся в живых. Матросы реально оценили свои шансы, помолились, попросив у своего почившего начальника прощения за невыполненный наказ, да и отправились в обратный путь. Согласно легенде, у могилы Седова остался лишь вожак его упряжки, тобольская лайка по имени Фрам, нареченная в честь экспедиционного корабля Фритьофа Нансена. Верный пес не пожелал оставить хозяина во льдах и умер от тоски и голода на его могиле…
Впрочем, не все верят в романтическую легенду о верном псе. Ксения, дочь архангельского горожанина Петра Герардовича Минейко, друга Седова и участника подготовки экспедиции, рассказывала, будто вернувшийся из похода Линник говорил отцу, что голодные упряжные псы грызли тело своего погибшего хозяина. И Фрама, ставшего неуправляемым, пришлось застрелить – иначе вожак мог повести одичавшую от голода свору и на оставшихся в живых моряков.
На борту «Фоки» цинга тоже взяла свою жестокую дань. В марте 1914 года умер старший из братьев Зандерсов – Янис. Владимир Визе писал:
«Механик Зандер пришел на “Фоку” без пальто, в одном пиджаке, а никакой лишней одежды у нас не было. В этом пиджаке Зандер прожил на “Фоке” два года, в нем же он был похоронен на Земле Франца-Иосифа».
Когда Линник и Пустошный вернулись на борт, «Фока» отправился в обратный путь. По дороге он снова зашел на мыс Флора. И совершенно неожиданно обнаружил на базе Джексона двух выживших членов экспедиции лейтенанта Брусилова – штурмана В. И. Альбанова и матроса А. Э. Конрада. Доведенные до крайней степени истощения и усталости, брусиловцы ждали смерти… И тут – «Фока»! «Собачий доктор» Кушаков совершенно всерьез опасался, как бы спасенные не померли от радости.
Несмотря на разобранный на дрова джексоновский балок, «Фока» испытывал жестокую нужду в топливе для котлов. Сначала на ход пришлось израсходовать почти всю мебель – в кают-компании осталось одно пианино, которое ни за что не хотел жертвовать топке интеллигент Визе. Потом пошли в дело утеплительные панели с подволок и даже легкие переборки. Тем не менее 15 августа 1914 года многострадальный тюленебой кое-как дополз до рыбачьего поселка Рында на Мурмане. И здесь узнал, что вот уже две недели по всей Европе грохочет большая война…
К этому времени экипаж держался на ногах только благодаря тому, что в прибавок к опостылевшей каше на паек пошло собачье мясо – всех уцелевших ездовых лаек пришлось забить, все равно кормить их было нечем.
Из поселка Рында выживших членов экспедиции забрал рейсовый пароход «Император Николай II». Денег у полярников не было, за билеты для них заплатил капитан парохода. А в Архангельске Линник и Пустошный, едва выйдя из цинготного отделения местного госпиталя, получили повестку к прокурору – матросов всерьез заподозрили в том, что они «убили и с голоду съели своего начальника». К счастью, расследование полностью оправдало героев полярного похода.
После долгих мытарств матросы «Фоки» подали на имя царя телеграмму, в которой писали:
«…под командою старшего лейтенанта Седова мы отправились в экспедицию к Северному полюсу. Нам было обещано, что о семьях наших позаботятся, и мы смело шли за нашим начальником. Много лишений и невзгод нам пришлось перенести вследствие недостаточного оборудования экспедиции. Чаша испытаний переполнилась, когда наш дорогой начальник, настойчиво преследуя свою заветную мечту водрузить русский флаг на Северном полюсе, погиб смертью идейного мученика. Мы возвращались домой измученные, жаждущие отдыха… Вместо отдыха на родине нас ждало горькое разочарование: нас бросили на произвол судьбы на полуразрушенном экспедиционном судне без гроша денег…»
Еще одним просителем стал отец Георгия Седова. Яков Евтихиевич продиктовал грамотному односельчанину письмо морскому министру:
«Я человек старый, а равно и моя жена, не способные к физическому труду для приобретения себе насущного хлеба… Когда последует смерть – для нас неизвестно, а жить приходится, и нужно чем-либо существовать. Думаю, что в морской экспедиции найдутся средства, дабы помочь отцу, сын которого погиб на пользу науки и родины. На основании вышеизложенного покорнейше прошу администрацию морской экспедиции не отказать мне в вспомоществовании, дабы дожить, не имея крайней нужды в одежде, топливе и хлебе».
В ответ на это послание старик-рыбак получил официальную отписку: «Морское министерство не имело и не имеет никакого отношения к полярной экспедиции». Пенсия по потере кормильца так и не была назначена старшему Седову…
В Гидрографическом управлении Морского министерства не пожелали и подумать об обработке и опубликовании собранных экспедицией Седова научных материалов. Все, что привез «Святой Фока» и что доставили в Архангельск его цинготные моряки во главе с Захаровым, было общим пакетом сдано в архив. Хорошо, хоть вовсе не пропало! А между тем эти материалы содержали точнейшие карты маршрута и новейшие сведения по метеорологии, геологии и гляциологии – науке о вечных льдах. Бесценны были и собранные седовцами палеонтологические и минералогические коллекции.
Точность седовских карт была куда как выше, чем у прежних исследователей. Например, мыс Желания после работ Седова пришлось «подвинуть» – почти на 7 километров к югу и на 2 километра к востоку. Северной оконечностью Новой Земли оказался другой мыс – Карлсена. Приблизительно на 12 километров пришлось передвинуть к югу мыс Большой Ледяной, а мыс Утешения – к югу около 3,5 километра и к западу около 2,5 километра. Мыс Литке оказался островом и находится на 1 километр севернее и на 10 километров восточнее, чем ранее считалось. А мыс Обсерватории «переехал» к северу на 7 километров и к востоку на девять с половиной. Архипелаг Панкратьевых оказался лишь единым островом, а то, что считалось вторым, – полуостровом, связанным с берегом узким перешейком. Но на пути к Северному полюсу партия Седова преодолела всего чуть более 100 километров из 2000… Для нее оказались недостижимы не только «макушка мира», но даже соседний с Землей Франца-Иосифа остров Рудольфа.
В советские годы имя Седова было поднято на флаг. Он оказался, что называется, удобным героем. Еще бы: вышел из простого народа, жил праведно, в фаворе у начальства не был, любил единственную женщину, до конца отдавался любимой работе и геройски сгинул на пути к великой цели… Конечно – герой, со всех сторон герой! Соратник по экспедиции Николай Пинегин написал о нем красивую книгу, позже сняли замечательный фильм со знаменитым Игорем Ледогоровым в главной роли, в честь Седова нарекли ледокол… Но истинная научная роль экспедиции Седова надолго осталась достоянием избранных специалистов.