Наш Второй корпус, бывший генерала Слащева, теперь под командой генерала Витковского, усиленный танками и конной группой генерала Барбовича, так и не смог отбить назад Каховку. Красным удалось расширить Каховский плацдарм, с которого они уже два раза двинули сильные конные группы в тылы Марковской дивизии на северо-восток. Эти группы были, однако, успешно отброшены назад к Каховке конными частями генерала Гусельщикова, снятыми с крайнего правого фланга.
Большое значение придавалось задуманному нашим Главным командованием десанту из Керчи на Кубань, который должен был способствовать общему восстанию кубанских казаков. К сожалению, он не оправдал надежд. Кубанские части, усиленные добровольцами и военными училищами, под командой генералов Улагая и Бабиева, успешно высадились 14 августа и повели наступление на Ейск и на Екатеринодар. Красное командование, поняв угрожающую опасность всеобщего восстания на Кубани, успело сосредоточить крупные силы в районе десанта, где артиллерия была слабая, а конницы не было совсем.
Трудная операция отступления к месту высадки и, главное, погрузка на пароходы обратно в Керчь в конце августа были проведены блестяще, благодаря действиям военных училищ. Об этих боях мы потом слушали рассказы Сеньки Жилина, участника десанта генерала Улагая. Жилин рассказал нам и о нашем бывшем командире Шестой батареи, капитане Михно, который все в той же грязной, когда-то белой папахе командовал теперь кубанской сотней, ходил в конные атаки и считался у кубанцев одним из бесстрашных командиров. Части генералов Улагая и Бабиева значительно усилили нашу конницу в Таврии.
Все это время мы сидели в Мелитополе, при штабе армии, ожидая обещанные пушки и конский состав для формирования конно-артиллерийского взвода при конвое генерала Кутепова. Пришлось познакомиться и с жизнью нашего тыла, далеко не всегда отвечавшей ожиданиям фронта. Например, когда генерал Кутепов посылал свой конвой, кстати довольно сильный (60 всадников, частью – офицеров, с двумя пулеметами типа «максим» на тачанках и усиленный еще нашим конно-артиллерийским взводом), командир конвоя, капитан Белевич, часто искал противника там, где его не было, но затем составлял победную реляцию. Мы томились, болтались по городу, дежурили вместе с офицерами конвоя на дому у командарма, по вечерам ходили в городской сад, где в темных аллеях скользили фигуры городских барышень и слышался их мелодичный смех. С музыкальной площадки плыли томные звуки мелодий из оперетты «Сильва»… Заунывные, пьяные, волнующие кровь: «Помнишь ли ты – как улыбалось нам счастье…»
Э. Тиацинтов156В Крыму при Врангеле157
Прибыв в Новороссийск, мы узнали, что генерал Деникин вместе со своим начальником штаба генералом Романовским покинул Добровольческую армию и вместо него вступил в командование генерал Врангель. Это изумительно храбрый воин, лихой кавалерист и очень дальновидный и умный администратор.
В Крыму остатки нашей дивизии остановились в городе Симферополе, где мы пробыли некоторое время. Мне удалось, несмотря на большие затруднения, вывезти своего вороного коня донской чистой крови – очень хороший конь был! Кажется, я был единственный конный – все остальные покинули своих лошадей на набережной Новороссийска… В Симферополе мы стояли очень недолго. Жалко было покидать Симферополь, так как мы расположились в хороших городских домах со всеми тогдашними удобствами.
Нашу дивизию выслали к Перекопу – в город или местечко, уж не помню, как его назвать, Армянский Базар. Перед Армянским Базаром верстах в двух, я думаю, находился Перекопский вал. Там заняли позицию марковцы, и батарея наша стояла позади марковцев, но особых боев за это время не произошло. Ходили слухи, что в мае месяце мы должны опять перейти в наступление и взять города и деревни Советской России, для того чтобы продолжить наступление на Москву. Это очень подбодрило наш дух.
В это же самое время Врангель производил чистку тыла и издал законы о землепользовании в пользу крестьян. Как будто все сулило нам удачливое наступление. Наконец-то наступил май месяц 1920 года. 20 мая было объявлено в приказе, что мы переходим в наступление. Меня послали в «ничью землю» между красными и белыми. Красные стояли верстах в трех к северу от Перекопа, а наши части находились по эту сторону – южнее Перекопского вала. Выехал я на разведку в эту «ничью землю» в сопровождении трех разведчиков, для того чтобы подыскать позиции для двух батарей нашего дивизиона. Немножко, правда, я замешкался в этом деле, так как не находил подходящего места, и, когда выбрал наконец позиции для двух батарей, повернул обратно и поехал навстречу нашему дивизиону. Но дивизион уже в это время перевалил через Перекопский вал и шел в эту самую «ничью землю». Тут я получил разнос от командира дивизиона за то, что поздно выехал навстречу. В конце концов наши две батареи заняли выбранную мною позицию, и рано утром начался с нашей стороны обстрел позиций красных. Стреляли очень удачно, как мы впоследствии установили, когда прорвали линию красных. Корниловская дивизия заняла какое-то важное село на левом фланге Марковской дивизии. Марковцы тоже заняли деревню Первоконстантиновку, и тут мы и обнаружили удачную стрельбу нашего дивизиона. Была разбита совершенно одна красная батарея. Лежали трупы лошадей и людей.
Мы не долго оставались в этой деревне и двинулись дальше по направлению к Днепру. Были легкие бои, о которых упоминать даже не стоит. В конце концов мы вышли на берег Днепра и стояли в селе Михайловка. Тут как раз я подал рапорт о том, что для сравнения со сверстниками прошу меня произвести в следующие чины. В августе месяце я был произведен сразу в капитаны и из капитанов в подполковники. А этому событию предшествовала одна моя командировка, когда на какой-то станции, где нужны были лошади, чтобы ехать дальше, какой-то совершенно молодой человек в чине подполковника получил превосходство, а я остался дожидаться лошадей. Это меня возмутило, так как я был старше его, а он получил предпочтение. Так что я решил расстаться со своим чином штабс-капитана и был произведен в подполковники.
Как я уже говорил, мы застряли в селе Михайловка и стояли там довольно долго. Развлекались тем, что купались и ездили верхом в соседние полки. Помню, как я попал к кирасирам Его Величества и там провел очень хорошо время. Они занимали чудный дом какого-то немца, который был женат на француженке. Я с удовольствием болтал по-французски с его женой. Выпито, конечно, было изрядно, потому что этот немец имел собственное вино и охотно ставил нам его на стол.
Боевых действий нашему дивизиону не пришлось особенно вести. Был небольшой бой около Каховки, но он ограничился обменом снарядами – как с нашей, так и с другой стороны. А Михайловка стояла в нескольких верстах от Каховки. Не помню сейчас, на чьем берегу было само местечко Каховка. Помню очень хорошо, как пытались взять Каховку. Наш 1-й конный полк был брошен в атаку, и мы из Михайловки великолепно видели всю эту атаку, так как это было, наверное, верстах в трех. Она для нас окончилась неудачно. Но в конце концов меня назначили старшим офицером в 5-ю батарею, которая должна была сформироваться.
Собралось довольно много офицеров из 4-й батареи нашего дивизиона, и у нас не было ни лошадей, ни седел, ни орудий – вообще ничего! Мы насмешливо называли себя «Вооруженные силы Юга России», так как, кроме винтовок и карабинов, у нас ничего не было. И когда были какие-нибудь передвижения, то мы садились на телеги и ехали. В конце концов это нам ужасно надоело, и, когда представилась возможность, мы подали соответствующие рапорты и были переведены в Кубанскую запасную батарею для сформирования дивизиона. Я был назначен старшим офицером в 8-ю конную батарею, но так это и осталось на бумаге: ни орудий, ни лошадей, ни казаков (потому что это была казачья батарея) не было. Мы опять вели довольно скучную и беспросветную жизнь. Правда, мы находились в полной безопасности, так как на боевую линию нас не выводили, ибо мы были там совершенно бесполезны.
Раздел 2
Корниловцы в Крыму и Северной Таврии158
Пароходы с остатками «Вооруженных сил Юга России» поплыли в Крым, где еще держался пятитысячный корпус добровольцев под командой генерала Слащева. Когда пароход с Корниловской дивизией причалил в Феодосии к пристани, корниловцам сразу бросилась в глаза стоявшая среди толпы грузная фигура генерала Май-Маевского в корниловской форме. Уволенный в отставку генерал доживал свои дни в Крыму.
– Здравствуйте, мои родные корниловцы, – донеслось до них.
Моментально был вызван оркестр, и в честь генерала раздался корниловский марш. Растроганный Май-Маевский заплакал.
В Феодосии Корниловскую дивизию было приказано выгрузить в Севастополе. Севастополь поразил корниловцев. Пристань, сад и главные улицы были полны дамами в весенних туалетах, прекрасно одетыми мужчинами и блестящими офицерами тыловых учреждений. Ужасная война здесь совсем не чувствовалась, веселая жизнь била ключом, и казалось, что никому нет никакого дела до разыгравшейся два дня тому назад Новороссийской катастрофы. Враждебное чувство подымалась против всех этих людей, а вместе с тем было стыдно показаться им в своей замызганной обтрепанной форме…
Корниловскую дивизию погрузили в эшелоны и отправили в Симферополь, где стоял штаб генерала Кутепова.
В городе корниловцы узнали всякие новости. Сообщали по секрету, что командиры всех полков через генерала Кутепова предъявили Деникину ультиматум – удалить с должности начальника штаба Ставки генерала Романовского – «злого гения армии». Передавали, что казачьи атаманы еще до Новороссийской эвакуации хотели арестовать самого Деникина и заговор не удался только потому, что не могли сговориться на кандидатуру нового Главнокомандующего. Местные жители рассказывали, что все «крайние правые» во главе с епископом Вениамином ведут усиленную агитацию за генерала Врангеля. Слухи ходили самые фантастические, но толком никто ничего не знал. Начальники молчали, все время собирались, совещались и куда-то ездили.
Наконец, по Корниловской дивизии 24 марта был объявлен приказ генерала Деникина о передаче им власти и командования генералу барону Врангелю. Смута в умах кончилась.
Спокойно отнеслись корниловцы к переименованию Врангелем «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию» и с грустью приняли новость, что «Добровольческий корпус» отныне 1-й армейский корпус. «Добровольчество» стало неприемлемым.
Никаких изменений в командном составе Корниловской дивизии не произошло, наоборот, новым Главнокомандующим было сразу оказано внимание корниловцам: 26 марта начальник Корниловской дивизии полковник Скоблин был произведен в генерал-майоры, а его начальник штаба капитан Капнин159 – в полковники. В тот же день Врангель приехал в Симферополь, лично поздравил Скоблина с производством и принял парад Корниловской и Марковской дивизий.
В Симферополе генерал Кутепов со всей своей энергией приводил в порядок войска и обуздывал всех тех, кто во время бедствия потерял чувство долга и чести. Еще до ухода Деникина со своего поста Кутепов издал приказ от 19 марта, в котором писал, что виновные в малейшем насилии над личностью и собственностью граждан будут немедленно предаваться военно-полевому суду. «С просьбами о помиловании по таким делам обращаться ко мне запрещаю, несмотря ни на служебное положение, ни на прошлые боевые заслуги» – так заканчивался этот приказ. Очень скоро были приговорены к расстрелу два солдата за кражу поросят, а три офицера за конокрадство.
Получив пополнение людьми, лошадьми и материальной частью, Корниловская дивизия из Симферополя выступила в поход и 10 апреля прибыла в Армянский Базар.
В дивизии в это время состояли следующие части:
1. Управление дивизии.
2. 1-й Корниловский ударный полк.
3. 2-й Корниловский ударный полк.
4. 3-й Корниловский ударный полк.
5. Корниловская артиллерийская бригада из шести батарей.
6. Корниловский отдельный конный дивизион.
7. Корниловская отдельная инженерная рота.
8. Управление дивизионного интенданта.
9. Перевязочный отряд дивизии.
Кроме того, Корниловской дивизии были приданы:
1. 1-й отдельный тяжелый артиллерийский дивизион.
2. 1-й и 2-й отряд танков.
3. 4-й отряд бронеавтомобильного дивизиона.
Во главе 1-го и 2-го полков оставались прежние командиры – полковник Гордиенко160 и капитан Пашкевич161, произведенный в полковники; 3-м полком после убитого на Дону капитана Франца162 командовал полковник Щеглов163 – кадровый офицер. Несмотря на свое худощавое трагическое лицо с глубоко сидящими глазами, он был веселый, жизнерадостный человек с открытой душой. При всякой тяжелой обстановке подходил к своим офицерам и солдатам и утешал:
– Ничего, ничего, все пройдет…
В бой Щеглов бросался очертя голову, разъезжая верхом вдоль своей цепи, всегда рассчитывал на победу, но часто терпел поражения. Был к тому же поэт и любил писать экспромты. Среди сохранившихся официальных полковых документов и рапортов есть один листок из полевой книжки со стихотворением Щеглова, написанный по такому случаю. У Щеглова был большой приятель полковник Пух164 – старый корниловец-первопоходник, в котором жизнь тоже била ключом: веселые черные глаза и ослепительно белые зубы постоянно сверкали на его вечно смеющемся смуглом лице. В Таврии под Никополем у села Знаменка Пух командовал сводным отрядом и срочно послал Щеглову просьбу о присылке ему на помощь всех конных, имевшихся в 3-м полку. Пух немедленно получил такой ответ:
«Полковнику Пух.
Пух! Просишь Ты конных – их нет у меня,
Несчастных коней измотали
В бою до того, что, поев ячменя,
И ныне бодрее не стали.
Счастлив Ты, что в Знаменке кротко сидел,
Об отзыве грезы лелея,
И не был вчерашним участником дел…
Не рыпайся – будешь целее.
А дальше, послушай, тебе я спою,
Вчера что случилося с нами,
Чуть-чуть было грешную душу мою
Не вспомнили ныне блинами.
Вчера из Рогачика еле утек,
Вовсю отбиваясь пехотой.
Как вспомню про это, то сердце ек-ек,
И аж отрыгнется тошнотой.
Но полно смеяться: растаял мой полк,
Рогачик вчера атакуя.
Сижу в Ольгофельде и я, старый волк,
Объятия Музы смакуя…
Пишу Тебе рифмы, любезный мой Пух,
Друг боя и винной бутылки.
Читай и, стихами чаруя свой слух,
Не жди, милый, конных присылки.
А в общем – целую, будь крепок, здоров,
Всегда Твой до гроба полковник Щеглов.
15-Х – 20 г. 2 час. Кол. Ольгофельд».
Вслед за Корниловской дивизией в Армянский Базар была прислана 1-я морская отдельная бригада из трех батальонов, которые были влиты в 1-й и 2-й Корниловские полки. Лучшего пополнения не могло быть: офицеры и солдаты были старой выправки и прекрасно воевали. Во время одной атаки на проволочных заграждениях под Каховкой погиб командир одного из влившихся батальонов полковник Тарасевич.
В Армянском Базаре Корниловскую дивизию вторично навестил генерал Врангель. Перед фронтом он произнес речь, в которой сообщил, что англичане предложили Русской Армии свое посредничество для заключения мира с большевиками, а в случае отказа армии от этого посредничества англичане заявили, что оставят ее безо всякой поддержки.
– У нас остается, – закончил Врангель, – одна надежда – на свои собственные силы. Держитесь, орлы, держитесь.
19 апреля Корниловская дивизия стала на позицию, заняв Перекопский вал, пересекающий весь Крымский перешеек глубоким рвом с отвесной каменной стеной в сторону Крыма и противоположным покатым скатом. Во времена Крымского ханства ров наполнялся водой и служил неприступной преградой от набегов запорожцев. Этот ров теперь разделял два непримиримых русских стана.
15 марта. Транспорт «Корнилов» прибыл в Феодосию. Необходимо было произвести дезинфекцию и немного разгрузиться. Переход с транспорта на берег решено было использовать для фильтровки всех погрузившихся и для препровождения болтающихся на пополнение полков дивизии. Для этого недалеко от пристани был выбран громадный двор с высокими «крепостными» стенами, дорога к нему охранялась шпалерами офицерского батальона 2-го Корниловского ударного полка, и тогда было приступлено к разгрузке. Полки в этом дворе разместились по своим участкам, а всю остальную публику стали фильтровать. Большинство не ожидало такой меры, а предполагало спокойно выгрузиться где-нибудь в районе Константинополя, а тут – на тебе! Феодосия и предложение пожаловать в такую-то роту Корниловского ударного полка. Вся эта толпа сомнительных сразу ощетинилась и пыталась «на арапа» выскользнуть на свободу. Все стали засыпать контролеров страшными фразами, указывая на занимаемые ими высокие посты и на связи со Ставкой, но этот номер для многих не прошел, и им пришлось пока что пожаловать в какой-либо полк. Как только первый их натиск потерпел фиаско, сразу все это заюлило и стало определять высоту стен, окружавших двор. Картина, свидетелем которой я был, дала нам полную характеристику всем этим господам и их роли в армии. Пять штаб-офицеров и несколько обер-офицеров, вследствие неопределенности их положения в армии и за отсутствием у них надлежащих документов, были назначены в офицерский батальон 2-го Корниловского ударного полка. Часть из них явились командиру батальона, а часть занялись исследованием высоты стен. Через некоторое время вся эта теплая компания соединилась, оживленно и таинственно что-то обсуждая. Затем они принялись что-то быстро перекладывать в своих чемоданах, выбрасывая все ненужное, после чего, пользуясь отсутствием надлежащего надзора, стали пытаться взять барьер – стену и бежать. Группа наших офицеров наблюдала это и хохотала. Самым рьяным спортсменом оказался один старец, который минимум раз пять пытался преодолеть стену и каждый раз срывался. Наконец их остановили, и старче не выдержал и, махнув рукой, сказал: «Черт побери, а как бы на самом деле не пришлось служить?» В следующую ночь все они сбежали.
Итак, первое доброе начинание встретило отпор. Последующая борьба облегчилась, так как у подобного рода господ действительно оказались солидные связи и их понемногу выручили. На питательном пункте дивизия получила горячую пищу, и вечером приступили к погрузке на старый транспорт.
16 марта. Около 3 часов отчалили и направились в Севастополь. Наша артиллерийская бригада осталась в Феодосии. Все любовались Ливадией – резиденцией Государя Императора Николая II, Хараксом, Ай-Тодором, Дюльбером, Кореизом, Симеизом и т. д. Памятники искусства еще сохранились и блистали своей красотой. Я же имел случай вспомнить о своем пребывании здесь в охране Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны от Корниловского ударного полка. День был хороший, играл оркестр, и все как-то приободрились. В 18 часов транспорт «Корнилов» прибыл в Севастополь. При проходе мимо крейсера «Генерал Корнилов» его экипаж с оркестром был выстроен для встречи на палубе. Корниловцы-ударники и корниловцы-моряки приветствовали друг друга, и громкое «Ура!» далеко разносилось по заливу. Встречать нас на пристань приехал наш бывший командующий Добровольческой армией генерал Май-Маевский. Мне тяжело было видеть его после битвы за Орел, и поэтому я уклонился от участия во встрече. Позади за нами осталась трагедия неудавшейся борьбы в течение двух лет за Россию. Теперь все наши чувства и мысли были направлены к тому, как сложится дальнейшая борьба на этом последнем клочке родной земли.
17 марта 1920 г. (ст. ст.) Корниловская ударная дивизия выгрузилась и стала по квартирам в Севастополе. В Крыму у всех царило представление, что мы просто «драпанули» и что теперь мы не боеспособны, а потому чины армии генерала Слащева смотрели на нас свысока.
18 марта. Утром дивизия погрузилась в эшелоны для отправки в Симферополь.
19 марта. По прибытии корниловцы расходятся по отведенным им местам, 2-й полк получил казармы Крымского конного полка. Идет чистка казармы, и начались строевые занятия. Последовал ряд приказов о поднятии на должную высоту воинского звания и дисциплины. Занятия и ликвидация нескольких шаек из компании легкой наживы сделали свое дело, и армия стала крепнуть и готовиться к новой борьбе. Приказ Добровольческому корпусу № 93.
20–27 марта. Занятия и баня. Командиры полков во главе с начальником дивизии ездили на военное совещание, где обсуждался вопрос о решении генерала Деникина оставить занимаемый им пост. Старшие начальники упрашивали его не делать этого, но он категорически отклонил просьбу, подчеркнув этим бесполезность продолжения борьбы в создавшихся условиях. В тот же день генерал Деникин отбыл на крейсере в Константинополь, а генерал барон Врангель вступил в командование Вооруженными силами и возглавил управление Крымом.
28 марта. Парад по случаю приезда нового командующего армией генерала Врангеля, который на нем сказал: «Яс честью выведу вас из создавшегося положения». Это подбодрило многих, и положение стало казаться не столь уже безнадежным. Таким образом, и генерал Врангель обещал только «с честью вывести из создавшегося положения», что фактически было аналогично с мнением генерала Деникина.
29–30 марта. Приготовления к празднику Святой Пасхи. Красные сделали попытку наступать, и поэтому был получен приказ о нашем выступлении. Остатки 3-го Корниловского ударного полка поехали эшелоном, 1-й и 2-й полки остались на месте для встречи Пасхи.
31 марта. Благодаря хозяйственной части встреча праздника была хорошо обставлена: в казарме были устроены общие столы, на которых красовались яйца, куличи, колбаса, ветчина, вино и даже жаркое. Приехал начальник дивизии, поздравил с праздником, и только после этого началась застольная трапеза. К 8 часам полки уже подходили к станции для погрузки в эшелоны, а к 19 часам были на месте назначения, на станции Курман-Кемельчи. Приятно было видеть и слышать, что население Крыма находило в нас не шайку разбойников, как это чувствовалось в Севастополе, а регулярные части Добровольческой армии. К 24 часам полки стали по квартирам в селах Курман-Кемельчи и Бу злак.
1–3 апреля. Отдых. Приказ о смене Крымского корпуса генерала Слащева на Перекопе.
4 апреля. Переход в село Павлово, в 42 верстах, совершен бодро. Великое дело для солдата – отдохнуть, подкормиться и сходить в баню. Помогла и чудная погода Крыма.
5 апреля. К вечеру дивизия прибыла в село Ново-Ивановка.
9 апреля. Утром выступление, и к 20 часам ночлег в хуторе Бесчинском.
10 апреля. К 12 часам дивизия сосредоточилась и расположилась в маленьком, грязном, полуразрушенном, не имеющем достаточно воды городишке Армянск. Это уже фронт, откуда местами был виден знаменитый Перекопский вал и слышалась артиллерийская перестрелка.
11–16 апреля. Строевые занятия. Приезд Главнокомандующего генерала Врангеля, который заявил, что все слухи о переговорах с большевиками – ложь и что борьба с ними будет продолжаться. Со стороны англичан было предложено посредничество для мирных переговоров с большевиками, и при отказе они грозили прекратить все поставки нам. Генерал Врангель с достоинством отверг эти предложения, и англичане порвали с нами. Начались работы по укреплению Перекопского вала. Полкам были указаны их участки, и на них они стали рыть окопы и делать пулеметные гнезда. Участок дивизии: от разрушенного городка в центре вала – Перекопа – и до Перекопского залива. Для обороны он был пригоден, но имел тот большой минус, что вообще все это огромное старое турецкое укрепление с его валом и рвом, где воды теперь уже не было, может быть глубоко обойдено справа, по мелким сивашам (род залива), с выходом даже в тыл городу Армянску, почему теперь прежнее значение этого крепостного сооружения теряется. Предполагаю, что поэтому-то генерал Слащев Перекопского вала не укреплял, на нем не оборонялся и при наступлении красных впускал их на полуостров, определял их маневр и всегда потом отбрасывал их обратно. В бытность мою в охране Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны весной 1919 года красные углубились до Акманайских позиций и судьба Крыма висела на волоске, почему Ее Величество и Великий князь Николай Николаевич согласились на предложение англичан выехать за границу. От такой обороны генерал Кутепов отказался, и было решено отбивать атаки красных на валу и на сивашах. Флота у красных не было, и за море мы были спокойны.
19 апреля. Корниловская ударная дивизия занимает Перекопский вал от города Перекопа до Перекопского залива, 1-й полк – от города до Собачьей Балки исключительно, 2-й Корниловский ударный полк сменил 136-й пехотный Таганрогский полк и приступил к укреплению позиции. Проволочное заграждение было усилено не только перед рвом, но и в глубине его, по склонам; не забыли вынести заграждение и далеко по заливу, с загибом в наш тыл, – это на всякий случай. Погода стояла все время чудная, поднимающая настроение, но только с питанием стало слабо, почему пришлось сократить и наряды на работы.
28 апреля. Приказ генерала Врангеля о переименовании «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию» произвел большое впечатление. Положительным в этом было то, что было прекращено самостийное деление власти в военном аппарате, но для нас было печальным уничтожение Добровольчества, которое, собственно, и положило начало борьбе с большевиками.
30 апреля. До сего времени в Добровольческой армии награждения чинами и орденами за боевые отличия были весьма редким исключением. Теперь же генерал Врангель отдал приказ об учреждении ордена Святого Николая Чудотворца, для награждения им отличившихся в боях солдат и офицеров, и также Николаевских знамен, штандартов и труб для отличившихся частей армии. Орден Святого Николая – темно-бронзовый крест с надписью «Верою спасется Россия» на ленте национальных цветов. Знамена и штандарты – цвета полков, с ликом святого Николая, имеют на обратной стороне вензель части и увенчаны восьмиконечным крестом и национальными лентами. Надпись на полотнищах: «Верою спасется Россия».
Концерт на Перекопе
Больше месяца просидели корниловцы на Перекопском валу. Расстояние до противника было около тысячи шагов, ружейной и пулеметной стрельбы почти не было. Вели пристрелку только батареи. Тянулись скучные и нудные дни. Питались мелкой рыбешкой – камсой с какими-то приправами. От скверной воды начались желудочные заболевания, стали хворать и цингой. Заболел брюшным тифом генерал Скоблин, только что перед этим назначенный командующим войсками Перекопской группы. Скоблина увезли в Симферополь.
Корниловцы развлекались игрой в городки да изредка ездили в Армянск, где можно было узнать штабные новости и посидеть в турецких кофейнях за стаканом мутного чая. Хороша была только весенняя степь, усыпанная цветами. Трепещущими комочками в синих небесах пели жаворонки, нежно перекликались перепела, шныряли суслики.
Однажды во 2-м полку все с волнением прочитали приказ: «Сегодня, когда стемнеет, состоится во рву, на участке Офицерского батальона, концерт Н.В. Плевицкой. Чинам полка, свободным от нарядов и службы, прибыть в строю и занять отведенные места».
Закипела работа. Во рву около отвесной стены соорудили эстраду, разукрасили ее гирляндами из полевых цветов, в Армянске раздобыли пианино. Перед эстрадой доставили скамьи для начальства и гостей.
Наконец стемнело. Все роты потянулись на левый фланг полкового участка. На местах остались дежурные части да сторожевое охранение. Пришли гости – офицеры соседних полков, артиллеристы, моряки. Корниловцы расселись по скату. Вся эстрада и ров были залиты лунным светом. Глухо доносился прибой.
– Встать, смирно, господа офицеры! – раздалась команда.
Показался командир полка полковник Пашкевич, рядом с ним Плевицкая. Оркестр заиграл встречу.
Точно в привычном концертном зале спокойным голосом запела артистка. Песнь разносилась по рву и уснувшей степи. Родные напевы колыхали в душе потускневшие образы, вставал дорогой лик утерянной России… «Занесло тебя снегом, Россия…»
Аплодисментами, криками «бис» кончалась каждая песнь. После того как Плевицкая спела «Ухарь купец» и смолкнул шум одобрений, вдруг дружное плесканье повторилось как эхо во вражеском стане. Не выдержали сердца и у красноармейцев…
Но когда низкий грудной голос зарокотал по степи: «Шумел, гремел пожар московский, дым расстилался по реке…», с грохотом и воем
пронеслись надо рвом вражеские снаряды и разорвались за валом. Начался обстрел.
Концерт оборвался… Пашкевич резким голосом прокричал:
– Все по своим местам!.. Пулеметчики, пулей!..
Схватил Плевицкую за руку и поспешно увел ее. Несмотря на пережитую опасность, Плевицкая вскоре еще раз дала свой концерт в Перекопском рву, но уже на участке 1-го Корниловского полка.
Вследствие болезни начальника дивизии и его помощника, в дивизии произошли перемены лиц командного состава: 7 мая командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Пашкевич назначен временно командующим дивизией, а его помощник, подполковник Левитов, – временно командующим 2-м Корниловским ударным полком.
9 мая. На участок 2-го Корниловского ударного полка прибыл генерал Врангель, который в своей речи подчеркнул, что Русская Армия скоро пойдет вперед.
15 мая начинается подготовка к прорыву укреплений красных. Правый участок Корниловской ударной дивизии, от города Перекопа включительно до Собачьей Балки, отводится 1-му полку, а далее влево, до залива, – 2-му полку, 3-й полк – в резерве, за 1-м полком. Почти ежедневно противника тревожили и производилась разведка подступов к его позиции. В этой разведке принимали участие все – от обычного наряда до командиров батальонов, танкистов и командиров полков включительно. Артиллерия изучала свои участки и вела пристрелку. На участке полка были проведены две дороги через вал и ров – для пехоты и кавалерии. Обычные проходы расширены, и в проволочных заграждениях сделаны необходимые удобства. Готовили запасных пулеметчиков, формировались специальные команды для разрушения проволочных заграждений, штудировалась сигнализация ракетами с артиллерией и полотнищами с авиацией, пополнялись склады боеприпасов, и расширялись перевязочные пункты. Несмотря на то что питание было весьма слабое, все делалось с полным сознанием значения для нас первого после долгого перерыва боя с нашими старыми знакомыми – латышами.
Боевой состав 2-го Корниловского ударного полка на 24 мая 1920 года: батальонов – один офицерский и три солдатских, ударников в командах – 380, пулеметов тяжелых – 22, легких – 32, пулеметная команда офицерского батальона – 21 пулемет, шашек – 9.
24 мая 1920 года получен боевой приказ Корниловской ударной дивизии за № 10. 2-му Корниловскому ударному полку с тремя орудиями 6-й Корниловской батареи, тремя тяжелыми танками и Корниловским конным дивизионом была поставлена задача: 25 мая в 2 часа 25 минут занять исходное положение по гребню высоты, что северо-восточнее хутора Кошары, и по проходе танков через исходное положение полка, в 3 часа 30 минут, начать стремительную атаку позиций противника, нанося главный удар между хутором Преображенка и приморским садом. По овладении позицией противника закрепить таковую. По имеющимся сведениям, на фронте полка находятся части 42-й стрелковой и 13-й кавалерийской латышской дивизий. Здесь я позволю себе вспомнить характерный для боевой обстановки случай, происшедший со мной 24 мая и в день выхода полка за ров 25-го. Штаб 2-го Корниловского ударного полка располагался в хуторе Кула, в двух верстах за валом. Отдав последнее распоряжение, я с моим ординарцем Лебеденко, бывшим адъютантом Махно, карьером полетел к валу через огороды. Какую-то канаву мой конь не взял и полетел. Лебеденко через меня тоже, но я устоял на ногах, а он упал вместе с конем. Стоявшая на огороде старуха говорит: «Эх, барин! Плохая примета». Знал и я, что плохая, но скоро позабыл про это. Не забыла про это только судьба: через три дня, по дороге на Каховку, на кургане Черная Могила первым же снарядом был убит Лебеденко с конем и мой вороной, а я устоял и только был легко контужен.
В 23 часа 24 мая полк приступил к занятию исходного положения. 1-й батальон, пулеметные команды, артиллерия, танки и боевой обоз были собраны на правом фланге участка полка для перехода через ров по дороге, сделанной специально для пропуска всех родов войск. Мне запомнился момент, когда переправлявшиеся через ров и вал с особым удовольствием смотрели на нашу главную опору в атаке – на танки, около которых хлопотали русские офицеры, собираясь в последний для них путь и заботливо проверяя исправность своих стальных гробов. Батальоны – офицерский, 2-й и 3-й – переправлялись на участке 2-го по пешеходной тропе. Конный дивизион – по тропе у залива.
25 мая около 2 часов 30 минут полк занял исходное положение. В первую линию прорыва укреплений противника была назначены 2-й и 3-й батальоны с тремя танками и одним сопровождающим орудием от 6-й батареи. Ночь была темная и теплая, ветер дул с севера. Луна взошла в 3 часа. На фронте противника тишина. Красные, по-видимому, не подозревали близости момента атаки. В 3 часа 30 минут танки прошли расположение полка, двигаясь развернутым фронтом на интервалах около 200 шагов. Вследствие северного ветра шум танков противнику не был слышен. У всех чинов полка вера в успех атаки была полная. Вдруг со стороны противника стали доноситься одиночные выстрелы секретов, потом раздался частый ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь. Наша артиллерия с вала открыла, в свою очередь, заградительный огонь по Преображенке и по приморскому саду и батареям противника. Вера в успех атаки стремительно влекла в бой весь полк, и первые цепи почти обгоняли танки. Пулеметный огонь противника был настолько силен, что и мне, и находившимся со мной конным пришлось кубарем спешиться. Я приказал резервным батальонам залечь. Здесь нас выручила маленькая неточность движения: путь следования полка был по склону морского берега, пересекаемого под косым углом от противника к нам пологим оврагом, а потому, как это бывает при ночных движениях, полк уклонился к морю, воспользовавшись незаметно для себя складкой местности, что спасло нам многие десятки жизней. В 4 часа 30 минут 2-й батальон выпустил ракету – условный знак прорыва позиции и перенесения артиллерийского огня. В прорыв, для развития успеха, был направлен весь полк. В это время 1-й полк только подходил к противнику у хутора Преображенка. Посланный с донесением о прорыве первой укрепленной линии полевой адъютант полка поручик Горонескул165 возвращался вместе с временно командующим дивизией полковником Пашкевичем, который был в восторге от того, что его полк первым нанес поражение противнику и движением 2-го батальона с одним танком помогает своему старшему брату штурмовать хутор Преображенка. Для этого 2-й батальон с танком меняют свое первоначальное северо-западное направление на северо-восточное. Танк принял участие с 1-м полком в занятии хутора, а 2-й батальон, видя, что противник всюду бежит, взял свое первоначальное направление на вторую укрепленную линию. Танк же продолжал свое движение на участке 1-го полка и при наступившем рассвете стал жертвой снарядов тяжелой красной батареи. Началось наступление Корниловской ударной дивизии на вторую укрепленную линию противника. Общее направление 2-го полка было прямо на запад. Расположение батальонов: 2-й – на правом фланге, 3-й – в центре и 1-й с двумя танками на левом фланге, 6-я Корниловская батарея на линии батальонов, конный дивизион за левым флангом 1-го батальона, по дороге на село Адамань, офицерский – в резерве полка. В 5 часов 30 минут на участок полка прибыли 3-я гвардейская батарея и 8-я гаубичная. В 6 часов на участке 2-го батальона взвилась красная ракета: противник переходит в атаку. Красная артиллерия развивает бешеный огонь по своей первой линии, нами уже пройденной. Наша артиллерия не остается в долгу: усиленная батареями, прибывшими с Перекопского вала, она месит атакующих красных и не забывает отвечать артиллерии противника. Пулеметные команды, исключая находившуюся с офицерским батальоном, силою огня своих 54 пулеметов косят латышей. Батальоны 2-го полка идут, не задерживаясь, навстречу врагу. Дерзость перехода красных в контратаку со второй линии отвечала идее фланкирующего расположения таковой, построенной с целью отрезать от Перекопского вала части, выходящие в Северную Таврию. Очень часто красные не учитывали при наступлении на нас качества и силы нашего огня. Подобного рода просчет получился у них и в данном случае: сорвать наш выход из Крыма фланговым ударом по частям, фактически еще не развернувшимся, им не удалось. Помимо сокрушительного огня с нашей стороны и эффектного, быстрого движения навстречу врагу трех батальонов, с офицерским в резерве, левофланговый наш батальон с двумя танками, несмотря на то что перед ним окопы красных оказались прикрытыми болотом и латышской батареей, берет их вместе с орудиями. Бегущие в это время от 2-го и 3-го батальонов красные при виде прорыва их укреплений на их правом фланге отступают, не задерживаясь, на Колончак. Досадно, что здесь у нас не было кавалерии в резерве, а наш конный дивизион устремился на Адамань. Хотя на участке 1-го батальона оба танка не ворвались в укрепленную линию, только подошли близко, все же половина успеха принадлежит им. Здесь противник, как сказано выше, имел перед своими укреплениями болото и латышскую батарею. Наступивший рассвет ясно обнаружил малочисленность нашей пехоты в сравнении с ними, но танки и пулеметы их подавили, и на этом участке они даже не переходили в контратаку. Особенно самоотверженно оборонялась стоявшая прямо за окопами латышская батарея под командой молодого латыша. Вся ее прислуга была перебита ружейным и пулеметным огнем, а сам командир тяжело ранен. Когда же наша сестра милосердия хотела перевязать его, он с отборной руганью отказался и спустя немного подох. Дорого мы заплатили за эту батарею: она разбила один танк, который сгорел вместе с экипажем, и от нее же пал смертью храбрых офицер-первопо-ходник, командир орудия 6-й батареи, сопровождавшей цепи. Действуя с большой отвагой, танки при обоих прорывах сыграли решающую роль, но по своим техническим свойствам и вооружению они бессильны бороться днем с артиллерией. С наступлением рассвета и общим порывом вперед они невольно вышли из подчинения своему прямому начальнику, командиру 2-го Корниловского ударного полка: один не вернулся со 2-м батальоном на свой участок после демонстрации на хутор Преображенка, пошел по участку 1-го полка и там погиб от снарядов тяжелой батареи красных. Шедшие же в центре участка полка с 3-м батальоном хотя и сыграли свою роль, но, очутившись перед болотом, дали латышской батарее возможность учесть их слабость и дерзким огнем с близкой дистанции разбить один из них вместе с его героическим экипажем.
В 7 часов к хутору Преображенка подошел Сводно-кавалерийский полк генерала Барбовича и повел преследование уже разбитого противника через участок 2-го полка. Ввиду того что бой закончился еще до полного рассвета, авиация участия в нем не принимала. Наш конный дивизион занял село Адамань.
Таким образом, прорыв с Перекопского вала был сделан 1-ми 2-м полками Корниловской ударной дивизии, а 3-й полк дивизии оставался все время боя в резерве за 1-м полком, по дороге на Перекоп, на линии самого вала. Он составлял резерв нашей дивизии, обеспечивая наш правый фланг, где наступление марковцев и дроздовцев через Сиваши встретило сильное сопротивление противника. Временно командующий дивизией полковник Пашкевич ликовал: дивизия с небольшими потерями, первой из всех атакующих частей прорвала укрепления, а его полк имел счастье быть из первых первым за окопами противника. Потери 2-го полка были: убиты и ранены 5 офицеров и 7 ударников, сгорели 2 танка с их экипажами, и большие потери были в артиллерии. Небольшие потери полка я приписываю исключительно условиям ночного боя, дружному налету на противника и силе нашего огня. Из лиц командного состава был ранен командир морского батальона полковник Тарасевич. Трофеи полка: 5 легких орудий (английских), 10 пулеметов и 150 пленных.
Прорыв в Таврию
Непосредственное общение полководца со своими войсками поднимает боеспособность и дух армии. Армии надо чувствовать и осязать своего вождя. Преклонения перед неизвестным полководцем у солдата быть не может. Генерал Врангель это ясно сознавал, и он в скором времени опять приехал к корниловцам. Обходя позиции, Главнокомандующий обронил, что скоро пойдем вперед. Эта весть сразу облетала войска, и у всех стало на душе веселее. Хотя и чувствовалась своя обреченность, но невольно снова загоралась надежда на освобождение России. Многие думали и так: «Погибать, так с треском».
24 мая весь день к Перекопскому валу подходили резервы, подвозили пушки, танки. В ротах раздали ручные гранаты, патроны. Привели в порядок пулеметные двуколки, осмотрели свое оружие.
Вечером полковые священники служили молебны о даровании победы. Со строгими сосредоточенными лицами молились корниловцы. Через несколько часов бой… Снова быть на грани жизни и смерти. О себе не думалось, лишь бы победа… Верующие и неверующие становились на колени.
В каждом полку был объявлен боевой порядок: каким батальонам наступать в первой линии, каким во второй. Батальонам первой линии были выданы ракеты для сигнализации своим батареям. Зеленые ракеты было приказано выпустить из неприятельских окопов, красные на тот случай, если батальоны залягут перед проволочными заграждениями.
В два часа ночи Корниловские полки вышли за Перекопский вал и стали занимать исходное положение. В цепях 2-го Корниловского полка шли запряжки с легкими орудиями и тихо ползли танки. Перед рассветом, когда сгустилась тьма, орудия стали на позицию, танки ускорили ход, корниловцы двинулись за ними. Во всю мочь затрещали моторы, и танки врезались в проволоку. Как огромные утюги, они зашныряли вдоль и поперек неприятельских заграждений… Загрохотали пушки, ружья, пулеметы. Огненные языки лизали степь, пороховой дым крутился белыми клубами. Сзади корниловцев тяжело ухали морские орудия.
На Перекопском валу стояли наблюдатели. Весь перешеек сверкал огненными вспышками. Вдруг взвились яркие струи, и на черном небе задрожали зеленые звезды. Во вражеские окопы ворвался капитан Померанцев со своим 2-м батальоном 2-го Корниловского полка.
Без передышки, уже на рассвете корниловцы бросились брать вторую линию окопов. Латышская батарея, скрытая в хуторе Спиндияровка, била с правого фланга продольным огнем. Корниловцы побежали к батарее. Латыши открыли огонь на картечь, но было уже поздно: их окружили, и началась расправа с ненавистными артиллеристами. Всех до одного перекололи. Три латышских полка пытались оказать сопротивление за второй линией окопов около экономии Преображенка, расположенной уже за Крымским перешейком, но 1-й Корниловский полк разбил их наголову, захватив легкие и тяжелые орудия.
Прорыв укрепленных позиций красных на Крымском перешейке интересен для нас с двух точек зрения, тактической и моральной. Тактически – ход боя на прорыв укреплений соответствовал характеру ударных частей и был проведен, как мы видели, с максимальной точностью, дерзновением всех родов войск и сознанием исполняемого нами воинского долга перед национальной Россией. Моральная сторона боя будет относиться исключительно к корниловцам, дабы избежать упрека при обобщении говорить за других. Суть освещения этой стороны боя в общих чертах сводится к следующему: в Крым мы прибыли после тяжелого поражения, равного, пожалуй, дням гибели под Екатеринодаром нашего вождя и шефа полка генерала Л. Г. Корнилова. Главным в этом, тогда и теперь, было тягостное для нас сознание, что народы Российской Империи, в массе своей, быть может, из животного страха пошли в ряды нашего врага, чуждого им и нам интернационала. Тогда, до 1-го Кубанского похода, до 17 тысяч офицеров, находившихся в Ростове и Нахичевани, уклонились от похода с нами, а положение на Дону определил своим выстрелом большой русский патриот генерал Каледин, один из немногих верно оценивший безнадежность самостийных построений вне решения общего Российского вопроса. Теперь, то есть после 1-го Кубанского похода, когда стало ясным его значение и когда цель его – «зажечь светоч» – была осуществлена и вся Россия узнала о целях обеих борющихся сторон, то, несмотря на это, по выходе Добровольческой армии на Московскую дорогу мы встретили интернациональную Красную армию, по выражению советских источников созданную Лениным (это, конечно, жест партийной вежливости) и военспецами Императорской армии, ставшими «верными сынами своей советской родины». Что это именно так, это мы особенно хорошо узнали в битве под Орлом, когда карьеристы и шкурники из числа «бывших» использовали все ресурсы страны, спокойно переданные Керенским Ленину, и создали совместно с чекистами подавившую нас своей численностью Красную армию. Под давлением этой массы, отбиваясь с мужеством, достойным Императорской армии, мы принуждены были пережить Новороссийскую катастрофу, сконцентрировавшую в своей точке все неудачи Вооруженных сил Юга России. Они критикуются под тяжестью пережитого поражения или нежелания признать его. Критика жестокая, доходящая в своих суждениях до возможности чуть ли не повернуть наше поражение в победу на полях и водах Новороссийска!
Жестокий лик войны для нас, корниловцев, всюду был одинаков, всюду лилась русская кровь, но под Новороссийском он был особенно тяжел, подводя итог пройденному нами пути. Операция эвакуации из Новороссийска переживалась нами как желание использовать в борьбе все возможности, и этой последней возможностью был Крым.
Первые дни в Крыму были для нас полны тревог: произошла смена Верховного командования с переименованием «Вооруженных сил Юга России» в «Русскую Армию», с критикой, изображавшей нас чуть ли не бандой. Отказ генерала Деникина, как бы к нему ни относиться, имел в своем основании признание невозможности продолжать борьбу в такой форме, и первое обращение к нам Главнокомандующего, генерала Врангеля, обещало нам только с честью вывести нас из создавшегося положения, другими словами – был выражен тот же взгляд. Отвергнутое им с презрением предложение англичан о посредничестве для переговоров с врагом было встречено в армии с восторгом, так как отвечало настроению всех: драться на родной земле до последней возможности. Сознание, что в Крыму мы должны иметь дело со старым, во много раз сильнейшим врагом, нас не смущало, но вот оценка выполнения нами в последних боях своего воинского долга сильно коробила нас. Собственно, что же произошло? Плохо были одеты и истощены, но все это было и под Орлом, где плюс к этому многие были и без шинелей. А ведь дрались временами с врагом, превышавшим наши силы чуть ли не в двадцать раз. Одно только в позорящей нас клевете было правдой: что много мы бросили материальной части при эвакуации в силу создавшихся условий, а конский состав был полностью оставлен. Но сила духа Корниловских полков была на высоте, и дезертирства не было. Все это переживалось и взвешивалось в душе каждого корниловца, отливаясь в старое наше настроение – «умереть или победить».
И 25 мая 1920 года это настроение должно было вылиться в действие. Я мало знал, чтобы кто-либо твердо верил в наш полный конечный успех борьбы при таком соотношении сил обеих сторон, но желание нанести возможно больше вреда власти извергов интернационала было общим. Не забывали мы в этих переживаниях и наших жестоких критиков. Победой в первом бою нам хотелось сказать им: жив дух ударников генерала Корнилова, да здравствует Россия!
Первый бой в Крыму эти надежды оправдал и укрепил нас в старой преданности заветам горячо нами чтимого вождя и шефа полка генерала Аавра Георгиевича Корнилова, определившего требования нашей службы в борьбе за честь России в своем знаменитом прощальном приказе: «…Будьте и впредь такими, как вы теперь. Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите, дышите только мечтой о Ее величии, счастье и славе. Бог в помощь вам! 1 сентября ст. ст. 1917 г. Генерал Корнилов».
Успех боя 25 мая 1920 года был ценен для нас не сам по себе даже, но особенно своими последствиями: он влил в нас ту силу, с которой мы достойно вели борьбу с поработителями национальной России и которую генерал Врангель оценил врученными нам наградами: дивизии – Георгиевского знамени и полкам – Николаевских знамен.
Заканчивая описание боя Корниловской ударной дивизии, я с чувством гордости свидетельствую, что заветы нашего вождя и шефа полка и здесь мы выполнили достойно. Бывший командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Левитов.
За отсутствием у меня журнала боевых действий 1-го Корниловского ударного полка, я помещаю воспоминания одного из его офицеров – поручика Михаила Юрьевича Бердника, приславшего мне их к юбилею этого боя.
Захват неприятельской батареи. Ночь на 25 мая 1920 года была необычна для Крымской армии генерала Врангеля. Ни один человек на фронте в эту ночь не заснул, и с наступлением темноты все боевые единицы всех родов войск пришли в движение. Это движение было заранее предопределено и разработано в деталях, начиная от штаба Главнокомандующего и всех крупных боевых соединений до полковых штабов включительно. Наш 3-й батальон 1-го Корниловского ударного полка, стоявший в резерве, с заходом солнца присоединился к полку и в 11 часов ночи был на Перекопском валу в ожидании дальнейшего движения. В полночь полк в полном составе, соблюдая абсолютную тишину, двинулся в темное пространство на территорию, занятую красными частями. Из своего крымского убежища мы выходили на широкий простор Таврии. Первые заставы красных находились около села Преображенка, их линии не имели вида беспрерывных укреплений позиции, какие имела на Перекопском валу армия генерала Врангеля. Открытое и безлесное пространство не защищало пехоту красных от нашего артиллерийского огня, но все их главные силы находились вне достижения наших батарей, примерно на расстоянии 4 верст от линии наших позиций. Ночным маршем, сохраняя непрерывную связь с соседями, мы медленно продвигались по целине к противнику, и часа через два весь полк залег в ожидании рассвета, чтобы в скрывающем нас тумане атаковать красных, сломить их сопротивление и преследовать их отступающие части до окончания распыления первой оборонительной линии. Лежа в темноте, мы потеряли представление о времени, но было, вероятно, близко к рассвету. Позади нас слышался громыхающий лязг наших наступавших танков, идущих с прикрытыми огнями по заросшей проселочной дороге. На всем фронте широкого наступления царила гробовая тишина, и вдруг совсем невдалеке начались частые вспышки артиллерийских огней, и в ночную темноту стали ложиться снаряды по заранее пристрелянным расчетным площадям воображаемых опасных участков, может быть, занятых невидимым противником. Батарея красных нервно переносила огонь с одного квадрата на другой, кладя снаряды близко к участку скрытого темнотой нашего полка, но никого, к счастью, не задевало. Шум наступающих танков приближался ближе и ближе, и батарея противника перенесла огонь на расчетную дистанцию танков и на время оставила нас в покое. Темный покров ночи стал сменяться бледно-серым молочным туманом, и начали вырисовываться неясные очертания ближайших предметов. Полк был поднят на ноги, и мы двинулись вперед, идя почти рядом с движущимися танками. Батарея красных беспрерывно, но беспорядочно и нервно вела огонь по разным направлениям. Быстро приближался рассвет. Танки были уже обнаружены, и батарея встретила чудовища неистовым огнем. В глубоком молчании шло наступление, не было слышно ни пулеметного, ни винтовочного огня, и только артиллерийская дуэль батареи с нашими танками разрывала тишину исчезающей ночи. Среди одинаковых разрывов мы отметили сильный взрыв, происшедший где-то впереди от нас, к линии наступающих танков, и вскоре по цепи получили подтверждение, что один наш танк был подорван и быстро загорелся, оставленный командой. Теперь мы ускорили наше движение, стремясь подойти к линии противника как можно скорей, обнаружить его силы и войти с ним в боевое соприкосновение. На нашем пути был встречен стоявший в стороне объятый пламенем наш танк, внутри которого беспрерывно рвались патроны пулеметных лент и резерва. Яростный огонь красной батареи неожиданно прервался и затих. Мы не знали, что в этот момент среди молочного тумана красные артиллеристы увидели неожиданно выросшие как из-под земли фигуры корниловцев, в упор расстреливавших прислугу орудий. В один момент батарея смолкла, ее команда быстро, в смертельном страхе кинулась к лошадям, бросив все орудия и зарядные ящики в руки ворвавшихся храбрецов.
Это был первый грозный шквал сокрушительной атаки лучших передовых частей 1-го ударного полка, укомплектованных старыми боевыми офицерами и ударниками, прошедшими суровую школу войны от Ледяного похода до Курска и Орла. Все было брошено противником на месте, винтовки и патроны в беспорядке валялись на мокрой земле вместе с шинелями и покрывалами, забытыми в панике. Во всех направлениях были растянуты катушки артиллерийских проводов, от толстых кабелей до тончайших, в иностранных миниатюрных, изящных катушках. Как нити паутины, они тянулись по полю на целые километры на различные наблюдательные пункты, в штабы и квартиры командиров и комиссаров. Видно было богатство и разнообразие артиллерийского снабжения по сравнению с убожеством и нехватками нашей телефонной связи, не позволяющей нашей артиллерии как следует наладить связь наблюдательных пунктов. Так наши союзные предатели из Лондона и Парижа снабжали наших врагов «последним словом артиллерийской техники», в чем можно было убедиться по имевшимся металлическим ярлычкам и надписям на английском и французском языках. Наблюдение всего этого было мимолетным… Еще минута, и батарея снова открыла огонь, еще более быстрый и нервный, чем был слышен до сих пор. Идущая сзади пехота узнала потом, почему снаряды не рвались на нашей стороне, а где-то глухо утопали в ближайшем тылу красного расположения и как будто все время углублялись в позиции красных. Впереди прозвучало мощное «Ура!», и по цепи передали, что передовыми дозорами вместе с нашими артиллеристами захвачена в плен неприятельская батарея из шести орудий в полной исправности. Орудия были быстро повернуты на 180 градусов, и сам доблестный командир Корниловской батареи, георгиевский кавалер полковник Бялковский Николай Петрович166, преследовал огнем отступающие красные полчища, не жалея вражеских снарядов, посылая их в спину «драпающего» врага. Уже совсем светало. Весеннее солнце показалось на горизонте, холодная утренняя роса искрилась на светлой траве, отражая косые лучи солнца. Впереди шла трескотня пулеметов и беспорядочный ружейный огонь, неся смерть и сокрушение отступающим красным частям, в большинстве случаев состоявшим из оплота Красной армии – латышей.
Наш 3-й батальон 1-го Корниловского полка шел медленно и уверенно в направлении молчавшей батареи. Первые ряды пулеметной команды наткнулись на искусственные заграждения из мешков с землей и декоративные прикрытия из зеленых ветвей, стоящие около орудий и зарядных ящиков. Чины команды осматривали детали убежищ и глубоко врезанных в землю землянок, ища подходящего оружия для своего резерва. В земляных углублениях стояли тяжелые артиллерийские ящики со снарядами и много нераспечатанных патронных ящиков в белой деревянной обшивке. Пробуя поднимать ящики, я сразу обнаружил разницу в весе одинаково сделанных и немедленно вскрыл более легкие. Какова же была наша радость, когда, срывая крышки, мы обнаружили сложенные рядами куски прекрасного белого сала, пересыпанного солью. Вероятно, никто из нас более года не только не пробовал, но даже и не видел маленького куска сала, питаясь каждый день, в обед и вечером, керченской «камсой». От такого счастья была на время забыта боевая обстановка, и, разбивая ящики с салом, мы набивали им наши походные сумки и снабжали им всех подходивших. Сало успевало исчезать не только в сумках, но и во рту уже достаточно проголодавшихся в походе бойцов. Наша остановка продолжалась недолго. О неожиданном кормовом подкреплении было немедленно сообщено хозяйственной части батальона, и мы быстрым шагом покатились вперед, за волнами рассыпного строя идущих впереди нас батальонов. Нашей целью было как можно скорей оттеснить и рассеять сброшенные с первой оборонительной линии силы красных, уничтожить их боеспособность и помочь своим фланговым движением соседней, Марковской дивизии, геройски дерущейся с сильной пехотой и артиллерией красных на хорошо устроенных позициях. Гул артиллерийской канонады доносился до глубокой ночи. Сомкнув батальоны, пехота пропустила кавалерийские и казачьи части, посланные вдогонку отступающему врагу, и снова замаршировала по степным просторам Северной Таврии, захватывая и увеличивая плацдарм будущих боев с красными – Троцким, Буденным, Жлобой, Дыбенко и другими, захлебнувшимися в крови «углубления революции». Нашим Белым Вождям не было суждено выполнить задачу освобождения родной земли от интернациональной нечисти. Несмотря на геройство и доблесть лучших сынов России, армия генерала Врангеля через семь месяцев неравной борьбы с хорошо вооруженными полчищами латышей, китайцев, военнопленных немцев и мадьяр снова перешла в Крым через Перекоп, чтобы отплыть затем к чужим берегам и не оставить своих защитников на мучения и позорную смерть.
26 мая (ст. ст.) 2-й Корниловский ударный полк получил приказание продвинуться в хутор Спендиаровка, куда полк прибыл в 13 часов и сменил на позиции 3-й Марковский полк. Офицерский батальон расположился западнее полка. Со стороны противника, на высоте, что южнее села Чаплинка, были видны наблюдательные посты красных, 1-й полк расположился по дороге на Чаплинку, куда подходят резервы красных. Ночь прошла спокойно.
27 мая. Получен приказ овладеть Чаплинкой. Около 6 часов 2-й Корниловский ударный полк сосредоточивается в хуторе Спендиаровка. В 9 часов был сделан налет на Чаплинку аэропланов, сбросивших бомбы на противника. Разведка выяснила, что противник занимает южную окраину Чаплинки, западнее большой дороги. Кроме пулеметов и двух батарей, из них одна тяжелая, у противника имелось четыре бронеавтомобиля. В 12 часов 2-й полк с 5-й и 6-й легкими и 8-й 6-дюймовой батареями выступил на Чаплинку. За правым флангом полка следовал дивизионный резерв – 3-й Корниловский ударный полк с двумя легкими и одной тяжелой батареями. Левее 2-го полка на село Преображенка двигался 1-й Корниловский ударный полк. По выходе 2-го полка на высоту, что южнее Чаплинки, к востоку показалась конница генерала Морозова, идущая на Каховку. При развертывании 2-го полка противник открыл сильный огонь. День был очень жаркий, чувствовалась усталость, но около 14 часов лихой атакой красные были выбиты из Чаплинки. После этого 3-й полк через Чаплинку идет на село Преображенка (северо-западнее Чаплинки). После занятия нашими полками села 2-й полк занимает для ночлега хутора Анциферова, на север от Чаплинки.
28 мая. Корниловской ударной дивизии приказано взять Каховку. 2-й Корниловский ударный полк в 10 часов идет на хутор Балтазаров, на север, противник конницей на большом расстоянии обтекает его с обоих флангов, но от обстрела нашей артиллерией отскакивает, сосредоточиваясь к востоку, против конницы генерала Морозова.
На участке 1-го полка конница тоже отступает. С подходом авангарда 2-го полка к хутору Балтазарову временно командующий полком подполковник Левитов и командир артиллерийского дивизиона полковник Роппонет167 поспешили выехать на доминирующую над местностью очень высокую могилу, оставшуюся с татарских времен. Не успела группа добраться до вершины, как в ее центре грянул разрыв снаряда. Красные, должно быть, заранее пристрелялись и первым же снарядом накрыли нас. Все исчезло в дыму и пыли. Я, подполковник Левитов, пришел в себя лежа на земле. Мой вороной конь сидел на задних, качал головой, а потом и упал. Соображаю, что дело плохо, а потому собираю все свои силы и встаю. За мной лежит убитый конь моего ординарца, а сам ординарец сидит, как будто стараясь не упасть. Беру его за плечо и спрашиваю: «Лебеденко, что с тобой?» Бедняга откидывается назад и умирает. Бывший адъютант Махно, перешедший к нам где-то за Курском, он был трезв и честно служил России, заняв у меня беспокойное и опасное место ординарца, тоже убитого своего предшественника. Итак, предсказание старухи перед боем 25 мая за Перекопом теперь сбылось. Тогда Лебеденко упал вместе с конем, упал и мой вороной, а я соскочил с него на ноги, а теперь оба коня с Лебеденко убиты, а меня Бог спас. Судьба!..
Не успели снести убитого с могилы, как к ее подножию ворвался красный броневик. Наши пулеметы и шедший около батальон, находясь от него в каких-нибудь 200 шагах, открыли по нему сосредоточенный огонь. Град пуль, по-видимому, произвел свое впечатление на красных. Их пулеметы давали недолет и только подняли перед нами гряды земли, даже не ранив никого. Наши бросились на ура, но он все же удрал. После этого Лебеденко похоронили в усадьбе одного хуторянина.
29 мая. Ночь прошла спокойно. Около 10 часов приехал командир корпуса генерал Кутепов. Генералу Морозову было приказано атаковать хутор Тельникова, а 2-му Корниловскому ударному полку содействовать атаке. Для этого полк в 12 часов перешел на хутор, что в 3 верстах северо-западнее Натальина, и открыл огонь во фланг и тыл противника, находившегося перед фронтом генерала Морозова. Для обеспечения своего левого фланга по большой дороге был пущен 2-й батальон полка с 6-й батареей, двумя пушками Гочкиса и двумя броневиками. В 17 часов 2-й полк, совместно с конницей генерала Морозова, атаковал красных в направлении западнее хутора Тельникова офицерским, 1-ми 3-м батальонами. Противник был отброшен на Малую Каховку. На ночлег полк расположился на хуторе Тельникова, что на большой дороге и севернее на 3 версты хутора Каменный Колодезь. В полку за эти бои потери были незначительны. У красных в этом бою был убит командир 4-го кавалерийского полка и его ординарец.
Возвратился после болезни начальник Корниловской ударной дивизии полковник Скоблин. Полковник Пашкевич принял 2-й Корниловский ударный полк, а подполковник Левитов вернулся на свое место помощника командира полка по строевой части. На фронте против Корниловской ударной дивизии осталась латышская кавалерийская дивизия. За время нашего отсутствия на хуторе латыши испортили все колодцы, которых было всего только три.
30 мая. Корниловская ударная дивизия выступила в 9 часов для занятия Малой Каховки. На линии хутора Терны встретили арьергарды противника, которые спешно отходили, часть – на Каховку, а часть – на северо-восток, вдоль Днепра. При занятии 2-м полком Малой Каховки противник с правого берега обстреливал его пулеметным и артиллерийским огнем. 1-й и 3-й батальоны преследовали противника, отходившего на восток. Около села Любимовка настигли его и несколько лодок с комиссарами были пущены огнем ко дну. В 21 час батальоны присоединились к полку.
31 мая. Дневка. На фронте артиллерийская перестрелка.
Из журнала боевых действий 2-го Корниловского ударного полка, который вел бывший командир Кавказского полка полковник Бржезицкий Александр Иосифович168, помещается только «Общий вывод из всей операции Перекоп – Малая Каховка»: 1) План операции разрабатывает тот начальник, который должен его выполнить. Утверждает и дополняет его высший штаб. 2) При наступлении не давать коннице задач, подобных пехоте, а давать соответствующие ее роду оружия. 3) Вследствие малочисленности у нас танков, применять их только ночью. 4) Связь пехоты с техническими частями неудовлетворительна. 5) Необходима большая интенсивность в организации тыла. Заключение: операция прошла блестяще и без особых потерь.
1 июня 1920 года Корниловская ударная дивизия отводится в резерв в село Натальино. 2-й Корниловский ударный полк выступил из Каховки в час. С 4 часов до 13 – большой привал в хуторе Топилове. За отсутствием мест в Натальине 2-й полк расположился в хуторе Кочкуровском.
2 июня. Появление желудочных заболеваний. Вода достается из глубоких колодцев.
3 июня. Прибыло сто человек пополнения из числа военнопленных, захваченных 25 мая.
4 и 5 июня. Строевые занятия. Запрещение продажи вишен, появившихся в изобилии.
6 июня. Смотр дивизии Главнокомандующим. Было видно, что генерал Врангель доволен работой корниловцев.
7 июня. Прививка противохолерной вакцины.
8 июня. Продолжение прививки. Горячая пища два раза в день.
9 июня. Строевых занятий нет.
10–11 июня. Занятия и поверка огнеприпасов.
12 июня. Согласно приказу по дивизии от 11 июня за № 4 назначено выступление на Нижние Серагозы в 6 часов 30 минут.
Разгром Жлобы
Из Каховки Корниловская дивизия была отведена в корпусной резерв, но не простояла она на отдыхе и одной недели, как всю дивизию посадили на подводы и повезли в сторону Мелитополя. Три дня мчались корниловцы по знойной степи. Пыль забивалась в глаза, уши, рот. Мучила жажда, но командиры полков до привала никому не позволяли задерживаться ни на одну минуту. Полковник Пашкевич перед каждым селом или хутором обгонял свой полк и встречал его около околицы.
– Пошел, пошел! – пресекал Пашкевич все попытки напиться. – Чиновники, не останавливаться…
«Чиновниками» командир называл пулеметчиков за их привилегию ездить на пулеметных двуколках при всяких походах.
Втихомолку поругивая свое начальство, корниловцы покорялись, и вереницы подвод снова скрывались в облаках пыли. На походе догнал корниловцев генерал Скоблин, выздоровевший от тифа, и вступил в командование дивизией.
Корниловскую дивизию вместе с другими частями 1-го корпуса перебрасывали с такой спешкой для контрманевра. Большевики, обеспокоенные неожиданным натиском Врангеля и потерей Таврии, спешно пополнили свою разбитую 19-ю армию и подтянули свежие части из соседних 9-й и 14-й армий. Кроме того, в Таврию была повернута с пути вся конница Жлобы в количестве восьми тысяч сабель, предназначенных в Польшу для развития наступления на Варшаву.
Красное командование, «чтобы покончить с белогвардейцами», выработало следующий план: произвести демонстративное наступление по линии Днепра, а главный удар нанести с севера и востока на Большой Токмак и Мелитополь, с тем чтобы, овладев этими пунктами, выйти всей конницей Жлобы в тыл Русской Армии и отрезать ее от Крыма.
К 18 июня Жлоба, отбросив 3-ю Донскую дивизию, подходил к Мелитополю, но корниловцы и дроздовцы в это время уже заняли исходное положение для нанесения, в свою очередь, охватывающего удара против Жлобы.
Корниловцы стояли в немецких колониях: 1-й полк – в колонии Линденау, 2-й – в Орлов-Тиге, 3-й – в Минстерберге. В ночь на 19-е 2-му полку было приказано выставить заставы и усиленное сторожевое охранение версты на две впереди колонии, а еще дальше должен был нести охрану Корниловский конный дивизион. На севере от колонии пошли в засаду две роты 2-го батальона с пятью пулеметами, на восток и юг – роты от 1-го и 3-го батальонов.
Выслав вперед секреты, роты 2-го батальона густой цепью легли за снопами недавно скошенного хлеба. Офицер пулеметной команды штабс-капитан Канелец169 обошел цепь и выбрал места для своих пулеметов. Расставив их, он завернулся в бурку и улегся на снопах. Ночь была светлая, лунная. В полной тишине изредка доносилось тявканье собак. Пахло свежей соломой и скошенной травой. Одолевала дремота. Канелец приказал своему подпрапорщику разбудить себя при малейшей тревоге и заснул.
– Господин капитан, господин капитан… – разбудил Канельца придушенный голос.
– В чем дело?
– Кавалерия… Посмотрите, вон между этими копнами.
Шагах в двухстах под горкой ясно видны были два всадника. В их руках поблескивали шашки. Канелец схватился за бинокль, чтобы разобрать, есть ли на всадниках погоны. Разглядеть не удалось: всадники все время вертелись на месте и, наконец, скрылись в лощине.
– Эх, а еще подпрапорщик, кавалерию от двух всадников отличить не сумел, – посмеялся Канелец и вновь завернулся в бурку.
– Господин капитан, опять они, – снова прервал дремоту голос подпрапорщика.
На тех же лошадях два всадника стояли уже около левого секрета.
Канелец вскочил как встрепанный и пошел к командиру 5-й роты.
– Да я уже давно за ними наблюдаю, – сказал ротный. – Это не наши конники… Черт бы драл наших сметанников, вместо того чтобы маячить, дрыхнут по теплым хатам.
Канелец сел с командиром роты на край обрыва над какой-то речушкой. Тут же вдоль обрыва темными бугорками лежали ударники. В предрассветной тишине еще отчетливее был слышен каждый шорох.
– Слышите, к шестой роте секреты бегут, – проговорил командир роты.
Канелец прислушался и тоже пустился бегом к шестой роте. На ходу до него донесся резкий голос поручика Маншина: «Без команды не стрелять!»
Когда Канелец подбежал к роте, из-за бугра уже неслись красные с протяжным криком «Ура-а-а!..».
– По кавалерии… батальон!.. – выкрикнул поручик Маншин.
«Ура!» нарастало, но в цепи корниловцев все та же жуткая и томительная тишина. Спасительного продолжения команды еще нет. Взлохмаченные кони уже близко, но их стремительный бег слабеет, передние всадники начинают сдерживать коней и сворачивать в сторону.
– Часто начинай! – наконец скомандовал Маншин.
Сразу рванули пулеметы и винтовки. Пригнувшись к коням, кавалеристы унеслись назад за бугор. Несколько лошадей без всадников умчались в сторону.
Канелец пошел по цепи осматривать пулеметы. Взбудораженные ударники перешептывались. Когда Канелец подошел к 5-й роте, то всю низину за речушкой уже заволокло туманом. В напряженной тишине ухо ловило малейший звук. Все чувствовали, что в низине что-то шевелится, двигается. Туман колыхался.
Вдруг впереди колонны одиноко грянула пушка. Не успел Канелец проговорить – сигнал к новой атаке, – как внизу, под самым обрывом, грянуло «Ура!».
Опять затрещали винтовки и пулеметы. Корниловцы стреляли наугад в самый туман. Командир роты нагнулся к обрыву и закричал:
– Дураки, куда вы лезете, здесь корниловцы.
Шум и крики под обрывом стихли. Раздавались только стоны и отдельные выкрики: «Товарищи, не бросайте…» Но в то же время донеслись выстрелы и взрывы ручных гранат из самого Орлова.
– Что за чертовщина, – проговорил ротный, – неужели красные ворвались в колонию?
Немедленно отрядили трех ударников для выяснения обстановки. Стали их ждать. Уже совсем рассвело, и все увидели, что со стороны Орлова приближается какой-то человек и шатается, как пьяный. Его подхватили ударники и подвели к офицерам.
Весь окровавленный, корниловец, задыхаясь, пытался рассказать, что произошло и как его изрубили красные:
– Налетала их сила несметная… Как ахнут меня… Весь полк тоже порубили… Кто спасся, тот побежал к железной дороге на станцию Светлодолинскую…
Взволнованные офицеры стали обсуждать, что теперь делать. В голове не укладывалась мысль, что твердыни полка – офицерский батальон, оставшийся в колонии, мог быть уничтожен, но посланная связь не приходила, и, казалось, все подтверждало самые мрачные предположения.
Офицеры решили отходить тоже к Светлодолинской. Роты двинулись, но у всех поднимался внутренний протест: неприлично покидать свои позиции безо всякого приказания или же давления противника.
– Полубатальон, стой! – скомандовал поручик Маншин. – Всю ответственность беру на себя. До точного выяснения обстановки назад на прежние позиции.
Только корниловцы снова рассыпались в цепь, как увидели капитана Трошина170 с тремя ударниками, посланными для связи. Уже по одному широкому улыбающемуся лицу Трошина всем стало ясно, что в колонии все благополучно.
– Это верно, – рассказывал Трошин, – под самое утро налетел на нас целый полк кавалерии, но ни одному всаднику так и не удалось пронестись через всю колонию. Как мы начали крыть залпами, так красные через огороды, дворы сразу смотались. Бросили два своих орудия, да и в плен мы забрали немало всадников…
После такой тревожной ночи день прошел спокойно, но в следующую ночь, на 20 июня, Корниловской дивизии было приказано ночным маршем перейти в колонию Рикенау и дальше на восток. Конница Жлобы предшествующими боями с 3-й Донской дивизией оказалась втянутой в мешок. Корниловцы должны были его закрыть.
На рассвете 1-й Корниловский полк, шедший в арьергарде, остановился в Рикенау, а 2-й и 3-й полки вместе с начальником дивизии генералом Скоблиным двинулись дальше.
Около девяти часов утра до Корниловской колонны донеслась с юга сильная артиллерийская стрельба – Жлоба наступал на донцов. Скоблин немедленно повернул полки на юг и повел их на выстрелы.
– Какое-то подсознательное чувство, что именно здесь решится операция, толкнуло меня на этот шаг, – рассказывал потом Скоблин.
Начальник дивизии вместе со своим полевым штабом в быстром галопе обогнал колонну и вынесся вперед на ближайшую горку. Все так и ахнули. В глубокой лощине около колонии Лихтфельд, правее Корниловской дивизии, стояли построенные «ящиками» чуть ли не все полки Жлобы.
Быстро окинув всю местность, Скоблин решил немедленно атаковать красную конницу.
Все дальнейшее развернулось с молниеносной быстротой. Шестерки коней, одна за другой, вылетели карьером на позиции, пушки снялись с передков и по команде «беглый огонь» запрыгали наперегонки. Броневики врезались в конницу. В то же время полковник Пашкевич со своим 2-м полком в сомкнутом строю двинулся на колонию Лихтфельд. Ошеломленные красные пришли в себя и под прикрытием своего артиллерийского огня стали строиться к атаке. Пашкевич продолжал идти колонной. Подойдя к противнику на ружейный выстрел, он перестроил два батальона и развернутым фронтом быстрым шагом пошел навстречу несущейся лаве. Это так ошеломило всадников, что они остановились и поскакали обратно. Вдогонку им хлестали пулеметы.
Выскочив из-под обстрела, красные привели себя в порядок и решили снова атаковать Пашкевича. Теперь на развернутый фронт корниловцев были пущены четыре полка, а два полка – в обхват их левого фланга. Пашкевич, оставив два батальона своему заместителю, немедленно вызвал из резерва третий батальон и опять сам повел его против обходящей колонны красных. В то же время на помощь Пашкевичу ринулся бегом полковник Щеглов с 3-м полком.
Густые лавы противника поскакали в атаку. Между всадниками расстилались тройки с пулеметными тачанками. Топот, гиканье, треск пулеметов неслись навстречу корниловцам. Тем же шагом в сомкнутом строю продолжали идти батальоны, расстреливая лавы из ручных пулеметов. Как и в первый раз, атака пехоты на атакующую ее же кавалерию навела ужас: лавы красных, не доскакав до корниловцев, бросились назад и в стороны. Красная кавалерия потеряла сердце. Всадники на взмыленных лошадях заметались по жнивью и пахоте.
В то время как корниловцы громили Жлобу, два его полка еще наступали на 3-ю Донскую дивизию. Донцы, услышав в тылу противника сильный бой, стали теснить красных. Донская артиллерия, своим огнем преследуя всадников, отступавших к главным силам Жлобы, невольно била и по корниловцам. Целых два часа корниловцы были под перекрестным огнем артиллерии Жлобы и донцов, но так и не выпустили из мешка красную кавалерию. Она, отрезанная от востока, в конце концов отскочила на запад, к колонии Лихтфельд, а оттуда еще на большем аллюре помчалась на северо-восток, на колонию Рикенау. В это время полковник Гордиенко беглым шагом шел к колонии Лихтфельд, оставив на юго-западной окраине Рикенау офицерский батальон.
Гордиенко еще издали увидел текущую лавину всадников – она двигалась ему навстречу, но только по дороге левее его.
– Третий батальон, полуоборот вправо, наперерез кавалерии противника, – скомандовал Гордиенко.
Снова увидев перед собой точно выросших из земли тех же страшных корниловцев, всадники заметались между батальонами Гордиенко, а те, что успели подскакать к Рикенау, нарвались на офицерский батальон. От ружейных залпов и беглого огня 1-й Корниловской батареи полная паника охватила всадников. В полном беспорядке, несущимся стадом, всадники повернули прямо на запад к колонии Тигервейде, а от этой колонии одни поскакали на север, а другие снова на северо-восток, но уже в обход Рикенау. На севере их встретили четыре бронепоезда, Самурский полк и дроздовцы, а на северо-востоке, около колонии Фриденсдорф, – опять дроздовцы. Те всадники, которые все-таки успели проскочить мимо дроздовцев, и те, которые ускакали от донцов, были перехвачены с севера 2-й Конной дивизией, а с юга – 2-й Донской дивизией.
Конница Жлобы была совершенно разгромлена. Она потеряла все свои орудия, пулеметы, обоз. Тысячи всадников и коней, совершенно обессиленные, попали в плен.
Оперативные сводки от 21 июня подчеркивали, что «вся тяжесть вчерашнего боя с группой Жлобы легла на Корниловскую дивизию… Корниловцы первые нанесли Жлобе жестокое поражение, и лишь благодаря исключительной доблести и сплоченности частей корниловцам самим в первый момент боя удалось выйти из критического положения».
Но бой, начавшийся 20 июня, не кончился одним разгромом Жлобы. На выручку Жлобы была послана пехота. На нее 21 июня наткнулся 1-й Корниловский полк, шедший в авангарде дивизии из колонии Рикенау. Полковник Гордиенко, не ожидая никаких приказаний, немедленно бросился в атаку, и три советских полка – 376-й, 377-й и 378-й – были смяты. Двенадцать верст Гордиенко преследовал красных и только на ночь остановился в колонии Гиршау. Здесь он узнал, что в соседней колонии Вальдгейм сосредоточены еще два советских полка – 520-й и 521-й, тоже посланные на поддержку Жлобы. Гордиенко решил ликвидировать и эти полки.
В ночь с 21-го на 22-е Гордиенко, взяв с собой всего два батальона, подошел на заре к Вальдгейму и штыковой атакой через полчаса овладел колонией. 521-й полк был почти уничтожен. Одних пленных корниловцы взяли 500 человек, 96 раненых красноармейцев были сданы в местные больницы и до 100 убитых похоронены в общей могиле. Из корниловского командного состава был убит командир штабного эскадрона капитан Натус171.
21 июня 1920 года 1-й Корниловский ударный полк с боем занял линию от Гиршау включительно до железной дороги исключительно, 3-й Корниловский ударный полк – от железной дороги включительно до Шензе включительно, 2-й Корниловский ударный полк к 10 часам в Александрополь, где и расположился в качестве дивизионного резерва. В 13 часов получено от наштадива сообщение, что: 1) противник ворвался в Большой Токмак; 2) 1-я бригада 13-й дивизии обороняет северную окраину Шензе и Фиренштенау. Приказом по дивизии за № 93 бронепоезда «Георгий Победоносец» и «Иоанн Калита» полагать в составе дивизии.
22 июня. С 21-го на 22-е командир 1-го Корниловского ударного полка полковник Гордиенко с двумя батальонами занимает колонию Вальдгейм; 520-й и 521-й советские стрелковые полки почти уничтожены, взято в плен здоровыми 500 человек, 96 раненых и похоронено около 100 человек. Среди особо отличившихся был поручик Васильев Анатолий172, взявший с несколькими всадниками с ручными гранатами броневик, за что он был награжден орденом Святого Николая Чудотворца. Судьба этого исключительно храброго офицера в эмиграции была трагична. Он затосковал по родине, как и все мы, и решил покончить с собой. Выстрел его услышали жители дома и, вбежав к нему в комнату, увидели такую картину: пуля вошла в один висок и вышла из другого, а Васильев ползает по полу, ища свой револьвер, и умоляет вошедших дать ему его, чтобы покончить с собой. Он выжил, но остался слепым на оба глаза. Впоследствии за него вышла замуж ухаживавшая за ним сестра милосердия, бельгийка, и он потом, уже после Второй мировой войны, скончался от разрыва сердца, побывав перед смертью в Париже на празднике сорокалетия Корниловского ударного полка.
23 июня. 3-й Корниловский ударный полк в резерве дивизии, 1-й Корниловский ударный полк занимает и его участок фронта.
2-й Корниловский ударный полк в 2 часа получает приказ по дивизии, где полку ставится задача: с тремя батальонами, 5-й и 6-й Корниловскими батареями и Корниловским конным дивизионом овладеть селом Сладкая Балка, 3-й батальон прибыл из дивизионного резерва в 5 часов, и в то же время полк выступил по назначению. По данным полковой разведки, пехота красных силой в один полк занимала высоты в трех верстах южнее села Сладкая Балка. Около 8 часов полк развернулся на высоте в четырех с половиной верстах севернее Большого Токмака: 2-й батальон вдоль большой дороги, 3-й – за его правым флангом и офицерский – в полковом резерве, по большой дороге, 5-я батарея, обогнав цепи полка, спустилась в долину реки Чингар, конечно, не с целью атаковать противника, а для занятия выгодной позиции. Красные не выдержали столь стремительного наступления и, преследуемые артиллерийским огнем, стали отходить восточнее Сладкой Балки, через Верхний Куркулак, в северо-восточном направлении. Трофеи: 15 человек пленных штаба 46-й стрелковой дивизии и одна повозка с канцелярией той же дивизии.
24 июня. Согласно приказу начдива полку приказано оставить Сладкую Балку и отойти главными силами на Большой Токмак, выставив сторожевое охранение от высоты 49.1 включительно и до реки Чингул. Сторожевое охранение назначено от 2-го и 3-го батальонов. По сводке, красные сегодня до железной дороги город Орехов – станция Пологи не обнаружены. От Корниловского конного дивизиона выслан разъезд на Сладкую Балку.
25 июня. Разъезд 2-го Корниловского ударного полка донес, что застава противника в 25–30 коней с двумя пулеметами обнаружена на южной окраине хутора Верхний Куркулак. По показаниям подводчика, возвращавшегося из местечка Малая Токмачка в Сладкую Балку, из последней в село Вербовое ехали на подводах латыши и китайцы. Нами производятся работы по устройству опорных пунктов, 1-й батальон 2-го полка отправлен в резерв дивизии, на восточную окраину Большого Токмака.
26 июня. Полки Корниловской ударной дивизии на своих местах. 2-й полк роет окопы. Сладкая Балка свободна от противника.
27 июня. Сладкая Балка и хутор Скелеватый заняты противником.
28 июня. На участке 2-го Корниловского ударного полка со стороны хутора Очеретоватого разъезд красных обстрелял наши окопы, 3-й батальон сменен офицерским и отошел в резерв.
3-й Корниловский ударный полк, занимавший Нижний Куркулак, был отведен в резерв дивизии, а на его месте остался Корниловский конный дивизион. Противник несколькими полками пехоты и кавалерии с четырьмя броневиками в тот же день вытеснил конный дивизион и занял Куркулак. 1-й полк продолжает занимать свой участок на правом фланге дивизии, 3-й Корниловский ударный полк занял хутор Скелеватый, там ночевал и потом отошел обратно в колонию Шензе, где и стоял до 7 июля.
Центральным участком обороны Корниловской ударной дивизии был Большой Токмак, и разработка плана обороны была штабом дивизии поручена офицеру 2-го полка полковнику Бржезицкому. План исходил из задания: активно оборонять участок от высоты 60.18, что в 5 верстах северо-восточнее Большого Токмака, и далее на запад, по высоте долины реки Чингул, тоже включительно. Состав 2-го полка: 4 батальона, 85 пулеметов, отдельная офицерская пулеметная команда, 21 пулемет, 6 легких и 3 6-дюймовых орудий. Временами полку придавались три тяжелых танка и два бронеавтомобиля. Задача полку: прикрывать местечко Большой Токмак и станцию железной дороги. В дальнейшем, как мы увидим, противник стремился наносить сильные удары сначала по прямой от Сладкой Балки с особо усиленным нажимом на высоту 60.18, а потом, после кровопролитных и неуспешных для него боев, потеряв веру в успех на этом направлении, он переносит центр наступления своими свежими полками по линии реки Куркулак на Старый Мунталь, где тоже в серии настойчивых атак с применением многочисленной артиллерии он не добился успеха.
29 июня. Около 11 часов красные, силой до одного батальона с пулеметами и одним эскадроном, повели наступление на участок 2-го полка из Сладкой Балки. После обстрела пулеметным и артиллерийским огнем красные отошли. В то же время кавалерия противника заняла северную окраину хутора Нижний Кур кулак. В 12 часов нами выслан конный дивизион на Старый Мунталь. В 24 часа получено донесение от конного дивизиона, что дроздовцы занимают Тейфельберг, имея конный пост на бугре южнее упомянутой колонии. Красные занимают Вальдорф и бугры, что северо-западнее этой колонии, и обстреливали артиллерией южную окраину Нижнего Куркулака и конный пост дроздовцев.
3-й Корниловский ударный полк с конным дивизионом пытался отбить Куркулак. Под огнем восьми неприятельских батарей корниловцы подошли к Куркулаку. Подпустив их на близкую дистанцию, красные открыли жесточайший огонь из пулеметов, тщательно замаскированных в заборах и изгородях. Такого огня корниловцы не выдержали и отступили. Кто пытался поднять раненого – сваливался рядом с ним замертво, 180 человек было выхвачено из рядов корниловцев, из них 60 офицеров. Красные подобрали раненых, сволокли их в одну хату и сожгли.
30 июня. Перед рассветом со стороны противника доносился стук колес и шум моторов. Не успела разведка выяснить происходившее, как вслед за шумом моторов последовала внезапная атака по всему фронту 2-го Корниловского ударного полка с охватом обоих флангов. 138-я советская стрелковая бригада в составе 412-го, 413-го и 414-го стрелковых полков при 4 легких и 4 тяжелых орудиях и двух бронеавтомобилях атаковала правый фланг полка, где был 1-й батальон. Атака была произведена с обходом правого фланга батальона и высоты 60.18 стремительным движением одного стрелкового полка и конницы красных на северо-восточную окраину Большого Токмака. Обходу фланга предшествовала атака двух полков с фронта и прорыв позиции 1-го батальона двумя броневиками. Благодаря выдержке корниловцев фланг батальона от обхода был обеспечен, и после отражения двух повторных атак батальон, неся огромные потери от огня броневиков, отошел на северо-восточную окраину Большого Токмака, имея фронт на восток. Артиллерия и броневики противника жестоким огнем обстреливали новое расположение батальона. Одновременно 137-я советская стрелковая бригада в составе 409-го, 410-го и 411-го стрелковых полков при 6 легких и 2 тяжелых орудиях и двух броневиках с конницей атаковала левый боевой участок полка, где были расположены 2-я и 3-я офицерские роты. Здесь атака была также произведена с обходом по долине реки Чингул левого фланга полка, причем конница красных пошла прямо в тыл участка. Одновременно с охватом фланга кавалерией три стрелковых полка атаковали 2-ю и 3-ю офицерские роты с фронта. При этом два броневика и здесь прорвали фронт, и 3-я рота, будучи окруженной со всех сторон, во главе с командиром роты капитаном Плохих пробилась сквозь ряды красных и, понеся большие потери, отошла и заняла позицию в полутора верстах северо-восточное Большого Токмака, где артиллерия красных и броневики производили жестокий обстрел новых позиций. Неравный бой на обоих участках длился около часа. Противник при поддержке своей артиллерии и броневиков продолжал вести стремительное наступление на новое расположение батальонов. Около 5 часов 30 минут утра полковой резерв в составе 2-го и 3-го батальонов и двух офицерских рот, выдвинувшись на северо-восточную окраину Большого Токмака, застал положение обоих участков в вышеописанном состоянии. Имея в виду, что на восточной окраине не было дивизионного резерва, восстановление положения началось с левого фланга противника ударом 3-го и офицерского батальонов по 138-й советской стрелковой бригаде. Здесь красные дрогнули и стали отходить, но выехавшие их броневики своим огнем приостановили наше наступление. Это красные использовали, и обе бригады вновь перешли в наступление. Однако, на их несчастье, наши пулеметы и здесь показали свою силу, сметая перед собой все. Они остановили красных и парализовали их порыв. На этот раз наш 2-й Корниловский ударный полк учел эффект огневого удара и одновременно и дружно ударил в штыки. Противник был опрокинут и бежал. Для нашей артиллерии было большое поле деятельности, сводившееся главным образом к подавлению артиллерийского огня красных и охоте за броневиками. Досадным явлением в этом бою было то, что наши броневики и танки опоздали, не было и кавалерии, а потому наши измотанные ударники исполнили только свой долг: отбили в неравной борьбе массы красных, но преследовать их не могли. Трофеи: 4 человека пленных, много винтовок и убитых. Наши потери: убито офицеров 6, ударников 4, ранено офицеров 51, среди них командир 2-го батальона, оставшийся в строю до конца боя, и ударников 58. Лошадей убито 6, ранено 5. После боя прибыл в 9 часов батальон 1-го Корниловского ударного полка и расположился уступом за правым флангом полка. Идет переброска 1-го полка на участок Нижнего Куркулака.
На участке 2-го полка противник, отступая, оставил около 10 пулеметов на тачанках и броневик по дороге на Сладкую Балку. Около 19 часов противник вел пристрелку по правому участку 2-го полка.
30 июня и 1 июля 1920 года. Бой у колонии Нижний Куркулак 1-го и 3-го Корниловских ударных полков освещается в книге «Корниловский ударный полк» следующим образом:
«1 июля 1920 г. Бой у Нижнего Куркулака 1-го и 3-го Корниловских ударных полков. К 3-му полку был подтянут 1-й полк, и было приказано вновь атаковать Куркулак. 1-й полк (временно командовал полком подполковник Дашкевич173, 1-м батальоном – подполковник Ширковский174, 3-м – поручик Лясковский, поднятый в этом бою на штыки) должен был вести атаку с северо-запада, 3-й полк – с востока, а с юга должен был наступать Самурский полк, но по неизвестным причинам его там не оказалось, 3-й и 4-й батальоны 1-го полка, продвигаясь к Куркулаку, наткнулись на густые цепи красных, засевших в окопах. Заградительный огонь 16 орудий пресекал все попытки взять окопы с налета, и наступление батальонов приостановилось.
Тогда подполковник Дашкевич, заменивший уехавшего в отпуск полковника Гордеенко, приказал 2-му батальону подполковника Лебедева атаковать Куркулак с юга, а 3-му и 4-му батальонам «во что бы то ни стало сломить сопротивление красных». Дыханием смерти всегда веет от этих коротких слов… Получив такой приказ, корниловцы в конце концов прорвались через огневую завесу, овладели окопами и, преследуя красных, захватили западную окраину Куркулака. Красноармейцы стали сдаваться. Корниловцы уже сгоняли пленных и собирали вражеские пулеметы, как вдруг с северной окраины хутора выскочили три броневика, а за ними свежие резервы красных. Броневики открыли пулеметный огонь и начали косить корниловцев. Пленные схватили брошенное оружие и присоединились к своим. Корниловские роты сразу потеряли почти всех своих офицеров и были окружены. Напрягая последние силы, они все-таки прорвались и в полном беспорядке стали отступать. Неудача постигла и 2-й батальон, атаковавший Куркулак с юга. Здесь под защитой жестокого артиллерийского огня красные сами перешли в наступление и контратаку и отбросили корниловцев. Положение создалось угрожающее. Тогда не потерявший присутствия духа подполковник Дашкевич бросил свой последний резерв – 1-й батальон. Три роты этого батальона под начальством подполковника Ширковского пошли в атаку на южную окраину Куркулака, а одна рота с пешими разведчиками устремилась к западной окраине. На карту была поставлена честь полка, и разведчики с 1-м батальоном ворвались в селение. Но борьба не кончилась. Каждый дом, подвал, забор пришлось брать с боем. Повсюду были сделаны бойницы, и красные стреляли с боков и с тыла. Защищалась с таким упорством 1-я стрелковая Уральская дивизия, пришедшая с Мурмана, с Северного фронта, и также бригада красных курсантов, 1-й Корниловский ударный полк потерял 61 офицера и 130 ударников, четверть своего состава. Все раненые 3-го и 4-го батальонов, поневоле брошенные при отступлении, лежали с размозженными черепами – их добили красные. Двести уральцев и курсантов, взятых в плен, были тут же расстреляны, остальных триста пленных отправили в тыл. Большевики пытались снова овладеть Куркулаком. Они сосредоточили до сорока легких и тяжелых орудий и перед своими атаками развивали ураганный огонь. Выпустив до двух тысяч снарядов, 46-я советская дивизия шесть раз подряд ходила в атаки, а два кавалерийских полка одновременно наступали во фланг корниловцам, и все эти атаки разбились о стойкость 1-го и 3-го Корниловских ударных полков».
О роли Самурского полка говорится только, что он был послан для наступления на Куркулак с юга, но участка его в бою не находим. Фронт Корниловского ударного полка периодически обстреливался в разных местах. Ночь прошла спокойно.
1 июля (ст. ст.). Броневик красных около 8 часов обстрелял участок офицерского батальона 2-го Корниловского ударного полка, но огнем артиллерии был отогнан. В 10 часов одна офицерская рота с броневиком была послана на разведку и установила, что позиция красных находится в 4 верстах от наших окопов и западнее большой дороги. На участке 2-го Корниловского ударного полка находится три броневика и четыре танка.
2 июля. В 6 часов утра Корниловский конный дивизион, поддержанный тяжелым броневиком, сделал налет на сторожевое охранение противника, который в панике бежал, оставив одну повозку и пару лошадей. День прошел спокойно. Около 20 часов противник обстрелял участок полка артиллерийским огнем.
3 июля. Около 7 часов красные двумя стрелковыми полками, 3-м трудовым и 412-м стрелковым повели наступление густыми цепями при поддержке двух броневиков и сильного артиллерийского огня на левый участок 2-го Корниловского ударного полка. Быстрым подходом полкового резерва с двумя броневиками противник был встречен контратакой и, понеся большие потери, отошел. В этой атаке отмечаются лихие действия наших броневиков «Генерал Слащев» и «Капитан Добровольский», которые были высланы навстречу двум броневикам красных, наступавшим вместе с пехотой цепью и пулеметами на тачанках. Обе наши машины, обогнав наши цепи, молниеносно понеслись на бронемашины красных. Когда расстояние стало уменьшаться, красные машины стали отходить, оставляя свою пехоту без прикрытия. Видя, что машины красных быстроходнее, «Слащев» открыл огонь из орудия. Вторым выстрелом машина красных была подбита и захвачена нами. Вторая бронемашина красных была преследуема и скрылась, после чего наши броневики открыли огонь по цепям противника с тыла. В этой атаке своими доблестными действиями броневики много способствовали общему успеху атаки. Около 9 часов противник с подошедшими резервами, 413-м и 414-м стрелковыми полками, повел повторную атаку на правый боевой участок. Одновременно с этим 406-й, 407-й и 408-й стрелковые полки с 12 орудиями и конницей повели наступление из колонии Старый Мунталь на Большой Токмак, в тыл полку.
Быстрым выдвижением на левый боевой участок полкового резерва с двумя танками и двумя броневиками, при поддержке всей артиллерии, противник, понеся большие потери, был отброшен. После этого в направлении на Старый Мунталь, для усиления инженерной роты, были высланы бронеавтомобили «Генерал Слащев» и «Капитан Добровольский», 2-й батальон и из дивизионного резерва батальон 1-го Корниловского ударного полка. Жестокий бой длился весь день. Желая поддержать свою мунтальскую группу, противник снова повел атаку на левый боевой участок полка. Под стремительным ударом полкового резерва из двух батальонов противник был отброшен. Ввиду того что наша конная группа, вышедшая в тыл противника, в направлении на Блюменталь, обозначила движение на юг, около 17 часов 2-й батальон нанес удар с фронта на хутор Нижний Куркулак, где вся группа красных, будучи окружена нашей конницей и броневиками, после отчаянного сопротивления была взята в плен или рассеяна. В этом бою вновь отмечаются лихие действия наших броневиков, которые отрезали красным путь отступления на север, чем весьма содействовали общему разгрому их. Боем установлено наличие 3-го трудового полка, 412-го, 413-го и 414-го стрелковых полков 138-й бригады и 406-го, 407-го и 408-го стрелковых полков 136-й бригады. Трофеи: один броневик в полном вооружении, 200 пленных и две лошади. Наши потери: ранено 4 человека. Потери и трофеи нашей кавалерии, батальона 1-го Корниловского ударного полка и Инженерной роты неизвестны. В последних боях колоссально увеличиваются наши потери при отсутствии броневиков, танков и кавалерии, так как противник всюду давит нас своей массой.
4 июля. Наша конная разведка установила, что противник занимает позиции севернее и восточнее Сладкой Балки. Ночь прошла спокойно. Боевой состав 2-го Корниловского ударного полка на 4 июля: штаб-офицеров – 8, обер-офицеров – 253, ударников – 406, батальонов – 4, команда конных разведчиков, сотня войскового старшины Попова, пулеметная рота – 55 пулеметов, офицерская пулеметная команда – 20 пулеметов, ударников в пулеметных командах – 387.
5 июля. Разъезд от 2-го Корниловского ударного полка, высланный на Сладкую Балку, установил, что она занята конной заставой противника. В полк прибыло 24 человека пополнения из старообрядцев, которые составили команду разведчиков.
6 июля. По данным от местных жителей, противник сосредоточил к северо-западу от Сладкой Балки до тысячи шашек при двух танках (?) и броневиках. На участке Корниловской ударной дивизии ночь прошла спокойно.
7 июля. Сладкая Балка занята на северо-западе двумя конными заставами. В ночь с 7-го на 8-е 3-й Корниловский ударный полк сосредоточивается в Фридендорфе и ведет 8-го наступление на Вальгхейм.
8 июля. Рекогносцировка наших позиций командным составом. Решено главную линию обороны Большого Токмака сделать сторожевым охранением, отражение же атак противника перенести на северную окраину местечка, действуя главным образом танками, броневиками и артиллерией.
9 июля. Противник ведет себя пассивно. Прибыла конница генерала Бабиева (кубанские казаки).
10 июля. Около 14 часов на правом участке 2-го Корниловского ударного полка появились пешая и конная разведка противника с пулеметной тачанкой. Наш фронт охраняется от конной дивизии.
11 июля. На фронте Корниловской ударной дивизии спокойно.
12 июля. В час ночи 2-й Корниловский ударный полк получил приказ по дивизии за № 11. Обстановка была следующей: противник для перехода в наступление около городов Александровска и Орехова сосредоточил значительные силы. Задача: нашему 1-му армейскому корпусу, совместно с конницей генерала Бабиева, приказано уничтожить ореховскую группу красных. Корниловской ударной дивизии – активно обороняя свой прежний участок, перейти левым флангом в наступление. Поэтому 2-му Корниловскому ударному полку приказано одним батальоном с батареей и четырьмя танками оборонять участок позиции в районе высоты 60.18, а тремя батальонами, конным дивизионом с двумя батареями и двумя броневиками ровно в 4 часа 12 июля перейти в самое энергичное наступление на Сладкую Балку, овладеть ею и затем пропустить через себя конницу генерала Бабиева. По овладении Сладкой Балкой один батальон выслать в район высоты 60.18.
Сосредоточение и движение. Сборный пункт был назначен на большой дороге в 4 верстах севернее Большого Токмака. Ровно в 4 часа отряд от полка под командой помощника командира полка полковника Левитова выступил в следующем порядке: два броневика, 2-й батальон, Корниловский конный дивизион, боевой обоз пулеметной роты и боевой обоз полка. Позади полка следовала конница генерала Бабиева. Для обороны высоты 60.18 был назначен 1-й батальон, 3-я тяжелая батарея и четыре танка.
Разворачивание и действия отряда. 409-м полком красные обороняли высоты, что в версте к югу от Сладкой Балки. Полк развернулся на высоте в трех верстах южнее села. По одному эскадрону Корниловского конного дивизиона было выдвинуто на фланги отряда. Около 6 часов отряд повел наступление. Несмотря на сильный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь, красные были сбиты и отброшены на Сладкую Балку, где подошедшие резервы их, 410-й и 411-й стрелковые полки, под прикрытием сильного артиллерийского огня с фронта и со стороны хутора Очеретоватого оказали упорное сопротивление. Несмотря на это, красные были опрокинуты корниловцами и преследуемы конницей генерала Бабиева. По количеству взятых в плен 337-ю стрелковую бригаду противника можно было считать уничтоженной. Около 7 часов Сладкая Балка была занята, и вся наша конница устремилась на север. Около 20 часов в Большой Токмак возвратились: офицерский батальон, 2-й батальон, 6-я батарея, 3-й батальон, 5-я батарея и штаб отряда. В Сладкой Балке были оставлены конный дивизион и два броневика. Трофеи: 500 пленных. Потери: 7 человек и 2 лошади ранены. Боем были обнаружены 409-й, 410-й и 411-й стрелковые полки 137-й бригады 46-й стрелковой дивизии.
1-й Корниловский ударный полк на правом фланге дивизии, 3-й – в Нижнем Куркулаке. На фронте оживление с обеих сторон.
13 июля. Около 13 часов со стороны хутора Очеретоватого показались разъезды противника, которые оставались перед фронтом боевого участка 2-го Корниловского ударного полка все время. Конница красных, около 4 эскадронов с тремя орудиями, заняла Сладкую Балку. Корниловский конный дивизион и два броневика присоединились к полку. Приняты меры предосторожности. Весь полк ночевал на северной окраине местечка Большой Токмак.
14 июля. Ввиду занятия красными Сладкой Балки, полку приказано двумя батальонами с двумя легкими батареями восстановить положение. Остальными силами, то есть двумя батальонами, одной тяжелой батареей и четырьмя танками, оборонять участок позиции в районе высоты 60.18. Отряд 2-го полка выступил в 4 часа в следующем порядке: 3-й батальон, 5-я батарея, 2-й батальон, 6-я батарея, Корниловский конный дивизион, пулеметная рота и броневик. Отрядом командовал помощник командира полка по строевой части полковник Левитов.
Группа красной конницы занимала Сладкую Балку, хутор Куркулак и хутор Ильчиков. В состав этой группы входили 12 полков, в каждом из которых от 60 до 200 шашек. Всего было около 2000 шашек, 3-й и 4-й кавалерийские полки при двух батареях обороняли высоты, что в версте к югу от Сладкой Балки.
Несмотря на сильный артиллерийский и пулеметный огонь красных, противник был сбит и стал отходить к северо-восточной окраине Сладкой Балки, охватывая правый фланг отряда. В то же время конница красных, расположенная в хуторе Куркулаке и хуторе Ильчикове, стала обходить левый фланг отряда. Быстрым выдвижением рот 2-го батальона с пулеметами и самоотверженными действиями 6-й батареи охват был ликвидирован. Батальоны продвинулись, заняли северо-восточную окраину Сладкой Балки и закрепили ее за собой. Будучи окруженным с трех сторон конницей, отряд в течение дня отбивал попытки красных атаковать его. При отражении атак конницы красных отмечаются самоотверженные действия 6-й легкой батареи полковника Гетца175, которая в этом бою потеряла убитыми двух старших офицеров батареи и ранеными 12 солдат и 9 мулов. Потери отряда: 357 человек убитыми и ранеными. Около 20 часов со стороны высоты 60.18 появилась конница красных, которая после обстрела нашей артиллерией скрылась, 3-я тяжелая батарея вела пристрелку по батареям красных, обстреливавшим участок 1-го Корниловского ударного полка. Дополнительно выясненные потери 2-го полка: убито 2, ранено 11 человек. Боем было установлено наличие в Сладкой Балке 3-го и 4-го кавалерийских полков и в хуторе Очеретоватом 273-го стрелкового полка. На фронте 2-го полка и отряда ночь прошла спокойно. На фронте 1-го и 3-го Корниловских ударных полков без перемен.
15 июля. Около 6 часов конница красных, силой до полка, повела наступление на высоту 60.18, но огнем рот 1-го батальона была отбита. Вслед за конницей показались пехотные цепи, которые, будучи обстреляны тяжелой батареей, залегли. Из резерва полка подошли офицерский батальон, четыре танка и одна легкая пушка. По фронту участка редкая ружейная, пулеметная и артиллерийская стрельба. Около 11 часов красные открыли по участку уже сильный огонь, очевидно подготавливая атаку. Видя стойкость рот 1-го батальона, красные в атаку не пошли.
Во время огневой подготовки был смертельно ранен в голову командир полка полковник Пашкевич Яков Антонович. В 11 часов он скончался. Мы лишились старого корниловца-первопоходника, доблестного идейного борца за национальную историческую Россию, выдающегося знатока пулеметного дела, создавшего свой полк, выведшего его на поле брани и прославившего его в боях за Курск и Орел. 25 мая 1920 года, во время блестящего прорыва укреплений красных при выходе в Северную Таврию с Перекопа он стоял во главе Корниловской ударной дивизии, за что получил орден Святого Николая Чудотворца. В бою с конным корпусом Жлобы он первым со своим полком нанес ему главный удар, и теперь, приготовив все для полкового праздника своему любимому полку ко дню 15 июля ст. ст. Св. князя Владимира, вместо встречи его пал на поле чести. Но и здесь, в последние минуты своей жизни с нами, он проявил выдающиеся качества начальника: он видел, что его славный полк волей начальника, выполняя свой долг, был разделен пополам, в пунктах, находящихся друг от друга в 15 верстах, под ударами сильнейшего врага, и своей близостью к передовой линии на высоте 60.18 хотел точней определить удар противника, использовать для контрудара силу своего огня и тем сократить нашу очередную кровавую жертву своему Отечеству. В Первую мировую и в эту Гражданскую войны он имел много ранений, но сегодня разделил участь большинства ударников нашего бессмертного вождя и шефа полка Л.Г. Корнилова. Вместо торжества своего полкового праздника, мы проводили прах нашего героя-командира полка на вокзал для предания его тела земле в Симферополе, отбили все атаки красных и на высоте 60.18 поставили железный православный крест.
В книге «Корниловский ударный полк» так описывается этот роковой день:
«Непрерывные и жестокие бои постоянно разыгрывались около высоты 60.18, господствующей над Большим Токмаком. На этой высоте 15 июля, в день полкового праздника, был убит командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Пашкевич. Погиб из-за своей всегдашней рачительности: в тяжкие боевые дни Пашкевич носился по всему фронту своего полка на отбитой у Жлобы мотоциклетке. 15 июля с самого утра красные повели наступление на Большой Токмак, стремясь овладеть колонией Шензе и высотой 60.18. Выдержанным огнем корниловцев, при содействии артиллерии и бронепоездов, атака была отражена, и красные отступили с такой поспешностью, что не подобрали своих раненых. Выстрелы стихли, и все замерло в знойной тишине. Через несколько часов у противника загрохотали пушки, красные выскочили из кукурузы и целой дивизией повели наступление на высоту 60.18. 2-й батальон 2-го полка стал поспешно рассыпаться по склонам холма, но густые цепи красных уже обходили холм. Командир офицерского батальона полковник Иванов К.В.176 приказал начальнику офицерской пулеметной команды подпоручику Бондарю Артему177 как можно скорее выдвинуть пулеметы во фланг наступающему противнику. Бондарь побежал выбирать позиции для своих пулеметов. Бросился туда, сюда – все места были малоподходящи. Красноармейцы показались уже в тылу у корниловцев. Тогда Бондарь вскочил в седло и карьером помчался прямо на цепь красных. За ним загремела тачанка с тремя пулеметами. Бондарь и тачанка вихрем промчались через цепь ошеломленных красноармейцев и скрылись из виду. Ошеломлены были и корниловцы, никто ничего не понимал, но уже через несколько минут пулеметы Бондаря заклокотали сзади красноармейцев. Точно невидимая коса прошлась по их рядам. Корниловцы, восхищенные такой отвагой своего офицера, вскочили и со штыками наперевес ринулись на красных. Толпы красных уже в панике побежали назад и скрылись далеко под холмом в густой кукурузе. На выстрелы прикатил полковник Пашкевич. Ему непременно нужно было самому удостовериться, насколько был отогнан противник. Полковник Пашкевич сошел с мотоциклета и стал спускаться с холма, прошел через цепи корниловцев, вышел к сторожевому охранению, постоял около него и спустился еще ниже. Из кукурузы раздался залп, и полковник Пашкевич свалился. Скончался он на руках сестры милосердия Екатерины Глик по дороге в госпиталь, пытаясь перекреститься и произнести слова: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа». В корниловском журнале боевых действий было записано: «15 июля наступление противника было отбито, но дорогой ценой: пал смертью храбрых командир 2-го Корниловского ударного полка полковник Пашкевич. Потеря не только для корниловцев, но и для всей Русской Армии».
Общие потери Корниловской ударной дивизии за время боев в районе Большого Токмака дошли до 2000 убитыми и ранеными. Корниловская ударная дивизия истекала кровью.
В журнале боевых действий 2-го полка сохраняются фотографии креста с железной решеткой на высоте 60.18, где был смертельно ранен полковник Пашкевич; полковник Пашкевич в гробу; он же живой (снимок сбоку на параде в Ростове-на-Дону, перед отправкой полка на фронт, во время смотра его генералом Май-Маевским) и зарисовка (тоже сбоку) сестры милосердия В.С. Левитовой178 – у штаба полка он смотрит в бинокль на Перекопский залив.
На участке 1-го Корниловского ударного полка противник был тоже отбит. Помощник командира 2-го Корниловского ударного полка полковник Левитов, объединявший в этот день отряд полка в бою у села Сладкая Балка, был вызван в Большой Токмак и назначен командиром полка.
1-й батальон с двумя танками в 19 часов переходит в наступление с высоты 60.18 и далеко отбрасывает противника. Ночь проходит спокойно.
16 июля. На участке Корниловской ударной дивизии противник всюду пытается наступать. На рассвете эскадрон красных сделал налет на Сладкую Балку, но своевременно был обнаружен заставой 3-го батальона, огнем которой был отбит и в панике бежал. В течение ночи на хутор Очеретоватый высылались разъезды от Корниловского конного дивизиона, которые доносили, что они соприкасались с разъездами красных и вели с ними перестрелку. Около 10 часов было замечено накапливание пехоты в лощине, что северо-восточнее высоты 60.18. В 15 часов красные густыми цепями повели наступление на эту высоту, но были встречены сильным огнем. После обстрела 1-й батальон стал отходить с целью дать возможность произвести охват слева выдвижением из полкового резерва офицерского батальона, а справа развернувшимся батальоном 1-го полка. Заметив это движение наших батальонов на флангах, красные в панике бежали, понеся большие потери.
Около 17 часов 2-й и 3-й батальоны в Сладкой Балке были внезапно атакованы со всех сторон конницей в количестве 2500 шашек и двух батальонов пехоты с артиллерией. Учитывая, что они окружены превосходными силами на расстоянии 16 верст от своего полка, батальоны стали отходить на Большой Токмак. По пути отступления противник не раз бросался в атаки с фронта и тыла, но благодаря храбрости отряда и распорядительности и самоотверженности начальствующих лиц батальоны пробились через кольцо красных, нанеся им большие потери. Отход сопровождался беспрерывными атаками конницы, отчаянными контратаками наших батальонов и лихими действиями 5-й батареи полковника Петренко179. Противник каждый раз отбрасывался нами с огромными для него потерями. Не раз происходили рукопашные схватки, которые заканчивались полным разгромом красных. С такими ожесточенными боями батальоны прочищали себе путь к высотам, что в 3–4 верстах севернее Большого Токмака, куда они прибыли около 20 часов и заняли окопы своего боевого участка.
2-й и 3-й батальоны были отведены в полковой резерв. Наши потери: 40 человек без вести пропавших из числа военнопленных, только что поставленных в строй, 27 человек раненых и 5 убитых. В дальнейшем мы видим, что наша конница отбила этих 40 человек, они пришли снова в «свой» полк и отлично дрались до конца.
17 июля. Противник сосредоточился большими силами в районе хутора Очеретоватого и в 3 часа 30 минут повел наступление на высоту 60.18. Оборонявший высоту 1-й батальон 2-го полка встретил атакующих огнем и сам с подошедшими двумя танками, направленными на фланги, перешел в контратаку и стремительным ударом отбросил красных на восток, нанеся им большие потери. Особенно много потерь им нанес огонь наших батарей.
Получен приказ по дивизии за № 012: «2-му Корниловскому полку с Корниловским конным дивизионом и двумя легкими и одной тяжелой батареями сегодня в 6 часов начать наступление с высот, что в 3 верстах севернее Большого Токмака, и выбить красных из Сладкой Балки и хутора Ильчикова. К вечеру занять для обороны фронт: хутор Сорочин исключительно – Блюменталь исключительно, войдя в последнем в связь с генералом Агоевым, а вправо с 1-м Корниловским ударным полком. Главные силы – в Сладкой Балке».
В 6 часов полк выступил на сборное место по большой дороге на Сладкую Балку. В голове колонны двигался Корниловский конный дивизион, затем 2-й батальон, 6-я батарея, 3-й батальон, 5-я батарея, 1-й батальон, офицерский батальон, пулеметные команды по своим батальонам, 1-я тяжелая батарея и обозы. В таком порядке полк около 10 часов без боя вошел в Сладкую Балку, выставив сторожевое охранение фронтом на север и северо-восток. Установлена связь с конницей генерала Агоева и 1-м Корниловским ударным полком. Противник, узнав о нашем наступлении, вышел из района Сладкой Балки в сторону Вербового за два часа до нашего прихода.
3-й Корниловский ударный полк из Аянскрона переходит в Вернерсдорф и Скелеватое, ночует в Вернерсдорфе. Затем переходит в Петропавловскую для наступления на село и станцию Пологи, занимает их, но потом отходит в Петропавловскую, где отдыхает три дня.
18 июля. В деревню Сорочин высылается разъезд, который противника там не обнаружил. В 17 часов получена телефонограмма следующего содержания: «Оставаясь главными силами в районе Сладкой Балки и поддерживая связь с генералом Агоевым, немедленно выдвинуть один сильный батальон с эскадроном Корниловского конного дивизиона в Вербовое и выбить оттуда противника, если бы он там оказался; батальону, особенно с севера, вести охранение и поддерживать связь с хутором Очеретоватым (с 1-м полком) и Петропавловской (генерал Барбович) и 3-м полком. Иметь в виду, что вчера генерал Барбович разбил конницу красных в районе Блюменфельд, а сегодня пошел на Жеребец. Орехов удерживают дроздовцы».
В 17 часов 45 минут 2-й батальон с эскадроном выслан в Вербовое. Строевые занятия с 19 до 21 часа. Население Сладкой Балки встретило нас радушно. На фронте Корниловской ударной дивизии спокойно. Во 2-й полк прибыли 40 человек, захваченных красными в плен при отступлении наших двух батальонов из Сладкой Балки 16 июля. Они были отбиты нашей кавалерией и вернулись в полк с неподдельной радостью.
19 июля. Прибыло пополнение из пленных, захваченных 12-го в бою у Сладкой Балки. Батальоны водились в церковь. Получен приказ по дивизии за № 013: «2-му полку с двумя легкими и одной тяжелой батареями и эскадроном Корниловского конного дивизиона с получением приказа перейти в район хутора Работина и занять для обороны участок: село Вербовое исключительно, хутор Работин, большая дорога город Орехов – Большой Токмак, включительно. Держать связь с 1-м Корниловским ударным полком в Вербовом, дроздовцами в Орехове и генералом Агоевым в Первой Копани. По прибытии 1-го Корниловского ударного полка в Вербовое притянуть свои части оттуда в район хутора Работина».
Около 14 часов 2-й полк выступил из Сладкой Балки и в 16 часов без боя занял хутор Работин, заняв фронт согласно приказу по дивизии. В 19 часов из Вербового прибыл 2-й батальон полка. В полковом резерве 2-й и офицерский батальоны. Переход – 9 верст. День прошел спокойно. На хуторском сходе крестьяне ознакомились с законом о земле и другими приказами командования Русской Армии. Крестьяне сильно нуждаются в литературе и ею интересуются. Вообще надо отметить, что дело забрасывания пропагандной литературы в Добровольческой и Русской Армиях велось очень плохо, вернее – почти не велось.
20 июля. Ночь прошла спокойно. Противник не обнаружен. По словам жителей и перебежчиков, противника в Малой Токмачке и Орехове нет. В связи с уходом конницы генерала Агоева из Первой Копани установлена связь с конным постом 3-го Марковского полка на высоте между Ореховом и Ново-Андреевкой. Около 20 часов наши были в Орехове и противника не обнаружили. Аэропланы красных бросали газеты и прокламации. Строевые занятия с 19 до 21 часа. Есть случаи заболевания оспой. По словам перебежчиков, настроение мобилизованных подавленное и они выражают полное недовольство коммунистическим строем. В прифронтовых селах население с нетерпением ждет нашего прихода. Пополнение из пленных держит себя бодро и сражается героически, – это можно судить по ожесточенным боям 12 и 16 июля под Сладкой Балкой.
21 июля. Ночь прошла спокойно. Разъезды, высланные на Орехов и Малую Токмачку, были обстреляны одиночными выстрелами конных. Утром же, по словам жителей, красных там не было. Противника в Первой Копани тоже нет. День прошел спокойно. Строевые занятия с 15 до 17 часов.
22 июля. Ночь прошла спокойно. Горячая пища два раза в день. Противник не обнаружен. Боевой состав 2-го Корниловского ударного полка на 22 июля: офицеров – 349, ударников – 1018, нестроевых – 126. Пулеметов в пулеметной роте – 50 и в офицерской пулеметной команде – 20. Винтовок – 851. Пополнения при полку – 100 человек.
23 июля. На участке 2-го полка спокойно. Наши разъезды донесли, что в Орехове находится Дроздовская дивизия, в Малой Токмачке – 2-я кавалерийская дивизия. На фронте Корниловской ударной дивизии спокойно. Сведений о противнике не имеется. Строевые занятия с 18 до 20 часов.
24 июля. На участке 2-го полка спокойно. К 3 часам Марковская дивизия занимала линию: Блюменталь – Гохгейм – Эристовка – Карачекрак – Васильевка. Вправо от 2-го полка 1-й Корниловский ударный полк занимает Вербовое, Дроздовский – Сладкую Балку, 2-я конная дивизия выступила из Орехова в 7 часов, прикрывая отход Дроздовской дивизии, 2-му Корниловскому ударному полку приказано выполнять ту же задачу, то есть оборонять участок от села Вербового исключительно до дороги Орехов – Сладкая Балка включительно. В 11 часов разъезд донес, что Орехов свободен от наших войск. В 17 часов получено донесение о занятии красными Малой Токмачки отрядом в 200 человек пехоты и 200 конных. К югу от железной дороги показались одиночные всадники красной конницы. Получен приказ по дивизии об отходе полка в Большой Токмак и занятии позиции по высоте 60.18 включительно до реки Чингул, тоже включительно. В 23 часа 2-й Корниловский ударный полк выступил из хутора Работина на Большой Токмак.
25 июля. В местечко Большой Токмак 2-й полк прибыл в 9 часов. Высота 60.18 занята заставой с пулеметами от 2-го батальона, а на большой дороге у реки Чингул – застава от офицерского батальона. Полк расположился на северной окраине местечка. В 22 часа в распоряжение полка прибыл броневик «Капитан Добровольский» и в 24 часа – два танка. Около 22 часов доложили, что марковцы под давлением превосходных сил противника оставили Гейдельберг.
3-й Корниловский ударный полк переходит из Петропавловки в Либенау и потом на западную окраину Большого Токмака.
За этим в журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка имеется разбор этой операции, для сокращения пропускаемый, и я перехожу к выводам из нее: «1) При постановке задачи не было учтено наличие железнодорожного узла Пологи, вследствие чего задача нашим ударным группам была поставлена просто как на разгром живой силы противника. 2) Запоздалое овладение узлом Пологи дало возможность противнику перебросить 20-ю кавалерийскую дивизию и этим затянуть операцию. 3) Вследствие дальности узлов друг от друга, – до Александровска три перехода, до Пологи один, – и разновременного начала операции против узлов, противник имел возможность делать перегруппировку сил для контрудара и выводить свои части из-под нашего удара. 4) Все указанные в выводах недочеты решающего значения на ход операции не имели. Операция по своим трофеям и последствиям была блестящая. Удар, нанесенный пехоте и коннице противника, дал ему возможность перейти к активным действиям только после пополнения разбитых или подхода новых частей».
26 июля. 3-й Корниловский ударный полк: переход в Тифенбрун, наступление на Блюменталь, отход от Блюменталя, ночевка в Нижнем Куркулаке. На фронте 1-го и 2-го Корниловских ударных полков спокойно.
27 июля. Около 9 часов разъезды красных показались против высоты 60.18. После обстрела нашей заставой они скрылись. Ночь прошла спокойно.
28 июля. На фронте 2-го Корниловского ударного полка в 9 часов со стороны Сладкой Балки показались цепи противника, которые после обстрела их нашей артиллерией залегли в балке у колодцев. В 17 часов появились конные разъезды. В стороне хутора Нижний Куркулак было видно движение пехоты и обозов. В 23 часа 3-му полку был передан броневик «Капитан Добровольский» для атаки противника, занимавшего хутор Нижний Куркулак. Отдано распоряжение 2-му Корниловскому ударному полку быть к рассвету в полной боевой готовности. Ночь прошла спокойно.
29 июля. Около 6 часов противник в составе: 7-го, 8-го, 371-го, 411-го, 412-го, 413-го и 414-го стрелковых и 46-го кавалерийского полков при 18 орудиях разного калибра повел наступление густыми цепями на фронте 2-го Корниловского ударного полка, направляя главный удар вдоль большой дороги на высоту 60.18. Сбив наши заставы, противник под прикрытием сильного артиллерийского огня к 8 часам занял наши окопы и высоту 60.18 и продолжал движение на Большой Токмак. К 9 часам противник подошел к северной окраине версты на полторы, развив сильный артиллерийский огонь как по расположению батальонов, так и по местечку.
Действия 2-го Корниловского ударного полка. Ко времени отхода наших застав 3-й и 1-й батальоны с 6-й легкой и 3-й тяжелой батареями и двумя танками развернулись на северной окраине местечка Большой Токмак по большой дороге, а 2-й батальон с 5-й легкой батареей и одним танком развернулся на северо-восточной окраине его. В таком положении батальоны ожидали подхода противника, который поражался метким огнем нашей артиллерии. Подпустив противника на 300–500 шагов, батальоны открыли ружейный и пулеметный огонь, после чего в сопровождении танков повели стремительную контратаку. Противник не выдержал и начал отходить, неся большие потери убитыми и ранеными, которых оставлял на поле боя неубранными. Около 10 часов положение было восстановлено, и полк занял свои окопы. Противник преследовался пулеметным и артиллерийским огнем. Взято 30 пленных и много винтовок. Наши потери: 2 убитых и 29 раненых. Убито 10 лошадей.
Выйдя из сферы артиллерийского огня, противник привел свои части в порядок и снова пытался переходить в наступление по всему фронту полка, но артиллерийским огнем был остановлен. Пехота противника залегла, а его артиллерия в течение всего дня вела обстрел наших окопов.
3-й Корниловский ударный полк после занятия хутора Нижний Куркулак повел атаку на Нижний Мунталь. Туда же с юга вели атаку и донцы. Они взяли 500 пленных и 4 орудия. В этом бою был убит доблестный командир Корниловского конного дивизиона ротмистр Ковалевский. На фронте 1-го Корниловского ударного полка наступление красных отбито. Пленными установлено участие в бою полков из состава 1-й, 42-й и 46-й стрелковых дивизий красных.
30 июля. Около 7 часов, в том же составе, что и 29 июля, и еще усиленный 372-м стрелковым полком и 4 броневиками, противник повел наступление на весь участок 2-го полка семью густыми цепями, направляя главный удар вдоль большой дороги и на высоту 60.18. Сбив наши заставы, противник под прикрытием сильного артиллерийского огня занял около 8 часов наши окопы и высоту 60.18 и продолжал двигаться на Большой Токмак. К 9 часам противник подошел к самой окраине местечка, где к этому времени развернулся со своей артиллерией и танками весь 2-й Корниловский ударный полк. В полковом резерве находился 2-й батальон. Подпустив противника на 300 и даже на 100 шагов, батальоны с танками повели стремительную контратаку. Противник и на этот раз не выдержал и стал отходить. К 10 часам положение было восстановлено. В 14 часов противник группировался северо-восточное высоты 60.18. День закончился спокойно. Трофеи: 5 пленных и много винтовок. Наши потери: 2 убитых и 39 раненых. Броня и огонь выручают… 3-й Корниловский ударный полк и 6-я пехотная дивизия вели наступление на Гейдельберг. Вправо, на участке 1-го полка спокойно.
31 июля. Около 8 часов противник силой до одного батальона при 4 орудиях повел наступление на высоту 60.18. К 9 часам он сбил заставу и занял высоту. Подошедшие две роты 1-го батальона восстановили положение. В 14 часов противник силой уже около двух полков при 4 орудиях повел наступление вдоль большой дороги. Метким огнем наших батарей противник был остановлен. В это же время было видно движение колонн и обозов со стороны колодцев на Нижний Куркулак. Около 18 часов противник сильным артиллерийским огнем обстрелял обе заставы. Обстрел продолжался до 20 часов 30 минут. Наша тракторная батарея била по колодцам, 1-й Корниловский ударный полк был сменен Кавказским офицерским полком и выступил на присоединение к 3-му Корниловскому ударному полку для атаки Нижнего Куркулака. Штаб Корниловской ударной дивизии прибыл на станцию Мунталь. 2-й Корниловский ударный полк перешел в подчинение 6-й пехотной дивизии. За день 2-й полк имел одного пленного и потерял 20 человек ранеными.
Большой Токмак(по книге «Корниловский ударный полк»)
Бой с отборной конницей Жлобы потребовал от корниловцев сильнейшего напряжения. Выдержка и самообладание даются не так легко, и нервы требовали отдыха. Корниловцы надеялись, что после такого нанесенного ими удара наступит хотя бы временное затишье, но на фронте Русской Армии прибывали все новые и новые красные полки. Они нарастали, как волны прибоя: разобьется о скалы одна волна, за тою вздымается другая… Опять начались упорные и кровопролитные бои.
Корниловской дивизии было приказано стать на позиции от колонии Вальдгейм до селения Нижний Куркулак включительно и вести активную оборону города и станции Большой Токмак – важного стратегического пункта.
Здесь в течение почти двух месяцев изо дня в день корниловцы не только отбивались от лучших и наиболее стойких частей противника, но и наносили им короткими ударами громадные потери. Корниловцы бились с отдельными полками 2-й конной армии и с шестью советскими дивизиями и бригадой красных курсантов. Особо тяжелые бои разыгрались в Нижнем Куркулаке, в Новом Мунтале и у высоты, отмеченной на картах цифрой 60.18.
28 июля 3-й Корниловской полк, занимавший Нижний Куркулак, был отозван в резерв дивизии. В Куркулаке остался Корниловский конный дивизион. Противник несколькими полками пехоты и кавалерии с четырьмя броневыми автомобилями в тот же день вытеснил конный дивизион и занял Куркулак.
На другой день 3-й Корниловский полк с конным дивизионом пытались отбить Куркулак. Под снарядами восьми неприятельских батарей корниловцы подошли к Кур кулаку. Красные, подпустив их на близкую дистанцию, открыли жесточайший огонь из пулеметов, тщательно замаскированных в заборах и изгородях. Такого огня корниловцы не выдержали. Они отступили. Кто пытался поднять раненого, сваливался с ним рядом замертво. Сто восемьдесят человек было выхвачено из рядов корниловцев, из них шестьдесят офицеров офицерского батальона. Красные подобрали раненых, сволокли их в хату и сожгли.
31 июля к 3-му Корниловскому полку был подтянут 1-й полк и было приказано вновь атаковать Куркулак. 1-й полк должен был вести атаку с северо-запада, 3-й полк – с востока, а с юга на поддержку наступления был послан Самурский полк.
3-й и 4-й батальоны 1-го полка, продвигаясь к Куркулаку, наткнулись на густые цепи красноармейцев, засевших в окопах. Заградительный огонь из шестнадцати орудий пресекал все попытки взять окопы с налета. Наступление батальонов приостановилось. Тогда капитан Дашкевич, заменявший уехавшего в отпуск полковника Гордиенко, приказал 2-му батальону атаковать Куркулак с юга – левее самурцев, а 3-му и 4-му батальонам – «во что бы то ни стало» – сломить сопротивление красных. Дыханием смерти всегда веет от этих коротеньких слов – «во что бы то ни стало». Получив такой приказ, корниловцы в конце концов прорвались через огневую завесу, овладели окопами и, преследуя красных, захватили западную окраину Куркулака. Красноармейцы стали сдаваться. Корниловцы уже сгоняли пленных и собирали вражеские пулеметы, как вдруг с северной окраины села выскочили три броневых автомобиля, а за ними свежие резервы красных. Броневики открыли пулеметный огонь и начали косить корниловцев. Пленные схватили брошенное оружие и присоединились к своим. Корниловские роты сразу потеряли почти всех своих офицеров и были окружены. Напрягая последнее усилие, они все-таки прорвались и в полном беспорядке стали отступать, преследуемые красными.
Неудача постигла и 2-й батальон, атаковавший Куркулак с юга. Здесь под защитой жестокого артиллерийского огня красные сами перешли в контратаку и отбросили корниловцев. Положение создалось угрожающее. Тогда Дашкевич, не потерявший присутствия духа, бросил свой последний резерв – 1-й батальон. Три роты этого батальона под начальством подполковника Ширковского пошли в атаку на южную окраину Куркулака, а одна рота с офицерским полубатальоном и пешими разведчиками, под командой очень храброго поручика Бурьяна, устремилась к западной окраине. На карту была поставлена честь полка, и разведчики с 1-м батальоном ворвались в селение. Но борьба не кончилась. Каждый дом, подвал, забор пришлось брать с боем. Повсюду были сделаны бойницы, и красные стреляли в упор, с боков и тыла. Такого напряженного боя корниловцы еще не испытывали ни разу. Защищались с таким упорством 1-я Уральская стрелковая дивизия, пришедшая из Мурмана, с Северного фронта, и бригада красных курсантов. 1-й Корниловский полк потерял шестьдесят одного офицера и сто тридцать ударников – четверть своего состава; все раненые 3-го и 4-го батальонов, поневоле брошенные при отступлении, лежали с размозженными черепами – их побили красные. Двести уральцев и курсантов, взятых в плен, были тут же расстреляны, остальных триста пленных отправили в тыл.
Большевики пытались снова овладеть Куркулаком. Они сосредоточили до сорока тяжелых и легких орудий и перед своими атаками развивали ураганный огонь. Однажды, выпустив до двух тысяч снарядов, 46-я советская дивизия шесть раз подряд ходила в атаку, а два полка кавалерии одновременно наступали во фланг корниловцев, и все эти атаки разбились о стойкость 1-го и 3-го Корниловских полков. Такие упорные атаки повторились и в последующие дни, красные несколько раз даже захватывали окраины Куркулака, но неизменно были оттуда выбиваемы. Тогда большевики силой до двух тысяч сабель оттеснили Донской полк, обеспечивавший левый фланг корниловцев, и взяли Куркулак в полукольцо. Корниловцы были зажаты с трех сторон. Корниловские резервы со своими броневыми машинами перебрасывались из стороны в сторону и повсюду восстанавливали положение, но большевики продолжали сжимать кольцо. Корниловцы получили приказ отойти к югу от Куркулака на колонию Старый Мунталь.
Чтобы парализовать успех красных, генералу Скоблину на другой же день было приказано, подчинив себе Донскую бригаду генерала Клочкова180, овладеть колонией Новый Мунталь, расположенной северо-западнее Куркулака. Новый Мунталь занимала красная кавалерия.
1-й и 2-й Корниловские полки повели наступление с востока и юга, а Донская бригада была пущена в обход колонии, чтобы отрезать красным путь отступлении на севере в колонию Гейдельберг.
Корниловцы быстро овладели Мунталем, но к красным подоспели резервы – два пехотных полка и интернациональный батальон из мадьяр и спартаковцев. Мунталь стал переходить из рук в руки.
При подготовке четвертой атаки аэропланы, вылетевшие на помощь Корниловской дивизии, приняли конницу генерала Клочкова за неприятельскую и со всей своей лихостью стали ее бомбить и расстреливать из пулеметов. Один командир полка был убит, двое других ранены. Был тяжело ранен сам командир бригады генерал Клочков. Смятение овладело донскими полками. К довершению беды красные изо всех своих орудий стали осыпать шрапнелью метавшихся по полю казаков. Генералы Скоблин и Пешня181 помчались к донцам и с большим трудом стали приводить их в порядок.
Красные воспользовались общим замешательством и пошли в атаку. Их конница поскакала в обход корниловцев, но офицерский батальон ее отбросил, а другие батальоны сами бросились в атаку. Ударили по красным и казаки. Мунталь был взят окончательно.
1 августа. В течение дня со стороны Сладкой Балки и хутора Очеретоватого перед фронтом 2-го Корниловского ударного полка показалась партия разведчиков, которая после обстрела пулеметным и артиллерийским огнем скрылась. Около 20 часов бывшие гвардейские офицеры, состоящие на службе в советской армии, прислали письмо с предложением перейти к нам на службу. Письмо осталось без ответа. Ночь прошла спокойно.
2 августа. Около 7 часов красные двумя цепями повели наступление на высоту 60.18, но огнем были отброшены и залегли. В 16 часов застава донесла, что противник свое охранение оттягивает назад. В течение дня идет артиллерийская перестрелка. Ночь прошла спокойно.
3 августа. В 9 часов красные силой около двух батальонов повели наступление на высоту 60.18, но после обстрела подались назад. Около 13 часов они вновь пошли в наступление при поддержке артиллерийского огня. После обстрела нашей артиллерией скрылись.
4 августа. В 2 часа заставами была замечена сигнализация из Большого Токмака на Сладкую Балку. В 3 часа заставу обстрелял разъезд противника, который после этого скрылся. Ночь прошла спокойно.
5 августа. С утра противник силой около двух батальонов повел по всему фронту 2-го полка наступление, под натиском которого заставы отошли на северную окраину местечка. Полк, без танков, перешел в наступление и занял свои окопы. В 16 часов полк сменился, передав позицию Самурскому пехотному полку. В помощь самурцам оставлено три роты с двумя орудиями 6-й батареи, под командой полковника Померанцева. В 20 часов полк прибыл в расположение свое на западной окраине Большого Токмака. В 24 часа полк переведен в колонию Старый Мунталь. 3-й Корниловский ударный полк отошел от Куркулака в Старый Мунталь и с 5-го на 6-е в Большой Токмак.
6 августа. Помещаемое ниже описание боя резко отличается от изложенного в книге «Корниловский ударный полк». Журнал боевых действий 2-го Корниловского ударного полка излагает действительную картину происходившего, которая говорит о постигшей нас трагической неудаче, когда наши же авионы разбомбили конную бригаду генерала Клочкова в самый критический момент перехода красных в контратаку на 2-й Корниловский ударный полк с обходом его конницей. Роль 1-го полка из-за его опоздания свелась к пассивному наблюдению. Отбил все атаки противника и ликвидировал обход красной кавалерии 2-й полк.
Обстановка боя. Дроздовцы из Ново-Нассау должны были наступать на Новый Мунталь. Задача 1-му и 2-му Корниловским ударным полкам с их артиллерией, с 12-м и 18-м Донскими полками и с двумя бронеавтомобилями, под командой генерала Пешни: не позже 8 часов сего числа перейти в решительное наступление в направлении на Новый Мунталь, охватывая его с востока, с целью уничтожить противника в этом районе. Коннице в начале боя быть в кулаке за пехотой для нанесения удара в нужный момент в важнейшем направлении.
Сосредоточение и движение. Сборный пункт 2-го полка и отряда – западная окраина колонии Старый Мунталь. В 8 часов 30 минут
2-й Корниловский ударный полк выступил со сборного пункта без трех рот и 6-й батареи, оставленных Самурскому полку. Конница на сборный пункт опоздала, 1-й Корниловский ударный полк тоже своевременно не вышел на сборный пункт и выступил из колонии только в 9 часов 30 минут.
Действия 2-го Корниловского ударного полка. Около 10 часов, выдвинувшись на высоты, что в 4 верстах северо-западнее колонии Старый Мунталь, противник открыл по колонне артиллерийский огонь. Под прикрытием огня своих батарей полк двинулся дальше уже под фланговым огнем артиллерии красных со стороны колонии Нижний Куркулак. Около 13 часов, под сильным артиллерийским огнем со стороны колонии Нижний Мунталь, полк развернулся: 3-й батальон вдоль дороги, правее – 2-й и 1-й батальоны, полковой резерв, офицерский батальон – за левым флангом полка, и начал теснить передовые части противника. Приблизившись на 1000–1200 шагов, полк попадает под сильный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь, носивший характер заградительного. Кроме этого, со стороны красных беспрерывно выезжали для обстрела четыре броневика. Принимая во внимание слабость полковой артиллерии – 5 орудий – и несмелые действия наших двух броневиков, полку приходилось нести большие потери в людях и отбиваться больше ружейным огнем. Противник на фронте полка был в превосходных силах и отличался стойкостью. Около 15 часов, когда полк сблизился и был готов перейти в атаку, конница противника повела атаку на левый фланг полка, а четыре наших аэроплана в это время с успехом бомбили нашу же конную бригаду донцов, убив одного командира полка, ранив другого командира полка и самого командира бригады генерала Клочкова, нескольких чинов его штаба и человек десять казаков, разогнав в эту критическую минуту главный наш козырь в операции не только для отражения обходившей нас красной кавалерии, но и для обхода атакуемой нами пехоты, с целью ее уничтожения. Атаку красной кавалерии отбил офицерский батальон, счастливо расположенный за левым флангом полка. Затем полк повел энергичное наступление на южную окраину колонии, и упорное сопротивление противника было сломлено, несмотря на то что 10 его орудий бомбили корниловцев. Колония Новый Мунталь была занята нами.
Действия соседей. Наша конница все же нанесла удар в левый фланг противника, 1-й же Корниловский ударный полк после опоздания на сборный пункт был как бы в резерве, хотя, судя по ходу боя, его место было в тесном взаимодействии со 2-м своим полком для облегчения выполнения поставленной задачи уничтожения живой силы противника. В трагический момент бомбежки нашими аэропланами своей конницы, совпавшей с переходом в атаку на наш левый фланг красной кавалерии, присутствие 1-го полка было особенно желательно. Мне, как командиру 2-го Корниловского ударного полка, картина была ясна: трагический разгром аэропланами нашей конницы сорвал выполнение нами задачи на уничтожение живой силы противника. Это усиливалось еще и тем, что 2-й полк перед уходом из Большого Токмака ослабили, оставив самурцам три роты с легкой батареей под командой лучшего командира батальона полковника Померанцева и отобрав потом и тяжелую батарею. В этом бою и два броневика действовали слабо, боясь, по-видимому, многочисленной артиллерии красных и четырех своих противников.
Со стороны противника в бою участвовали: 2-я и 16-я кавалерийские дивизии, одна стрелковая бригада из двух полков и 3-й интернациональный батальон из мадьяр-спартаковцев при 4 тяжелых и 16 легких орудиях и четырех броневиках. Наши потери: убиты 1 офицер и 6 ударников, ранены 15 офицеров и 84 ударника, без вести пропали 1 офицер и 4 ударника. Пленных не было, но оружия и убитых красные оставили много.
К вечеру 2-й Корниловский ударный полк оставался на занятой им позиции за колонией Нижний Мунталь; один батальон 1-го полка занял с батареей бугры, что северо-западнее Вальдорфа, остальные его батальоны оставались за правым флангом 2-го полка, 3-й Корниловский ударный полк из Большого Токмака перешел обратно в Старый Мунталь, то есть был в резерве дивизии.
7 августа. К часу 2-й Корниловский ударный полк перешел в колонию Старый Мунталь. Был получен приказ о занятии участка от реки Чингул включительно до дороги на Нижний Мунталь, тоже включительно.
В 22 часа полк сменил на позиции заставы 3-го Корниловского ударного полка, который совместно с 1-м полком выступил на северо-западную окраину Большого Токмака. Ночь прошла спокойно.
8 августа. Около 10 часов красные, силой в 500 мадьяр, сибирских стрелков, с двумя эскадронами и при одном броневике, повели наступление на правый участок 2-го Корниловского ударного полка со стороны Нижнего Куркулака. Выдвинутые 2-й и офицерский батальоны, при поддержке 6-й легкой и 3-й тяжелой батарей, остановили продвижение противника. В 14 часов, силой одного стрелкового полка при двух броневиках красные повели наступление из колонии Нижний Мунталь, в обход левого фланга полка. Высланный 3-й батальон при поддержке нашей артиллерии остановил противника. Броневики противника неоднократно выезжали для обстрела наших цепей, но каждый раз залповым огнем рот прогонялись. Около 15 часов красные пытались под прикрытием сильного артиллерийского огня перейти в наступление, но пулеметным и артиллерийским огнем были остановлены. Во время артиллерийской подготовки красных был тяжело ранен и вскоре скончался доблестный командир батальона полковник Померанцев182. Без рисовки и показного усердия перед начальством он всегда ровно, спокойно и пунктуально исполнял самые трудные задачи. Его подчиненные видели в нем идейного борца за Русь Святую и шли за ним в огонь и в воду. Владел он собой поразительно и часто, будучи ранен, до конца боя не эвакуировался или вообще залечивал раны в строю. На этот раз он был тяжело ранен в живот. Когда его везли на санитарной повозке с передовой линии, я сопровождал резерв полка, выдвигаемый на левый фланг. Подъехав к повозке, я увидел по лицу полковника Померанцева, что дела его плохи, но, не подавая вида тревоги, спросил, как он себя чувствует. Он довольно спокойно ответил: «Красные упорно хотят нас выбить. Дело мое плохо – прощайте». Я пытался его ободрить, сказал, что мы скоро еще увидимся, но к вечеру мне сообщили о его кончине.
Всю ночь около 14 пулеметов противника вели перестрелку с нашими заставами.
Соседи: 3-й Корниловский ударный полк обеспечивал правый фланг 2-го Корниловского ударного полка и затем перешел в Большой Токмак.
1-й полк в 11 часов был передвинут на хутор Молочный и выдвинулся на «Шесть могил», 2-й Донской казачий полк к 13 часам выдвинулся на левый фланг полка, со стороны Молочного, 3-я тяжелая батарея своим метким огнем сбила две батареи противника. Во 2-м полку было убито 4 человека и ранено 21. Около 22 часов застава № 3 донесла, что в подсолнухах скопилось около 300 кавалеристов при 12 пулеметах.
9 августа. Разъезды противника при пулеметных тачанках всю ночь вели перестрелку с нашими заставами. Около 5 часов противник одним стрелковым полком при 200 кавалеристах и 12 орудиях повел наступление по всему фронту 2-го полка. Огнем наших батарей, а также пулеметным и ружейным 1-го и 3-го батальонов противник был остановлен и залег. В 10 часов, усилившись 3-м интернациональным полком, 8 орудиями и двумя броневиками, он снова перешел в наступление, поддерживаемый сильным артиллерийским огнем. Ведя атаку, противник 1-м интернациональным полком охватывал левый фланг полка. К означенному пункту были подтянуты 3-й и офицерский батальоны с двумя броневиками, но последние в момент атаки испортились. При вторичном подходе броневика «Могучий» полк стремительной атакой отбросил и обратил в бегство противника, оставившего на поле боя 50 убитых и раненых, по преимуществу мадьяр. Были взяты в плен здоровыми 5 мадьяр. У нас были сильно контужены командиры 1-го и 3-го батальонов, убит командир 1-й роты, 2 офицера ранено, убито 6 ударников и 45 ранено. Отмечаются доблестные действия известного начальника офицерской пулеметной команды поручика Бондаря Артема, офицера из вахмистров кавалерии, и командиров 5-й и 6-й наших батарей, все время работавших под сильным артиллерийским, пулеметным и ружейным огнем противника. В течение минувшей ночи на левом фланге полка были вырыты окопы, благодаря чему полк понес сравнительно мало потерь.
Соседи: 1-й Корниловский ударный полк был на «Шести могилах» и в течение всего боя вел себя пассивно, почему 2-й полк и был атакован в свой левый фланг, 3-й Корниловский ударный полк из Большого Токмака выступил на Фирстенау, Фабричную и Шензе. Его офицерский полубатальон ушел на формирование.
10 августа. Ночь прошла спокойно. С 15 до 16 часов редкая артиллерийская стрельба со стороны противника. Около 20 часов было замечено движение цепей противника со стороны колонии Нижний Мунталь на заставу № 4 и далее влево. Одновременно с этим по дороге из колонии Нижний Мунталь шел броневик к заставе № 3. Огнем застав и выдвижением броневика «Могучий» противник был вынужден отойти и залег. Ночью перед заставами № 3 и 4 были слышны голоса и движение тачанок. Приняты меры предосторожности.
11 августа. В 4 часа противник повел наступление на левый участок 2-го полка, но огнем был отбит и залег на расстоянии 1000 шагов. В 7 часов 30 минут противник в составе 1-й Сибирской бригады,
3-го интернационального полка, 1-го полка бригады 46-й стрелковой дивизии, при большом количестве артиллерии, вторично повел наступление на левый фланг полка, с заходом в тыл ему. Наши цепи встретили противника сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем и, перейдя в контратаку, отбросили его. После этого красные еще несколько раз переходили в контратаки. Жестокий бой длился не менее двух часов. Под сильным натиском противника окопы не раз переходили из рук в руки. Около 9 часов положение было восстановлено, и стремительной атакой с выдвижением из резерва 1-го и 2-го батальонов и двух рот офицерского батальона, при поддержке всей артиллерии и броневиков, выдвинутых на фланги, противник был сбит и обращен в паническое бегство на северо-запад, оставив на поле боя много раненых и убитых. После преследования противника донской конницей 46-я стрелковая дивизия была полностью захвачена. Рассеяв красных, наши цепи вернулись на Бельдорф, где полк построился и походным порядком был направлен на Тифенбрун, куда прибыл в 13 часов, выставив сторожевое охранение на север и северо-запад. Вальдорф и Тифенбрун противник, в связи с неудачным наступлением, оставил без боя. В этом бою был ранен доблестный командир 3-й пулеметной команды поручик Власенко. Снова большое мужество и храбрость проявили 5-я батарея полковника Петренко и 6-я полковника Гетца, которые, находясь под действительным ружейным и пулеметным огнем, все время били на картечь, и броневик «Могучий», прорвавшийся к орудию противника, где он переранил всю прислугу и лошадей и, за невозможностью вывести орудие, снял с него замок. О всех чинах 2-го Корниловского ударного полка я, как его командир, должен отметить, что они и здесь показали себя достойными ударниками генерала Корнилова. Наши трофеи: одно орудие, много пулеметов и винтовок, 140 пленных. Наши потери: убито 4 офицера, 9 ударников и 17 лошадей, ранено 15 офицеров и 38 ударников.
Резко замечается необходимость в коннице, которая могла бы отрезать всю левофланговую группу красных, стремившихся зайти в тыл полку, и этим избавить нас от лишних потерь.
Около 18 часов со стороны Блюменталя показались разъезды красных. Выдвинутыми броневиками противник был отогнан. Соседи на левом фланге – 6-я пластунская сотня, расположенная на «Шести могилах», в течение боя вела себя пассивно. Правый фланг обеспечивал наш 3-й полк.
12 августа. Ночь прошла спокойно. В 16 часов со стороны Блюменталя двигалась пехотная цепь, человек 200, и разъезды в направлении к Тифенбруну. Огнем артиллерии противник был разогнан и залег в 4–5 верстах от расположения 2-го полка.
13 августа. В 5 часов 2-й Корниловский ударный полк, оставив в Тифенбруне 6-ю пластунскую сотню 2-го Донского полка, двинулся в Старый Мунталь, откуда, сдав свой участок 1-й Донской бригаде, проследовал в село Троицкое, в котором и расположился на ночлег. 3-й Корниловский ударный полк направлен в Серагозы через Троицкое и Демьяновку. Отсюда начинается переброска Корниловской ударной дивизии на занятую противником Каховку.
Выводы за период с 26 июля по 13 августа 1920 года. В журнале 2-го Корниловского ударного полка вывода за этот период нет. Надо полагать, что донесение в штаб дивизии за это время было послано без такового из-за тяжелых боев, особенно для 2-го Корниловского ударного полка. Поэтому я восполню этот пробел с точки зрения его командира, избежав всех поправок штаба дивизии.
Возвращение 1-й армии из рейда на Пологи – Орехов противник счел за наше поражение, быстро вошел в соприкосновение с нами на наших старых позициях, подтянул резервы и стал беспрерывно вести атаки на высоту 60.18 и колонии Куркулак – Нижний Мунталь, сосредоточив здесь для поддержки пехоты сильную артиллерию и броневики.
Сначала красные все время вели атаки на местечко Большой Токмак, начиная с 29 июля – на высоту 60.18 и большую дорогу на село Сладкая Балка. Противник, по-видимому, не смог понять того, что мы после рейда даже усилились, и настойчиво вел атаки до 5 августа включительно, поломав себе зубы на этом участке. Осознав это, он перебрасывает свои резервы левее, и 2-й Корниловский ударный полк тут же, после отражения атаки 5 августа, был сменен в течение ночи и переброшен через Большой Токмак в Старый Мунталь. Бои, начиная с 29 июля и до 5 августа включительно, велись в обстановке перехода инициативы к противнику и его значительного перевеса в силах, особенно в артиллерии. Мы же могли ему противопоставить свою сплоченность, облегчающую всякий маневр, и качество наших пулеметов и нашей превосходной артиллерии. Танки и броневики были малочисленны и редко бывали с нами в нужные минуты, но, когда они работали с нами, наши потери были в 3–4 раза меньшими.
И за все это время на участке нашей дивизии наше командование не могло сосредоточить достаточной силы для окружения и уничтожения двух-трех бригад противника, – все сводилось к отбрасыванию красных, правда, с огромными для них потерями от нашего огня, а иногда и от штыков. Наше командование, перебрасывая Корниловскую ударную дивизию под колонию Нижний Мунталь, не ошиблось в своих данных: потерпев неудачу в лобовых атаках на Большой Токмак, противник сосредоточил все свои силы на самом левом фланге дивизии, где произошли вновь кровопролитные для 2-го Корниловского ударного полка встречные бои.
Отлично задуманная операция на уничтожение живой силы противника 6 августа встретила ряд непредвиденных и даже роковых затруднений, и при наличии данных выполнить ее с успехом она закончилась простым отбрасыванием его. Предполагалось, что удар на группу красных с центром у колонии Новый Мунталь нанесут: в авангарде прямо на колонию наступает 2-й Корниловский ударный полк, за ним, в резерве группы генерала Пешни, 1-й Корниловский ударный полк, левее 2-го полка какая-то часть Дроздовской стрелковой дивизии наносит удар из Нассау тоже на Новый Мунталь, и за левым флангом 2-го полка Донская конная бригада генерала Клочкова для удара по возможности с тыла противнику. На деле же получилось: 2-й Корниловский ударный полк в авангарде выступает своевременно, 1-й полк опаздывает с выступлением на час. Дроздовцев, по невыясненным причинам, вообще за этот день не было на отведенном для них участке. Донская конная бригада, хотя и опоздала с выступлением, все же подошла уступом назад за левым флангом 2-го полка, когда полк с большим трудом преодолевал сопротивление красных и когда красная кавалерия шла в атаку на его левый фланг и тыл, но здесь произошло невероятное: наши четыре аэроплана с присущей им лихостью разнесли с большими потерями всю бригаду донцов, которые и были «гвоздем» в данной операции и выполнили бы свой долг окружения противника, но они сами рассыпались от огня своих же, и командование группы генерала Пешни собирало их. Однако этот страшный момент для 2-го полка был удачно ликвидирован его резервом, удачно расположенным за левым флангом офицерским батальоном с его отличной пулеметной командой в 20 пулеметов.
Несмотря на то что полк имел только пять орудий и у него оставили в Большом Токмаке три роты, колония Новый Мунталь была взята. 1-й Корниловский полк так и остался в резерве. Операция на окружение сорвалась, а имела все данные для блестящего ее выполнения. Со стороны противника у колонии Новый Мунталь в бою против 2-го Корниловского ударного полка участие принимали 2-я и 26-я кавалерийские дивизии, одна стрелковая бригада из двух полков и 3-й интернациональный батальон, составленный из мадьяр-спартаковцев, при 4 тяжелых и 16 легких орудиях и четырех броневиках.
7 августа 2-й Корниловский ударный полк для сокращения фронта был переведен из Нового Мунталя в Старый Мунталь. Противник все время ведет наступление. 9 и 10 августа снова на участке 2-го полка красные ведут наступление силами 1-й Сибирской бригады, 3-го Интернационального полка, 1-го полка бригады 46-й стрелковой дивизии, при большом количестве артиллерии. Наши окопы переходили из рук в руки, и напряженный бой длился с 7 до 9 часов. При содействии броневиков и всех сил полка противник был отброшен с большими для него потерями. За это время конная бригада донцов ударила по частям 46-й стрелковой дивизии с тыла, захватив почти все, что осталось от этой дивизии, – так это записано в журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка. Это является лишним подтверждением необходимости конницы для совместных действий с пехотой при решении задач на уничтожение живой силы противника. 12 августа было только слабое наступление красных, а 13-го Корниловская ударная дивизия стала перебрасываться на Каховку для ликвидации там прорыва. Сообщение о нем объяснило, почему красные, не считаясь со своими потерями, нанесенными им разгромом Жлобы и рейдом Пологи – Орехов, гнали остатки своих потрепанных частей в атаки ежедневно. По-видимому, прорывом на двух отдаленных участках, имевших каждый кратчайшее расстояние для перехода в Крым, они предполагали ликвидировать нас еще на полях Северной Таврии, но на этот раз они просчитались.
Бои за Каховский укрепленный район
14 августа. В 7 часов 2-й Корниловский ударный полк в составе своей дивизии выступил из села Троицкого в село Елизаветовка. В Большой Ивановке двухчасовой привал. В 17 часов полк направляется далее по назначению. В 22 часа полк прибывает в Елизаветовку и располагается на ночлег, выставив сторожевое охранение на запад, юг и север, что ясно говорило о неопределенности положения.
15 августа. В 8 часов полк выступил из Елизаветовки в Демьяновку, куда прибыл в 12 часов. Около 16 часов полк в составе дивизии двинулся по дороге из Демьяновки на Нижние Серагозы.
Временно я прерываю выписки из журнала боевых действий 2-го Корниловского ударного полка и ознакомлю читателя с 29-й главой книги «Корниловский ударный полк» под заглавием «Каховка».
В августе атаки красных в районе Большого Токмака стали выдыхаться. Последнюю сильную атаку они повели из Куркулака на Старый Мунталь, подступы к которому защищал 2-й Корниловский ударный полк. Горячий бой длился два часа, но в это время Донской конный корпус овладел колонией Тифенбрун, расположенной к северу от Куркулака, и красные стали стремительно отступать. Их казаки перехватили. Ближайший к Токмаку район был очищен от красных, и бои перенеслись к селу Васильевка, недалеко от города Александровска. Не так благополучно сложилась обстановка на левом фланге Русской Армии: под прикрытием огня дальнобойных орудий, поставленных на высотах правого берега Днепра, красные навели понтонный мост через Днепр и овладели Каховкой. Сюда из Бериславля были переброшены три стрелковые дивизии, 51-я, 52-я и латышская, с шестью батареями. Укрепив каховский тет-де-пон, красные двинулись в Таврию, оттесняя конный корпус генерала Барбовича. Они уже заняли деревню Нижние Серагозы и создали угрозу перерезать железную дорогу Севастополь – Мелитополь. Генерал Кутепов, к этому времени назначенный командующим 1-й армией, решил в помощь генералу Барбовичу перебросить из Большого Токмака всю Корниловскую ударную дивизию. Через два дня корниловцы уже были в одном переходе от противника. Корниловцам была придана 1-я конная дивизия и два полка 6-й пехотной дивизии. Все эти части образовали ударную группу под общим командованием генерала Скоблина. 15 августа ударная группа получила приказ перейти в наступление. «Корниловцы, – писал в своем приказе генерал Скоблин, – положение очень серьезное… Только от вас зависит, останется ли Русская Армия в Северной Таврии или принуждена будет ее очистить… Превозмогите усталость (скажу от себя, что недаром приказ по дивизии подчеркнул: «превозмогите усталость», а она была от предыдущих ежедневных боев такой, что корниловцы просто валились с ног) и покажите еще раз, что Корниловская дивизия действительно ударная…»
Полки стали готовиться к бою. 1-м полком продолжал командовать временно капитан Дашкевич, в командование 2-м полком после смерти полковника Пашкевича вступил полковник Левитов, и только в 3-м полку оставался старый командир, полковник Щеглов. К часу дня все распоряжения были закончены, и полки потянулись к Верхним и Нижним Серагозам, откуда было приказано выбить противника. Когда корниловцы стали разворачиваться в боевой порядок, хлынул проливной дождь. Перед глазами стояла сплошная водяная стена, и она скрыла от красных приближение корниловцев. Ливень прекратился так же сразу, как начался, но за это время корниловцы успели подойти к курганам и буграм, где укрепились красные. Несмотря на внезапность корниловской атаки, первый бой под Нижними и Верхними Серагозами кончился вничью. Красные хотя и были сбиты со своих позиций, но под самыми селениями проявили большую стойкость. В 3-м полку был легко ранен полковник Щеглов, и его заменил полковник Пух, тоже легко раненный. Только со второго дня корниловцы стали теснить красных. Красные отступали, но отбивались упорно, каждый раз на месте боя оставались сотни убитых и раненых красноармейцев. Большие потери несли и корниловцы (не забудем, что оборона Большого Токмака взяла от Корниловской ударной дивизии больше двух тысяч убитыми и ранеными). Когда Корниловская дивизия к вечеру 20 августа, после целого ряда непрерывных атак, прижала, наконец, красных к Днепру, она была совершенно обескровлена – в ней оставалось всего около шестисот штыков (это автором сильно уменьшено, так как в дивизии было три полка и один запасный, плюс к этому полки перед походом получили из своих запасных батальонов пополнение). Тем не менее ударной группе генерала Скоблина было приказано без всякой передышки не только отбросить красных за Днепр, но и взять Бериславль, висящий по ту сторону над Каховкой. Генерал Скоблин в ответ на это приказание немедленно послал донесение, помеченное 20 августа, 23 часа 40 минут, в котором писал: «От самых Серагоз мы били красных исключительно благодаря Корниловской дивизии. На своих плечах она вывозила все тяготы и дралась за всех. Теперь, после семидневных непрерывных боев, Корниловская дивизия уменьшилась на две трети, выбыл из строя почти весь командный состав. Люди изнурены до того, что не в состоянии двигаться. Артиллерия своей блестящей работой неустанно помогала корниловцам, но у нее осталось очень мало снарядов, не более сорока на орудие. Несмотря на все мои просьбы, снарядов не высылают. Очевидно, инспектор артиллерии не понимает, что при подавляющем числе противника наше небольшое количество штыков может быть возмещено только огнем артиллерии. Только против моей группы не меньше 7–8 тысяч красных (51-я советская стрелковая дивизия при переброске на станции Апостолово имела до 24 тысяч в своих девяти полках, при форсировании красными Днепра была в резерве, и потому при столкновении теперь с нами ее численность должна быть старой). Их убыль пополняется непрестанно. И доблесть корниловцев имеет предел. Раз приказано – они идут на верную смерть, но сейчас, в данный момент, атаковать Каховку не могут. В крайнем случае ваше приказание об атаке могу начать приводить в исполнение только в 4 часа 21 августа, но что из этого выйдет – не знаю… Если атаку отложить на завтра, то, чтобы облегчить бой и уменьшить потери, прошу вашего ходатайства перед комкором 2-го о следующем: во-первых, послать аэропланы для непрерывной бомбардировки батарей противника и всех мостов и, во-вторых, доставить к полудню не меньше 2 тысяч снарядов». Через 20 минут, в 24 часа, генерал Скоблин получил такое приказание: «Приказываю в 4 часа 21 августа атаковать Любимовку – село восточнее Каховки – и безостановочно развивать успех на Каховку, подготовляя выделение одной дивизии (?!) для занятия Бериславля тотчас после взятия Каховки. Дивизию направлять по понтонному мосту. Ваш правый фланг и тыл будет обеспечивать конница генерала Татаркина, которая сосредоточивается в Софиевке. Генерал-лейтенант Барбович».
К 4 часам ночи корниловцы подходили к Любимовке. Они были еще верстах в трех от укрепленной полосы, когда 2-й корпус начал атаку западных укреплений каховского плацдарма. Красные всполошились на всем фронте, и неожиданность корниловского удара была сорвана. Когда корниловцы развернулись для атаки, впереди сразу засверкала непрерывная лента огней. Разрывы снарядов, вой осколков, свист пуль в темноте страшнее, чем днем. Все-таки корниловцы подбежали к проволочным заграждениям. Ножниц не было. Стали бить по проволоке прикладами, рвать руками. Из окопов полетели ручные и зажигательные гранаты, 1-й полк залег под проволокой, 2-му полку удалось прорваться за проволоку, с криком «Ура!» он бросился за проволоку, но захлебнулся в свинцовом потоке, 2-й полк пытался атаковать еще раза два, и, совершенно обессиленный, он свалился между проволокой. В 5 часов ночи корниловцы выбрались из проволоки и отошли назад за бугры. Жутко было смотреть на измученные, осунувшиеся лица. Глаза были воспалены, руки сочились кровью, одежда вся была в клочьях. Во 2-м полку осталось сто штыков, в первом около ста пятидесяти. Тремя пулями в живот был ранен капитан Дашкевич. На его место стал подполковник Челядинов183.
Атака Каховки с налета не удалась. После длительных переговоров между штабами было решено произвести перегруппировку и, сосредоточив большую часть пехоты на западной окраине каховского тет-де-пона, снова атаковать красных. Атака была назначена на 23 августа, в 2 часа ночи. На левом фланге атакующих 13-я и 34-я пехотные дивизии получили задачу взять хутор Терны – опорный пункт каховского тет-де-пона, и Малую Каховку. На правом фланге корниловцев 6-я пехотная дивизия двухполкового состава и спешенная 2-я конная, наступая на Любимовку, должны были привлечь на себя внимание противника. В центре, вдоль дороги из Чаплинки на Каховку, была поставлена Корниловская ударная дивизия (точнее – 3-й и запасный полки с остатками 1-го и 3-го полков). Ей было приказано прорвать фронт и овладеть Каховкой. В авангарде дивизии шел 3-й полк с тремя танками и двумя бронеавтомобилями. Непосредственно за 3-м полком – запасный Корниловский полк. Затем 1-й и 2-й полки в резерве дивизии. Танки быстро прорвали четыре линии проволочных заграждений, и корниловцы ворвались в окопы. Выбивая из них красных и преследуя их, корниловцы захватили 20 пулеметов и несколько орудий, но страшный ночной бой нисколько не утихал. Остальные наступавшие дивизии залегли под проволокой, и красные всеми силами обрушились на корниловцев. Их расстреливали спереди, из Каховки, и из Бериславля, сзади, из хутора Терны, и с фланга, из Любимовки. Все танки были подбиты, они в темноте наткнулись вплотную на неприятельскую батарею. От прямого попадания танк «Сибиряк» запылал как факел, у танка «Сфинкс» был разбит мотор и разорвана гусеница, у танка «Урал» лопнул корпус, два полевых орудия, сопровождавшие танки, были еле вывезены, так как прислуга и кони были перебиты. Маленькую кучку корниловцев обступили с трех сторон, особенно наседали латыши. На помощь был брошен последний резерв – Корниловская инженерная рота, – но уже силы были слишком неравны. До 5 часов корниловцы отбивались от яростных атак и, наконец, под прикрытием огня своей артиллерии выбрались из этого ада. Корниловская дивизия была почти добита. На перекличке редко кто отзывался. Все корниловские полки были сведены в роты. В сводной роте 1-го Корниловского ударного полка осталось сто семь человек, в сводной роте 2-го Корниловского ударного полка – сто двадцать и в сводной роте 3-го полка – девяносто два.
Продолжаю описание этих же боев по журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка, который составлялся во время боев, велся специально назначенными для этого офицерами и представлялся в штаб дивизии, а копии отсылались в исторический отдел Русской Армии.
15/28 августа. Около 16 часов 2-й Корниловский ударный полк в составе дивизии двинулся по дороге из Демьяновки на Нижние Серагозы и, пройдя 8 —10 верст, залег, находясь все время боя в дивизионном резерве, уступом за правым флангом 1-го Корниловского ударного полка. Дивизии было приказано при содействии 1-й конной дивизии и 6-й пехотной двухполкового состава дивизии овладеть Ново-Александровкой и Верхними и Нижними Серагозами. Стойкость 51-й советской стрелковой дивизии помешала выполнить эту задачу.
Согласно данным штаба 2-го корпуса, против нас должна была находиться только одна бригада 51-й стрелковой дивизии, то есть три свежих полка из дивизии Блюхера, прибывшей из Сибири, со станции Байкал, на Байкальском озере. Корниловская ударная дивизия возвратилась в село Демьяновка в 24 часа. Во время сильной огневой подготовки был ранен доблестный командир 3-го батальона 2-го Корниловского ударного полка полковник Бржезицкий Александр Иосифович, и его заместил капитан Балашев.
3-й Корниловский ударный полк из боя под Серагозами отходит тоже в Демьяновку. Его командир полка, полковник Щеглов, легко ранен. Потери во 2-м полку: 5 убитых и 2 раненых.
16/29 августа. 2-му Корниловскому ударному полку приказано овладеть Ново-Александровкой и развивать наступление далее на юг, с целью разгрома 53-й советской дивизии, и занять Нижние Серагозы. В 6 часов полк выступил западнее села Демьяновка по дороге на Ново-Александровку и двинулся в следующем порядке: два броневика, 1-й и 2-й батальоны, 5-я и 6-я легкие батареи: 3-й и офицерский батальоны и тяжелая 6-дюймовая батарея. 51-я советская стрелковая дивизия обороняла восточную окраину села. Полк развернулся в трех верстах от Ново-Александровки. С расстояния в 600 шагов полк был встречен сильным ружейным и пулеметным огнем. Стремительным ударом в штыки противник был опрокинут в село, откуда красные после трехчасового боя были выбиты и разрезаны на две группы. Одна из них отходила на север, где натолкнулась на нашу конницу и вступила с ней в бой, другая в сторону Верхних Серагоз. Весь день противник обстреливал западную окраину села артиллерийским огнем и не раз переходил в атаку, но огнем наших пулеметов и артиллерии каждый раз отбрасывался с большими для него потерями. В 17 часов противник превосходными силами в сомкнутом строю, под прикрытием артиллерийского огня, повел интенсивное наступление на юго-западную окраину села с целью произвести охват слева и соединиться со своей группой, отступавшей на север. Здесь выяснилось, что против нас была не одна 151-я бригада 51-й стрелковой дивизии, а и 153-я бригада той же дивизии, то есть против нас было уже шесть свежих полков. Это и было причиной, почему в первый день встречи с противником бой у нас кончился вничью.
Полк подпустил противника на 200–300 шагов, открыл сильный ружейный и пулеметный огонь и перешел в контратаку. Противник в беспорядке бежал, оставив на месте боя сотни убитых и раненых. На плечах противника полк ворвался в Верхние Серагозы. Около 20 часов полк втянулся в селение на ночлег. Из командного состава 2-го Корниловского ударного полка были ранены командир 1-го батальона поручик Кленовой и командир 2-го батальона полковник Алексеев, который был ранен, когда я подъехал к нему, чтобы отдать приказание: пуля выбила ему глаз и, пройдя через горло, лишила его дара слова, отчего он потом, уже в эмиграции в Болгарии, застрелился. Был ранен и командир офицерского батальона, полковник Злотников, оставшийся до конца боя в строю. Всего было ранено 23 офицера и 56 ударников, убитые не были записаны. Трофеи полка: 4 орудия, 7 зарядных ящиков, 4 пулемета, пленные, 30 здоровых лошадей и другая военная добыча. При своем отступлении противник был отрезан и сбит в лощину, в бесформенную массу, но из-за усталости наших частей и пользуясь темнотой и деревней, он отступил на юг и ушел из-под удара. При наличии в полку одного-двух эскадронов возможен был захват всей группы красных с их артиллерией. В этом бою корниловцы наблюдали, в какое стадо баранов превращает паника войска, даже превышающие своего наступающего противника численностью во много раз. Когда 2-й Корниловский ударный полк расколол на две части войска красных, одна из них стала отходить на север, то есть в свою сторону, нарвалась там на нашу кавалерию, но все же ушла. Вторая же была отброшена на юг, то есть по их представлению – на нашу сторону, – что грозило им уничтожением, это они поняли и обратились в такое паническое бегство, которое было достойно представления в цирке. Красное сибирское войско побросало все мешавшее бегу, стараясь маскироваться заборами и огородами, и потому все ограды вдоль дороги были разрисованы комическими сценами прыжков и задних частей тела положительно на всех заборах. Я с небольшой группой своих ординарцев и конных разведчиков выбирали в этой массе начальство в кожаных тужурках, прямо как баранов. Но все же им удалось оторваться от нас по нескольким причинам: 1) 2-й Корниловский ударный полк должны были сопровождать несколько броневиков, но они подъехали, когда все было уже кончено. Я в присутствии помощника начальника дивизии генерала Пешни в резких выражениях просил предать командиров машин суду; они же ссылались на полное физическое истощение их команд. Я указывал на свой офицерский батальон, гнавший вместо них такую тучу красных и, конечно, не могший уничтожить их. 2) Я не знаю причин, почему отошедшую на север группу красных не уничтожила кавалерия. Быть может, ей это было не по силам? Но в этом случае получилось то же и в отношении группы, отступившей на юг, которую мы, пехота, не могли переловить полностью. В этом все же виноваты опоздавшие броневики, которые в обоих случаях могли бы парализовать движение противника. 3) Наступившая ночь не только скрыла от нас эту орду, но и позволила их начальникам сделать попытку прорваться, минуя нас стороной, чтобы соединиться со своей группой, отступившей на север.
17/30 августа. Ночь прошла спокойно. Обстановка на фронте: противник занимает Нижние Серагозы и участок верст на шесть к западу. 1-я конная дивизия должна была выступить в 9 часов из Рубановки на Торгаевку, обеспечивая правый фланг нашей дивизии, 6-я дивизия занимала восточную окраину Верхних Серагоз до разрытого большого кургана. Ей было приказано в 9 часов перейти в наступление на Нижние Серагозы и далее на Торгаевку, обеспечивая наш левый фланг. Корниловской ударной дивизии приказано было разбить противника, занимающего Нижние Серагозы, уничтожить его и преследовать на Торгаевку. 1-му Корниловскому ударному полку – в 10 часов перейти в наступление, охватывая Нижние Серагозы с западной стороны и действуя противнику во фланг. В 10 часов 2-й Корниловский ударный полк перешел в наступление на Нижние Серагозы. В трех верстах севернее Нижних Серагоз полк развернулся и был встречен выдержанным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Несмотря на ураганный огонь, упорство и стойкость противника, полк перешел в атаку. Видя нашу настойчивость, красные дрогнули и отошли в село, откуда после продолжительного боя на улицах были выбиты и стали быстро отходить на Торгаевку, оставляя на поле боя сотни раненых и убитых. На пути отступления противник пытался задержаться атаками, но успеха не имел. У Торгаевки противник залег и дал упорный бой, переходя неоднократно в контратаки. Огнем пулеметов и решительными действиями 1-го батальона противник был сбит и обращен в паническое бегство, оставляя тоже много раненых и убитых. В 21 час полк вошел в Торгаевку и расположился на ночлег. В этом бою конница генерала Барбовича вела себя пассивно.
18/31 августа. Ночь прошла спокойно, 2-й Корниловский ударный полк в составе дивизии около 9 часов двинулся в Анастасиевку через Вознесенку – оба села с прилегающими хуторами были заняты противником. 6-я пехотная дивизия вела наступление влево от дороги на Анастасиевку. Для обеспечения правого фланга 6-й дивизии, которая при преследовании противника охватывалась с правого фланга последним, полк развернулся и повел наступление во фланг и тыл красным. Противник оказал и здесь особенно упорное сопротивление, подпуская наши цепи на 100–350 шагов и в упор их расстреливая. Под давлением огня нашей артиллерии и лихой атаки противник с численным перевесом был сбит, что дало возможность 6-й дивизии продолжать преследование разбитого противника далее на запад. Здесь противник понес огромные потери убитыми и ранеными. В этом бою всю группу, действующую против полка, при наличии конницы можно было бы полностью уничтожить. Одна только команда конных разведчиков 2-го Корниловского ударного полка в десять всадников захватила шесть пулеметов. Вообще встречать противника с близкой дистанции – дело рискованное, при неустойке кончающееся полным разгромом. Наши трофеи: 11 пулеметов и другая военная добыча. В 18 часов полк, построившись в селе Черемисове, что у большой дороги Антоновка— Торгаевка и к югу от Вознесенки, проследовал в хутор Федоровка, где расположился на ночлег. Ранено офицеров – 19, ударников – 69, убито офицеров – 2.
19 августа/1 сентября. Ночь прошла спокойно. В 9 часов полк, развернувшись около большой дороги, повел наступление на хутор Анастасиевка. Под действием решительной атаки и меткого огня артиллерии противник быстро отошел на запад. В 16 часов хутор Анастасиевка был занят нами. В 22 часа, оставив 1-й батальон в Анастасиевке, с остальными тремя батальонами и тремя батареями полк перешел в Ново-Николаевку на ночлег.
20 августа/2 сентября. Ночь прошла спокойно. На рассвете обнаружено движение противника на Ново-Николаевку с охватом левого фланга 6-й пехотной дивизии, 2-му Корниловскому ударному полку приказано остановить наступление красных и развивать наступление далее на запад, двигаясь вправо от дороги Антоновка – Каховка. В 8 часов полк был переброшен в хутор Антоновка, где развернулся в боевой порядок. Противник проявил необыкновенную стойкость, открыл сильный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь и подпустил наши цепи на близкое расстояние. Несмотря на это, полк повел отчаянную атаку с главным ударом во фланг и тыл противнику. Последний, с превосходством в силах, стал отходить, отдавая каждую пядь земли с большим сопротивлением и громадными для себя потерями. Под вечер полк занял деревню Злобин. В 24 часа полк перешел в деревню Лукьяновку и расположился на ночлег. И здесь противник имел большие потери. В полку ранено 18 офицеров и 36 ударников и убито 3 офицера. Тяжело ранен доблестный командир 2-го батальона поручик Романюк.
С получением приказа от генерала Барбовича о наступлении никакого ночлега, собственно, не получилось. На все просьбы начальника Корниловской ударной дивизии отложить начало наступления на 24 часа был получен приказ генерала Барбовича следующего содержания: «Приказываю в 4 часа 21 августа ст. ст. атаковать Любимовку (село восточнее Каховки) и безостановочно развивать успех на Каховку, подготовляя выделение одной дивизии для занятия Бериславля тотчас после взятия Каховки. Дивизию направить по понтонному мосту. Ваш правый фланг и тыл будет обеспечивать конница генерала Татаркина, которая будет сосредоточиваться в Софиевке… Генерал-лейтенант Барбович».
Я не хочу отступать от поставленной мною себе цели сбора материалов для освещения всего происходившего в обстановке именно того времени, а потому, помимо записи журнала боевых действий, я приведу и наши взгляды на это: генерал Барбович считался тогда опытным кавалерийским начальником, к которому мы впервые попали в подчинение в этой операции на Каховку. В конце 2-го Кубанского похода и потом, в заднепровской операции, мы были в подчинении столь же доблестного кавалериста, генерала Бабиева. Но, да простят меня наши соратники, их взгляды на совместные действия пехоты с кавалерией стоят на разных полюсах. Генерал Бабиев находил место и создавал обстановку именно для совместного удара двух родов войск, гармонично применяя каждый из них по назначению. Генерал же Барбович в данной операции за семь больших боев четырех полков Корниловской ударной дивизии и двух полков 6-й пехотной дивизии только охранял наши фланги и ни разу не воспользовался случаем добить разбитого противника. Результатом этого было то, что мы только «вогнали 51-ю советскую стрелковую дивизию в то самое предмостное укрепление, которое нам же и нужно было брать». К штурму же Любимовки мы подошли не только с большими потерями, но и измотанными до предела ежедневными тяжелыми боями, когда люди просто падали. По всем данным мы тогда знали, что на нашем фланге к плавням болталось только 400 шашек той же 51-й стрелковой дивизии.
Что же касается того, что генерал Барбович отдал убийственный для себя и для нас приказ об атаке Любимовки без техники и без отдыха, с включением штурма крепости по ту сторону Днепра – города Бериславля и с выделением для этого несуществующей какой-то дивизии, быть может все той же единственной Корниловской ударной, то предполагали тогда, что для этого могли быть две причины: 1) Полное бездействие 2-го корпуса за все время его обороны этого района, почему он и не учел сил переправившегося противника, не дал подходящим для штурма войскам схем укреплений и информации о характере обороны, а потому и не сосредоточил на нашем участке просимые нами танки. 2) Вышеизложенное отношение 2-го корпуса к штурму Любимовки передалось и генералу Барбовичу, который к тому же не был хорошо знаком с возможностями нашей ударной группы и потому подписал подобного рода приказ.
Вывод: приказ 2-го корпуса и протесты перед атакой Любимовки начальника Корниловской ударной дивизии и двух его командиров полков были настолько далеки друг от друга в оценке обстановки, что невольно задаешь себе вопрос: как это могло быть в работе одного и того же боевого участка? Итак, приказом генерала Барбовича все просьбы начальника Корниловской ударной дивизии были отброшены, и корниловцы должны были ночной атакой с налета штурмовать укрепления Любимовки, то есть отбросить противника, как в простом бою в поле.
Прошу читателя обратить внимание на то, что 2-й Корниловский ударный полк пришел в Лукьяновку в 24 часа 20 августа, а в 3 часа 21-го уже было назначено наступление для прорыва укрепленного любимовского района. Значит, на отдых на первом попавшемся месте полк имел не больше полутора часов. Истощение всех было таково, что все валились с ног и к происходящему кругом относились безразлично.
21 августа/3 сентября. Полку было приказано наступать по правую сторону большой столбовой дороги на Каховку и овладеть высотами, что южнее Любимовки верстах в двух, и южной частью села Любимовка. Влево по дороге наступал 1-й Корниловский ударный полк, вправо – 6-я пехотная дивизия двухполкового состава.
В 3 часа 2-й Корниловский ударный полк выступил по назначению с восточной окраины села Лукьяновка. Еще до рассвета полк подошел к укреплениям противника с окопами полной профили, с несколькими рядами проволочных заграждений и с хорошо пристрелянными рубежами для пулеметного и артиллерийского огня. С подходом полка к проволоке по нему был открыт бешеный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь. Несмотря на потери и огонь сорока пулеметов с фронта и с правого фланга, полк, за отсутствием всякой технической помощи, с голыми руками приступил к прорыву проволочных заграждений. Потеряв во время этой работы 2/3 своего состава и почти весь командный состав, полк после блестящих побед теперь в таком виде не удержался и бросился на ура в окопы. Под действием небывалого губительного огня с бросанием ручных гранат и при большом численном перевесе противника, который встретил нас контратакой, нам пришлось отступить и залечь перед проволокой.
Только третья атака на окопы удалась, и противник здесь их очистил, но было уже поздно – был получен приказ начальника дивизии об отступлении вследствие неудачи 1-го Корниловского ударного полка и 6-й дивизии, на участке которой не было даже сильного огня; а она должна была атаковать как раз тот укрепленный форт, который, будучи вынесен вперед из общей линии обороны, косил 2-й полк массой своих пулеметов. В этом бою пропал без вести помощник командира полка и он же командир морского батальона полковник Тарасович и был тяжело ранен командир офицерского батальона полковник Злотников. В 21 час Корниловская ударная дивизия выступила на хутор Топилов, что по дороге Чаплинка – Каховка, в 12 верстах от последней.
Потери только 2-го полка: ранено 32 офицера и 276 ударников, без вести пропало 15; все убитые оставлены на поле боя. Наши потери здесь уменьшены, так как быстрота выхода полка по приказу из укреплений противника, где его резервы уже подходили с флангов и могли легко нас уничтожить, не дала времени сделать подсчета и вынести убитых.
Дополнение к вышеизложенному от командира 2-го Корниловского ударного полка. Бой под селом Любимовка требует дополнения к сухим записям журнала, к тому же заполнявшегося в кошмарных условиях кровопролитного для нас боя, где 2-й Корниловский ударный полк и его старший брат – 1-й Корниловский ударный полк – принесли громадную жертву неумению организовать штурм укрепленного тет-де-пона Каховки. Дело в том, что наше командование решило уничтожить укрепленный плацдарм красных у Каховки, и с этой целью к селу Любимовка подходили с тяжелыми боями: в центре – Корниловская ударная дивизия, 6-я пехотная дивизия двухполкового состава и кавалерийская дивизия генерала Барбовича. 20 августа перед Любимовкой, на линии села Анастасиевка, которую 2-й Корниловский ударный полк взял с боем, укрепившиеся красные оказали упорное сопротивление. Здесь, как и всюду, сила нашего пулеметного огня и артиллерийского огня, соединенного с атакой пехоты, сбили противника. Силы красных во много раз превышали наши, но все же они были сильно расстроены и потому отступали стадом, хотя и не бежали. Вправо 6-я пехотная дивизия не была видна. За нами были кавалерийские части генерала Барбовича, и я надеялся, что наше командование воспользуется моментом и пустит кавалерию в атаку с целью уничтожить такую большую группу красных и не дать ей укрыться за укрепления плацдарма, которые мы же и должны были штурмовать. Однако конной атаки не последовало, красные вошли в основную линию укреплений, а мы остановились по приказу в маленьких хуторах перед ней. Вечером был получен приказ об атаке укреплений у села Любимовка до рассвета 21-го. Мы уже действовали в районе 2-го корпуса, где, полагаю, все приказы исходили от него и где к этому времени и наша ударная группа перешла в подчинение генерала Барбовича. О сопровождении пехоты техникой при штурме указаний не было, а мы не имели даже шанцевого инструмента, чтобы преодолеть отличное проволочное заграждение. О том, что перед нами находятся отличные проволочные заграждения с окопами полной профили, пристрелянные, мы знали от пленных и перебежчиков, но послать свою разведку за неимением у нас времени мы не могли. Настроение у командного состава штурмующих частей было убийственное и, не сговариваясь, командиры 1-го и 2-го Корниловских ударных полков после неудачной просьбы оказать им поддержку танками отказались от атаки. Это был единственный случай отказа за все время существования Корниловской ударной дивизии. В ответ на это, помимо отказа в поддержке техникой, было передано: согласно письменному показанию офицера 1-го Корниловского ударного полка полковника Бояринцева184, сам генерал Скоблин собрал всех начальствующих лиц 1-го полка, до командиров рот включительно, и прочел им приказ генерала Врангеля об атаке Каховки – Любимовки, где говорилось, что атаковать необходимо «хотя бы ценой Корниловской ударной дивизии».
Мне же, командиру 2-го Корниловского ударного полка, было прислано письменное приказание такого содержания: «Если полк не атакует, то по приказанию штаба Главнокомандующего командный состав его будет предан военно-полевому суду». Кто отдавал эти приказы, почему они были двух вариантов – последующие события не дали нам возможности выяснить, но они сделали свое дело, и Корниловские ударные полки пошли на штурм с одними винтовками в руках. Самым тяжелым для нас было то, что наша главная сила – пулеметы и артиллерия – должны были бездействовать из-за темноты, за исключением бесполезных попыток стрельбы по тылам.
Прямо по дороге на Любимовку был направлен 1-й Корниловский ударный полк, правее – 2-й полк, а еще правее – 6-я пехотная дивизия известного нам слабого состава. Левее же 1-го полка, как мы после увидели, был только спешенный эскадрон кавалерийской дивизии генерала Барбовича.
Движение ночью по ровной местности и в определенном направлении сначала шло нормально, но потом движение 1-го полка было встречено сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Полк сразу понес большие потери: был тяжело ранен тремя пулями в живот временно командующий полком капитан Дашкевич, и полк залег перед проволокой. В командование полком вступил подполковник Челядинов.
2-й полк своим правым флангом подвергся сильнейшему обстрелу из окопов, особо сильно укрепленных и вынесенных вперед, которые должна была атаковать 6-я пехотная дивизия. Поэтому первые два батальона 2-го полка изменили свое направление с северного на восточное и пошли в атаку, подошли к проволоке, и вот здесь-то и сказалось отсутствие техники. Колья, где было можно, вытаскивали, но проволока все же скрепляла полосы заграждений, и здесь мы понесли самые большие потери. Два раза бросались корниловцы в атаку и только на третий раз ворвались в окопы. Красные здесь не выдержали и очистили окопы. Начался рассвет, и мы обнаружили наши ужасные потери и прорыв только на участке 2-го полка, для заполнения которого уже не было свободных батальонов. В это время мне был доставлен из штаба нашей дивизии приказ об отходе. Отдав соответствующее распоряжение, я ездил с ординарцем вдоль окопов с целью разыскать без вести пропавшего командира морского батальона и моего помощника по строевой части полковника Тарасовича, но безрезультатно – глубокие гряды посеянного здесь картофеля укрывали убитых или тяжело раненных и потому мы спешно убирали кого могли. Здесь же был тяжело ранен и полковник Злотников, командир офицерского батальона.
Противник не стрелял, и только его артиллерия стала усиливать огонь, и было заметно, как по окопам на флангах, на прорванном нами участке, зашевелились резервы красных. Чтобы избежать полного нашего уничтожения, пришлось быстро отступать, унося горечь незаслуженного поражения. Противник не воспользовался нашим положением, и подобно тому, как мы его не атаковали накануне кавалерией при его отходе за проволоку укреплений, так и он теперь дал нам возможность после трудностей ночного боя и потери более 300 человек отойти, разобраться и укрыться под защиту своих пулеметов.
Этот штурм каховских укреплений у села Любимовка выявил два больших недочета со стороны командования: 1) При отсутствии в предыдущих боях у противника кавалерии (было всего 400 шашек при 51-й советской стрелковой дивизии) наша кавалерия ни разу не была использована для организации боев на уничтожение живой силы противника, а подобных случаев для этого было не мало. В результате бывших до Любимовки больших боев противник убедился в нашей малочисленности, и если и отступал перед силой нашего огня и жертвенностью войск, то не пал духом, справедливо определяя свою силу в том, что его ни разу не истребили и дали ему возможность своими массами усилить гарнизон укреплений. 2) После того как мы только загоняли противника в его укрепления, а не истребляли в поле, какие данные могло иметь наше командование для атаки с налета? Оно не могло не знать наших физических и технических возможностей для атаки ночью и, несмотря на протесты двух командиров полков Корниловской ударной дивизии, подтвердило приказание, сопроводив его угрозой репрессий, а не смягчающим указанием на создавшееся положение.
В журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка сохранилась копия моего рапорта начальнику нашей дивизии от 21 августа 1920 года.
«Командир 2-го Корниловского ударного полка.
21 августа 1920 г. Хутор Сподин.
Начальнику Корниловской ударной дивизии
РАПОРТ
В тяжелую пору жестоких боев с сибирскими стрелками, мадьярами и конницей красных, цеплявшимися при своем отступлении за каждый хутор и каждую складку местности, полк бил врага не зная страха, и лихие дела последних боев свидетели тому. Полк быстро таял, но упадка духа не было ни у гг. офицеров, ни у ударников. Из девятисот штыков и пулеметчиков за несколько дней боев осталось около двухсот пятидесяти штыков и ста двадцати пулеметчиков, и на это никто не обращал внимания – все лихо работали, и полк в бою 20 августа лихим ударом во фланг и тыл противника перед участком 6-й пехотной дивизии погнал его, хотевшего прорваться на Ново-Николаевку. За эти бои полк захватил около 20 пулеметов, 4 орудия и 7 зарядных ящиков. Сотни трупов противника устилали путь полка. В решительный же момент, когда остаткам бойцов, окрыленным неудержимым порывом покончить с наглым противником, нужно было оказать поддержку техническими средствами и хорошей разработкой плана окончательного удара, – этого не оказалось. Артиллерию оставили почти без снарядов, бронеавтомобили ломались на каждом шагу, а танки оставались во 2-м корпусе, который имел задание демонстрировать наступление. В довершение всего, эвакуация из дивизионного лазарета в тыл была на наших подводах, и отказ приемщикам дивизии дать подводы – лишили полк самого необходимого транспорта, почему при отходе после штурма укрепленной позиции у села Любимовка полк оставил противнику старейших бойцов, так как 2/3 было ранено или убито. О переутомлении непрерывными боями и колоссальными переходами никто и не заикался. При таком состоянии приходилось штурмовать Любимовку. Я, как солдат, хотя и не имею права критиковать действия начальника, но, как командир полка, считаю долгом просить Ваше Превосходительство для пользы дела довести это до сведения высшего командования и в подтверждение мое засвидетельствовать работу полка в период, мною описываемый.
Полковник Левитов».
Полковник Бояринцев, офицер 1-го Корниловского ударного полка, на мою просьбу осветить этот бой в 1963 году, в Париже, так отвечает:
«Атаку Любимовки я помню отлично, она была первым этапом для овладения Каховкой. Корпус генерала Витковского не сумел вовремя помешать образованию в Каховке угрожающего нам тет-де-пона, и его повторные атаки стоили нам дорого, особенно принимая во внимание двух- и трехнедельные бои, которые вела дивизия без перерыва до перехода на Каховское направление. Тактически было правильно брать Каховку после овладения Любимовкой. Но ошибкой была ставка на беспредельность героизма атакующих, вымотанных в предшествовавших боях и очень ослабленных потерями. Мы буквально спали на ходу и засыпали мертвым сном на привалах. Разбудить людей для дальнейшего движения стоило большого труда. Все чувства были так притуплены, что сравнительно равнодушно был принят приказ об атаке сначала Любимовки, а потом Каховки. Помню обстановку, когда Скоблин вызвал в голову походной колонны командный состав и прочел приказ генерала Врангеля: «Каховка должна быть взята хотя бы ценой Корниловской дивизии…» Уходили мы от Любимовки в отчаянном настроении. Но даже и оно не могло побороть желания спать… спать… спать. В себя пришли в Николаевке (под Мелитополем), но пополнение, пришедшее в дивизию, не было таким, чтобы возродить настоящее лицо корниловцев. Все эти «воспоминания» меня так взволновали, что я… кончаю письмо».
Помещаю сообщение о том, как переживал штаб нашей дивизии неудачу атаки на Любимовку.
Париж, 1 мая 1967 года. Вчера был первый день праздника Святой Пасхи, и, как обычно, корниловцы ходят друг к другу, чтобы поздравить с праздником, или собираются организованными группами на взаимные поздравления. Так, у меня в семье вчера была сестра милосердия 1-го Корниловского ударного полка Васса Яковлевна Гайдукова, приехавшая из старческого дома. Для нее полк – это ее семья, сама она была в его рядах четыре раза ранена, а две ее сестры пали смертью храбрых в его рядах. Прошло 50 лет с тех пор, как началась Гражданская война, а мы все вспоминаем ее победы и поражения. Вспомнила и сестра В.Я. Гайдукова про кошмар боя под Любимовкой около Каховки на Днепре, в Северной Таврии, 21 августа 1920 года по старому стилю, в день ее Ангела. Она перевязывала раненых около штаба нашей дивизии и видела, как помощник начальника дивизии генерал Пешня, в ужасе от результатов этого боя, ходил и все повторял: «А кто же будет отвечать за ужасы этого боя?» Прошло с тех пор 47 лет, а яркость пережитого нами в этом бою жива своей изумительной жертвенностью Корниловских ударных полков, которые в упорной атаке почти все пали. Ужасы этого заключались не в том, что наши жертвы были так велики, а в том, что командование не вняло доводам начальника нашей дивизии и командиров 1-го и 2-го полков, отказавшихся при таких условиях от атаки, и только после второго приказа они должны были двинуть свои полки на проволоку укреплений Любимовки. Что побудило штаб 2-го корпуса пустить нас в атаку в момент, когда наша главная сила – артиллерия и тяжелые пулеметы – не могла действовать, а ударники едва двигались?! Да, эта операция спасла тогда армию от разгрома, но, по-нашему, этого можно было добиться и без столь кошмарных жертв, которые были принесены нами в боях под Любимовкой и Каховкой.
Считаю своим долгом поместить в своих материалах и переживания в бою под Любимовкой тех, кто был непосредственным исполнителем этого жестокого приказа: «Ценой Корниловской ударной дивизии атаковать, не считаясь с доводами командования дивизии».
«Люксембург, 1964 год.
Дорогой Михаил Николаевич! Я обещал вам дать свою заметку – свидетельство, как участник боя и атаки Любимовки в 1920 году. Не берусь судить о том, насколько мне удалась эта работа в смысле ее пригодности как материала для описания боевых действий нашего родного 2-го Корниловского ударного полка. Исполнил свой долг и написал то, что знал, чувствовал, пережил и чему был свидетелем как чин офицерского батальона 2-го Корниловского ударного полка. Многое я выпустил как личные переживания и личные чувства по отношению к тем людям, коим я обязан жизнью, с которыми свела судьба на службе Родине во 2-м Корниловском ударном полку с начала его формирования. Буду удовлетворен, если я хоть чем-либо малым помог вам в вашей нелегкой задаче по сбору материала, приведению его в порядок и т. д. Вы делаете большое и нужное дело в невероятных условиях, но это наш долг чести на службе Родине. Храни вас Господь!..»
Для того чтобы яснее представить себе атаку Любимовки, автор письма кратко вспоминает напряженные бои: наш прорыв за Перекоп, в Северную Таврию, разгром двух корпусов Жлобы в 8000 шашек, где 2-й Корниловский ударный полк нанес ему первое поражение, и продолжает: «Большой Токмак… Каждодневные напряженные бои с лучшими красными частями велись почти два месяца. 15 июля 1920 года, в день нашего полкового праздника, – гибель основателя 2-го Корниловского ударного полка и его командира, полковника Пашкевича. Командование полком принимает его помощник, полковник Левитов. Потери корниловцев неисчислимы, а свежих сил взять неоткуда. А боевая обстановка такова, что остается только драться до последнего патрона и до последней капли крови».
После описания причин, заставивших наше командование перебросить нашу дивизию для ликвидации прорвавшихся красных от Каховки, он продолжает: «В половине августа корниловцы уже атакуют холмы и курганы красных у Верхних и Нижних Серагоз. Красные, отступая, стойко дерутся. В конце концов они прижаты к Днепру. Корниловцы в беспрерывных, бессменных боях понесли колоссальные потери и дошли до предела напряжения всех человеческих сил. Начиная с Перекопа, с 24 мая, вплоть до 21 августа, – это без трех дней три месяца беспрерывных боев, напряжения всех возможных и невозможных человеческих сил, без оглядки назад: везде враг, везде одно и то же: бой, атака, победа или смерть. Притока свежих сил нет, нет передышки, нет и не может быть отдыха. По всей вероятности, необходимость общей боевой обстановки, просто нужда заставили высшее командование отдать корниловцам приказ: «Во что бы то ни стало взять Любимовку и безостановочно развивать успех…» А Любимовка-то окопана в несколько рядов колючей проволокой. В окопах сидят свежие бойцы, пулеметные гнезда повсюду. Честно спрашиваю, что у нас, получивших приказ атаковать, было в тот момент? Порыв, голые руки вымотанных до конца людей с винтовками и те, что на тебе, носимые патроны…»
Прошло с того времени ровно сорок четыре года, написано много и прочитано немало и нашей и советской военной литературы. Но все еще не сказано последнее заключительное слово. Его скажет в свое время история, которая будет брать нужное ей беспристрастное суждение из приказов, боевых журналов, описаний, показаний. Так вот еще одно показание, если оно достойно приобщения к архиву Корниловских частей.
«Атака Любимовки. К Любимовке, как видим, мы подходили «не с парада», к полуночи 20 августа. В 3 часа ночи выступили, чтобы занять исходное положение согласно приказу «в 4 часа 21 августа атаковать Любимовку». Какой-то куцый час – полтора для подготовки и отдыха. Тот, кто участвовал вообще в боях, тот, кто воевал в Гражданскую войну, те поймут с двух слов, что в данном случае отдыха как такового даже и в полтора часа не было. Тут уже где застала команда: «Стой!» – садись или ложись прямо на дороге, что было или что случайно достал – закусил, запил. Вследствие предельной усталости не хотелось и думать, что скоро снова в атаку. Какая-то апатия, безразличие и к самому себе, и к тому, что происходит вокруг. Внезапности атаки не получилось. Мы еще не подошли в исходное положение к Любимовке, а красные уже всполошились по всему фронту. Наш соседний корпус начал атаку западных укреплений раньше нашего подхода к месту атаки. В темноте мы бросились в атаку, нас встретили таким ураганным огнем, что только держись!.. Голыми руками и винтовками рвали, валили с кольями проволоку, помогая ногами, неистово крича «Ура!». Наша 1-я офицерская рота нашла или случайно набрела на проход, затянутый колючей проволокой на деревянных кольях, раскидав эти колючие козлы и образовав проходимые ворота. А дальше опять темень, проволока и беспредельный огонь. Офицерский батальон 2-го Корниловского ударного полка занял окопы противника, но какие и что впереди, справа, слева – неизвестно и не видно. А убийственный ружейный и пулеметный огонь со стороны красных не прекращался, но нет с их стороны и контратаки. Я был скошен пулеметной очередью, повалившись и повиснув на проволоке. Получил рану в левую руку, около самого сгиба локтя, и в левую ногу, в область паха. Оба ранения навылет. Теперь мне стало известно, что был приказ об отступлении. Тогда, за проволокой, придя в себя и какими-то нечеловеческими усилиями, здоровой рукой и ногой отвязавшись от проволоки, мне казалось, что наши впереди или распространились вправо, влево. Но странное затишье, нарушаемое отдельными выстрелами, говорило другое, что наши отошли, бросив убитых и раненых. Долго я мучился, в темноте ползая в поисках разгадки, но лишь находя убитых и раненых, повисших на проволоке, ощупью, как слепец, хватаясь здоровой рукой. Вся моя жизнь быстро прошла в моем разгоряченном воображении, от младенчества и когда стал осознавать, помнить себя зрелым, молодым здоровым человеком, под Сарыкамышем, Кеприкейскими мостами, Огнотом, в атаке и взятии Эрзерума, потом – Ростов-на-Дону, путь до Орла и обратно, до 21 августа 1920 года, когда очутился я на поле битвы на родной земле, у родного Днепра, за колючей проволокой, ночью, раненный и забытый. Если отошли и не вернутся наши – на рассвете придут красные и, измучив, добьют. Такого печального, страшного конца нельзя спокойно представить себе мысленно и сейчас, а каково было самочувствие раненых за проволокой тогда? Стоны, крики, проклятия, молитвы… Никогда не забыть этой ночи. Можно по этому поводу написать целые страницы и не выразить ими и сотой доли того, что пережил и перечувствовал. Не было видно конца ночи, а ведь с 4 часов до рассвета всего только два с лишним часа. Который был час, не знаю, но стало светать, и можно было уже различать предметы, видеть поле боя в дымке предутреннего тумана. Чу!.. Что-то как бы двигается, что-то шелестит и потом затихает… Сердце готово выскочить от страха, если это приближаются красные, и от радости, если свои. Принятое заранее решение живым в руки противнику не попадать как бы забыто, но карабин с собой и не бросается, правая рука и нога могут еще действовать и могут избавить от зверств и мучений врага, которыми Гражданская война, к сожалению, изобиловала. Молился горячо, урывками, как умел, надеясь на помощь Божию, и она пришла… Пришла в лице командира 2-го Корниловского ударного полка полковника Левитова. Как сейчас вижу: в расстегнутой шинели, с плеткой в руке, сзади несколько человек цепочкой идут за ним. «Не волнуйтесь, успокойтесь! Вынесут!» И пошел дальше быстрым шагом, что-то или кого-то ища. Пока собирали нас, вывели, вынесли, уже успело показаться солнце. На арбах с сеном повезли к большому стогу сена, где оказался перевязочный пункт и где распоряжалась наша незабвенная сестра милосердия Варвара Сергеевна. Страшный и жалкий вид представляли мы собой: ободранная одежда, вся в крови, исцарапанные руки и лица, рваная обувь, грязные, измученные, испачканные кровью… Сестра с санитаром еще больше украсили меня. Чтобы быстрее сделать перевязку у поля боя, ножницами разрезали левый рукав моей добротной кожаной куртки и левую штанину и без того изодранных штанов. Дальнейшее последовало обычным порядком, целый обоз раненых потянулся в тыл. Большевики и обоза с ранеными не оставили в покое: красный аэроплан налетел, снизился и пустил пулеметную очередь по обозу. Обоз как бешеный помчался врассыпную по полю. Нашу арбу на кочке качнуло в сторону, наклонило, и мы высыпались на землю, как горох, а подвода умчалась. Кто-то привел обоз в порядок, выброшенных подобрали и благополучно довезли до эвакопункта на железной дороге. Итог: задача не была выполнена, а корниловцы обескровлены и сведены в роту. Славный офицерский батальон 2-го Корниловского ударного полка повис на проволоке у Любимовки. Там же целиком, во главе с командиром, полковником Тарасовичем, погиб не менее славный Морской батальон полка. Полковник Тарасович являлся заместителем командира полка. Его так тщательно и искал за проволокой полковник Левитов, как своего заместителя. Там же, у Любимовки, погиб командир офицерской роты штабс-капитан Панасюк185. Полковник Злотников, являясь заместителем командира офицерского батальона полковника Константина Васильевича Иванова, был смертельно ранен под Любимовкой, а до этого он был легко ранен.
Укрепленные позиции голыми руками не берут. Курск тоже был укреплен, но там, что называется, на плечах красных мы въехали в город (добавлю от себя о взятии нами красной крепости Курск: там картина была совершенно другой, где еще до подхода к укреплениям Курска в ряде боев мы не только разбили противника, но и деморализовали его, включая и подвезенных знаменитых сибирских стрелков «имени Троцкого». К тому же у нас тогда была довольно сильная по масштабам Гражданской войны артиллерия и три доблестных наших бронепоезда. Уже это одно говорит нам, что эти два боя несравнимы. Полковник Левитов). Там действовала наша артиллерия, бронепоезда, бронеавтомобили, пулеметы. А что было и действовало у Любимовки? Ничего, кроме винтовок и легких пулеметов (в небольшом количестве). Не было сделано ни одного артиллерийского выстрела. Приказ есть приказ, и в боевой обстановке он еще строже. Командиры 1-го и 2-го Корниловских ударных полков знали эту обстановку и требовали для успешного выполнения приказа «атаковать Любимовку» исполнить их просьбу и дать танки для прорыва, как это было на Перекопе. Танки были, но их не дали и приказали: «Атака должна быть проведена хотя бы ценой Корниловской ударной дивизии». Приказ был исполнен, Корниловская дивизия уничтожена, а Любимовка не взята. Пришлось штабам ждать и перестраиваться. Танки потом дали, дали и броневики и назначили атаку на 23 августа в 2 часа ночи. Но погибших, утерянных, повисших на проволоке у Любимовки славных батальонов, особенно офицерского и морского, во главе с их командирами, и вообще всех корниловцев, геройски погибших у Любимовки, не воскресить. Ни Любимовка, ни Каховка не были взяты. Поздно… «Промедление смерти подобно…»
Алексей Ефремович Бондарь,
2-го Корниловского ударного полка,
1-й роты офицерского батальона, его адъютант.
Подпоручик с 1916 года.
Люксембург, 1964 год».
22 августа/4 сентября. В 8 часов 2-й Корниловский ударный полк прибыл в хутор Топилов.
23 августа/ 5 сентября. Около часа ночи разъезд противника силой в 50 коней прошел наши заставы и с расстояния одной версты открыл по дивизии сильный пулеметный огонь. Огнем броневиков и наших застав разъезд был отброшен.
Получен приказ по Корниловской ударной дивизии за № 027 от 22 августа, 21 час 30 минут.
«Командарм (должно быть, 2-й корпус, который в это время был переименован во 2-ю армию генерала Драценко) приказал взять укрепленную каховскую позицию. Начало наступления в 2 часа 23 августа, 6-я пехотная дивизия в час 23 августа откроет демонстративный артиллерийский огонь до 2 часов. Влево наступают 13-я и 34-я пехотные дивизии на хутор Терны – Малая Каховка – Бериславль. Вверенной мне дивизии приказано в 2 часа 23-го перейти в наступление вдоль дороги Чаплинка – Каховка на Каховку, прорвать фронт красных и овладеть Каховкой. По прорыве позиции оказать возможное содействие 34-й пехотной дивизии при овладении хутором Терны.
1) Полковнику Пуху: 3-й Корниловский ударный полк и три танка (ага, здесь и танки нашлись, но поздно, – людей-то не стало. Полковник Левитов). Наступать Ц2 версты к востоку, параллельно дороге Чаплинка – Каховка, прорвать танками проволочное заграждение и стремительно наступать на Каховку и овладеть ею, стараясь захватить в свои руки переправу. По овладении Каховкой не менее двух танков направить в сторону Любимовки для отражения контратаки противника со стороны последней. Необходимо придать особое значение правильности направления.
2) Капитану Миляшкевичу186. Запасный Корниловский ударный полк. Следовать непосредственно за 3-м Корниловским ударным полком, проявляя полную инициативу в содействии ему по прорыву укрепленной позиции и овладению Каховкой.
3) Полковнику Челядинову. 1-й Корниловский ударный полк. Следовать непосредственно за запасным полком, самостоятельно оказывая поддержку в случае экстренной необходимости и полное содействие 3-му Корниловскому ударному полку по прорыву укрепленной позиции и овладению Каховкой.
4) Полковнику Левитову. 2-й Корниловский ударный полк. Оставаясь в моем резерве, следовать непосредственно за 1-м Корниловским ударным полком.
5) При движении соблюдать тишину и не курить.
6) Командиру артиллерийской бригады полковнику Роппонету: назначить взвод артиллерии исключительно для прикрытия танков.
7) Передвигать всю артиллерию в зависимости от успеха всех полков.
8) Броневым автомобилям быть в моем резерве, но с началом наступления быстро выдвинуться вперед по дороге на Каховку и выбить противника из окопов на линии Терны, действуя вправо и влево от дороги.
9) Если будут получены ракеты, то бросать их в том случае, когда необходимо указать свое местоположение своей артиллерии во избежание поражения.
10) Эвакуация на Чаплинку.
11) Я буду следовать в общей колонне.
12) Заместители: полковник Левитов и полковник Челядинов.
13) Сборный пункт в 2 часа 30 минут на северной окраине хутора Топилова.
Генерал-майор Пешня».
(Отсутствие подписи самого начальника дивизии генерал-майора Скоблина и командира артиллерийской бригады генерала Ерогина187 не выяснено.)
В 2 часа 2-й Корниловский ударный полк выстроился на северной окраине хутора Топилова и двинулся в резерве дивизии за 1-м полком. В момент подхода 3-го Корниловского ударного полка к укрепленной полосе противник открыл меткий артиллерийский огонь. При содействии танков и резервных полков 3-й полк прорвал укрепленную полосу и двинулся с танками по направлению на Каховку. В приказе для атаки укрепленной позиции всем участвующим полкам (кроме дивизионного резерва) было приказано содействовать прорыву и ни одному полку не была дана задача на развитие успеха после прорыва. Естественно, после прорыва стремление всех частей на Каховку, что создало для прорвавшихся полков фланговую угрозу с обеих сторон и парализовало дальнейшее продвижение. Желательно было бы после прорыва одним полком с танком или броневиком развивать успех вправо вдоль окопов, а другим полком влево, по окопам. В этой атаке полки совершили последнее свое героическое усилие, снова прорвали укрепленную полосу, но вынуждены были отойти согласно приказу по дивизии. Ход этого боя был разобран по данным книги «Корниловский ударный полк». И в этом жестоком бою полки Корниловской ударной дивизии прорвали укрепления, но сила артиллерийского огня с того берега Днепра не только парализовала наше дальнейшее продвижение, но и не дала другим дивизиям где-либо прорвать позиции красных. Потери нашего дивизионного резерва – 2-го Корниловского ударного полка малого состава – всего около 150 человек – были: 11 офицеров и 69 ударников убитых и раненых исключительно артиллерийским огнем. По выходе 2-го полка из укрепленной полосы он около 11 часов прибыл в хутор Топилов и занял позицию. В 23 часа полк выступил на Ново-Репьевку. И в этом бою укрепленную полосу красных обороняли сибирские стрелки и латыши с мадьярами.
От составителя материалов. Операция по ликвидации прорыва у Каховки дорого обошлась корниловцам – вместо полков на подводах ехали сводные роты. Несмотря на наличие танков, 3-й и запасный наши полки принуждены были отступить из прорыва под действием сильного артиллерийского огня с того берега и справа – из неочищенной полосы укреплений. Артиллерийский огонь был настолько силен, что во 2-м Корниловском ударном полку, находившемся в резерве, было убито и ранено 11 офицеров, 69 ударников и 60 лошадей. И это – из остатков полка, насчитывавшего после атаки Любимовки не более 150 человек. Все три танка были разбиты. Да, мало приказать, но нужно еще и организовать прорыв укрепленной полосы. Упущенный случай – когда в бою перед Любимовкой и до этого, еще в нескольких, ему подобных, когда наша кавалерия не атаковала разбитые пехотой силы противника и позволила им укрыться в своих укреплениях. Это было большим упущением. И то, что не поняли основательных доводов командиров 1-го и 2-го Корниловских ударных полков и не отложили атаку на Любимовку до подхода танков, тоже нужно отнести к непонятному расходу наших слабых сил и боеприпасов. Хуже всего было то, что до сего времени высшие штабы не учли, в чем заключается сила наших ударных частей. Как бы ни были беззаветно храбры ударники, но все же и они пробиваются пулями и к тому же их ряды всегда малочисленны. Главная же их сила заключается в поражении врага превосходным огнем своих пулеметов и непревзойденной нашей артиллерии, несмотря на скромность наших боеприпасов. В умелых руках этот род огня, как показали наши бои под Орлом с латышами, под Ростовом-на-Дону с 1-й конной армией Буденного и при разгроме конной группы Жлобы в 8000 шашек перед Мелитополем, приносил нам успех над врагом, превышавшим нас (у Орла) не менее чем в двадцать раз.
Общий подсчет потерь 2-го Корниловского ударного полка за бой у селения Любимовка: убито и ранено 111 офицеров и 327 ударников и много лошадей. Плюс Каховка: 11 офицеров, 69 ударников и 60 лошадей. Итог потерь Корниловской ударной дивизии за поход на Каховку представляет собой тяжелую картину. Если общие потери Корниловской ударной дивизии за бои в течение двух месяцев в районе Большого Токмака доходили до двух тысяч человек, то в походе на Каховку за семь основных боев было 3216 человек убитыми и ранеными. Эта цифра исходит из такого расчета: по записи журнала боевых действий 2-го Корниловского ударного полка точный подсчет потерь полка равнялся 804 человекам и более ста лошадей. В дивизии было три номерных полка и один запасный полк, и в итоге после боев эти полки имели по одной сводной роте, а потому, помножая 804 на четыре, мы имеем 3216 человек убитыми и ранеными.
Пусть знают русские люди, с каким самопожертвованием дрались корниловцы за честь и достоинство национальной России против диктатуры мирового пролетариата Ленина, созданной на деньги Вильгельма II и руками интернационального сброда. Трудно представить себе всю высоту доблести корниловцев, заключающейся в этой траурной цифре и проявленной в условиях совершенно безнадежных, а потому вдвойне заслуживающей преклонения.
ПРИКАЗ
Корниловской ударной дивизии
№ 028
24 августа ст. ст. 1920 года. Елизаветовка
«Завтра полкам выступить из Елизаветовки и самостоятельно следовать: 1-му Генерала Корнилова полку, артиллерийской бригаде и инженерной роте, под общим командованием полковника Гордеенко, – в д. Ново-Николаевку, где и расположиться по квартирам на отдых, 2-му Генерала Корнилова полку следовать в д. Спасское. 3-му Генерала Корнилова полку – в д. Федоровку, где стать по квартирам для отдыха.
В местах стоянок занять самое широкое квартирное расположение. Безотлагательно соединиться телефоном с наштадивом в д. Ново-Николаевке.
Командиру 3-го Генерала Корнилова полка принять в Федоровке от Донского корпуса 500 человек пленных, из которых 100 человек взять для 3-го полка. 100 человек отправить в Спасское во 2-й Генерала Корнилова полк, а остальных 300 человек – в штадив в Ново-Николаевку. На местах расположения частей немедленно приступить к интенсивной работе по приведению их в боевой вид, которым корниловцы всегда гордились, чтобы вновь славная доблесть Корниловская загорелась ярким светом, по которому равнялись бы другие полки многострадальной Русской Армии. С Богом, за работу!
Временно исполняющий должность начальника дивизии генерал-майор Пешня.
Временно исполняющий должность начальника штаба (подпись неразборчива, но надо полагать за полковника Капнина д. б. капитан Месснер188)».
Подлинник этого приказа и приказ об атаке Каховки сохранились в журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка.
24 августа (6 сентября). В 8 часов 2-й Корниловский ударный полк прибыл в село Димитриевка. Большой привал и выдача горячей пищи. В 22 часа полк прибыл в Ново-Репьевку. Ночлег. Выдача горячей пищи. Переход – 50 верст.
25 августа (7 сентября). В Нижние Серагозы полк прибыл в 16 часов. Переход – 25 верст.
26 августа. Дневка.
27 августа. Елизаветовка. Переход – 38 верст.
28 августа (10 сентября). Полк выступил в село Спасское, на место пополнения. Прибытием в Спасское и соседние с ним села Корниловская ударная дивизия закончила свой один из самых тяжелых походов – рейд по ликвидации прорыва красных у Каховки. «Бой, – сказал Кутузов, – важен не сам по себе, а своими последствиями». Корниловцы осознали предупреждение их начальником дивизии о значении боев за Каховку и своими жертвами и в этом рейде доказали свою верность национальной России, но… полной победы в этих боях они физически не могли дать, и виною тому было отсутствие у военного командования представления о возможностях вверенных ему войск и упущение возможностей в нескольких боях этой операции уничтожить силы противника по частям, располагая кавалерией и, таким образом, через это создавая своим войскам посильные условия для основного сражения – штурма Каховско-Любимовского укрепленного плацдарма. Однако в этих боях, где Корниловская ударная дивизия от начала и до конца была в центре боев, противнику был нанесен такой сокрушительный удар, что он счел за лучшее остаться за своими укреплениями, а не воспользовался нашими неудачами, чтобы загнать нас за Перекопский вал и тем ликвидировать действия Русской Армии в Северной Таврии.
Выводы из этого рейда, изложенные в журнале боевых действий 2-го Корниловского ударного полка, я не буду приводить здесь, так как они содержат в себе перечисление всех наших усилий и недостатков, описанных выше, и, если что и нужно еще раз подчеркнуть, это снова повторить призыв обратить внимание на действия нашей кавалерии, которая только охраняла наши фланги и упустила случаи атаковать противника 17, 18, 19 и 20 августа.
Вообще жизнь не останавливается, а военная в особенности, и, проводив своих павших героев до могилы с печальным маршем, войска возвращаются под бравурно-веселый, вливающий в бойцов свежие силы и бодрость для исполнения ими своего воинского долга перед Отечеством.
29 августа (11 сентября). Корниловская ударная дивизия стала по квартирам в районе сел Федоровка и Спасское. Наши запасные батальоны и командование Русской Армии срочно направили в дивизию пополнение, которое было весьма разнообразно: прибыли добровольно наши старые части из Польши, из отступившей туда армии генерала Бредова; небольшая часть, состоявшая из оставшихся за бортом после сокращения армии, – была холодно встречена нами; основная же масса пополнения состояла из пленных, выразивших желание бороться в наших рядах с большевиками; была даже партия матросов, 2-му Корниловскому ударному полку, вместе с другим пополнением, были присланы прибывшие из бредовской армии со своими знаменами 133-й Симферопольский и 75-й Севастопольский пехотные полки. Знамена их, еще Императорской армии, были в эмиграции отправлены из Болгарии в Сербию для хранения в особо устроенном храме, и участь их после Второй мировой войны нам неизвестна. Севастопольский полк составил в полку 4-й батальон под командой своего командира, полковника Силина, в прошлом офицера 137-го пехотного Нежинского полка. Разбивка пополнения, вооружение и снаряжение заняли всех, и работа, как говорится, кипела.
30 августа (12 сентября). Строевые занятия и пригонка обмундирования.
31 августа (13 сентября). Строевые занятия под музыку – подготовка к смотру дивизии генералом Врангелем.
1 (14) сентября. Смотр Главнокомандующим Русской Армией генералом Врангелем Корниловской ударной дивизии. Смотр состоялся в селе Федоровка, и его ожидали с большим нетерпением не только старые корниловцы, но и бывшие красноармейцы. Генерал Врангель, генерал Кутепов и иностранные представители произвели на войска большое впечатление. Полки дивизии, артиллерия, пулеметы, конный дивизион, инженерная рота – все пополнили свои ряды. 3-й Корниловский ударный полк особенно много принял к себе бывших красноармейцев, и в его рядах было что-то около 2 тысяч человек. День был солнечный и хороший, и это поднимало настроение. Корниловцам генерал Врангель привез награду – Георгиевское знамя бывшего Георгиевского батальона при Ставке Верховного Главнокомандующего в войну 1914–1917 годов. Начался обход фронта. Гремел Преображенский марш, неслось русское «Ура!» – все слились воедино в желании сражаться до конца за Россию. После обхода фронта и молебна началась церемония прибивания полотнища знамени к древку. Первый гвоздь вбил генерал Врангель, за ним генерал Кутепов, генерал Писарев – командир корпуса, начальник Корниловской ударной дивизии генерал Скоблин и потом командиры полков.
Георгиевское знамя для дивизии было передано 1-му Корниловскому ударному полку. Дивизия взяла на караул, и генерал Врангель с большим подъемом сказал слово. Помимо награждения Георгиевским знаменем Корниловской ударной дивизии, последовали награды Николаевскими знаменами и орденом Святого Николая Чудотворца.
В память славы Корниловской ударной дивизии в борьбе за честь России в Крыму и в Северной Таврии в 1920 году Николаевскими знаменами были награждены 1-й, 2-й и 3-й корниловские ударные полки. Корниловской артиллерийской бригады 1-я, 3-я, 5-я, 6-я и 7-я батареи – серебряными трубами с лентами ордена Святого Николая Чудотворца. Военному генерала Корнилова училищу – серебряные трубы с лентами ордена Святого Николая Чудотворца.
Последний смотр(по книге «Корниловский ударный полк»)
После боя под Каховкой остатки Корниловской дивизии были отведены в резерв Главнокомандующего и расположены по окрестным селам Мелитополя.
Корниловские запасные батальоны сразу прислали в свои полки около трех тысяч человек пополнения из бывших красноармейцев, взятых в плен за целый ряд боев самими корниловцами. Кроме того, в распоряжение генерала Скоблина были присланы из Мелитополя полтораста пленных матросов.
Скоблин вышел к матросам.
– Здорово, – сказал он.
Матросы ответили как следует.
– Знаете ли вы, – спросил Скоблин, – в какую часть вас прислали?
– В Корниловскую дивизию, – ответило несколько голосов.
– Не в Корниловскую дивизию, а в Корниловскую ударную дивизию, – поправил Скоблин. – Так вот что: всех трусов, всех тех, кто дрожит за свою жизнь, и тех, кто задумал в бою переметнуться к красным, нам таких не надо. Я их отправлю в Мелитополь. Все храбрые и честные – три шага вперед!
Все полтораста человек сделали три шага вперед. Из этих матросов была сформирована рота, и она честно воевала с красными.
Каждый день прибывали и корниловцы, поправившиеся после ранений. Полки начали опять разрастаться. Приехал из отпуска командир 1-го полка полковник Гордиенко. Он привез с собой красавицу жену, с которой только что обвенчался. Корниловцы жили такой тесной семьей, что горе или радость каждого из них, а командира в особенности, разделялись всеми. Оживленного и веселого Гордиенко все поздравляли. Искренно радовались его счастью. Выбор командира одобрили, решили, что оба «подходящая пара».
Мать-командиршу усадили за чайным столом на почетное место. Наперебой старались ей услужить. С робостью она поглядывала на загорелые обветренные лица. Командира позвали к телефону.
– Неужели мой Карпуша командует всеми вами? – спросила жена командира. – И как это он, такой застенчивый и тихий, справляется с такими?
Все офицеры так и фыркнули. Кто закашлялся, кто засморкался, кто отвернулся в сторону и зажал рот ладонью. Удивленной командирше стали объяснять, что человек в боевой обстановке сильно меняется, делается «совсем наоборот». Ну вот и их командир в бою тоже «другой»…
Во всех полках кипела работа. Каждый день шли усиленные занятия. На строевые учения приезжал генерал Скоблин. Его не оставляла тревога: почти все батальонные и ротные командиры – новые, неопытные; сумеют ли они передать «землякам-красноармейцам» корниловский дух, да еще в такой короткий срок?
1 сентября был назначен смотр дивизии Главнокомандующим.
В осенний погожий день вся дивизия выстроилась на большой площади Кронсфельд. На правом фланге 1-й Корниловский полк. Вереница автомобилей, один за другим, полным ходом подкатила к колонии. Показался генерал Врангель, с ним Кутепов, свита и военные представители иностранных держав. Высокая тонкая фигура Врангеля в корниловской форме возвышалась над всеми.
Начался обход фронта. Преображенский марш, приветственный клич, переливающийся по фронту волной, сливались в один волнующий гул. После обхода – молебен. На середине площади аналой, перед ним духовенство в блестящих ризах. Рядом с аналоем, на особом столике, знамя, которое привез Главнокомандующий.
Поет хор корниловцев. При скорбном возгласе: «Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, воинам, на поле брани живот свой положившим: болярину Лавру, воину Митрофану и всем корниловцам, и сотвори им вечную память!» – все, как один, опустились на колени. Торжествующее «многая лета» русскому воинству отогнало призрак смерти.
Команда – «накройсь», и все глаза устремились на церемонию вручения знамени. Знамя прибивают к древку. Первый гвоздь вбивает Врангель, за ним Кутепов, потом командир корпуса, начальник дивизии и все командиры Корниловских полков.
– Слушай, на караул!
Штыки застыли. Полная тишина. Врангель выступил вперед. Громким, на всю площадь, голосом он начал:
– Орлы ратные. Корниловцы! Сегодня впервые после зачисления в ваши славные ряды довелось мне увидеть вас. Сегодня привез я вам – достойнейшим из достойных этой чести – знамя бывшего Георгиевского батальона. Это знамя вручил батальону храбрых сам Корнилов, чье бессмертное имя носите вы – бессмертные корниловцы. На этом знамени начертаны слова: «Благо Родины превыше всего». Их хранил в своем сердце Корнилов, их теперь храните вы, корниловцы. Благо Родины – это то, за что лучшие сыны ее три года уже орошают своей кровью ее поля. Это то, что заставляет вас пренебрегать холодом, голодом. Это то, ради чего вы несетесь через тучи пуль, не считая врага. Я вручаю вам это знамя храбрейших. На нем изображен орел, расправивший свои могучие крылья, – ваш прообраз. На нем Георгиевские ленты и Георгиевский крест, украшающие груди русских храбрецов. Достойнейшая награда увенчивает вас, орлы-корниловцы, и я знаю, что вы вполне достойны ее.
Орлы! Одним криком, криком русского солдата, могучее корниловское «Ура!» нашей страдалице матери-России!
Грянуло «Ура!». Главнокомандующий вручает знамя коленопреклоненному венному командиру 1-го полка полковнику Гордиенко. С поднятой рукой Гордиенко раздельно и громко произносит слова клятвы. Командир целует край знамени, встает и передает знамя коленопреклоненному знаменщику. С крайнего правого фланга 1-го полка отделяется офицерская полурота и с двумя офицерами-ассистентами подходит к знамени. Древко с развернутым знаменем заслуженный офицер-знаменщик кладет на плечо, и под торжественные звуки полковых оркестров полотнище заколыхалось вдоль всего фронта. Рота со знаменем дошла до своего места и остановилась. Начался церемониальный марш.
Идут полки, держат равнение, печатают шаг. Мелькают выцветшие рубахи, порыжевшие стоптанные сапоги. У многих ударников верхних рубах нет, вместо них шерстяные фуфайки. Бросился в глаза мужественный солдат в ситцевой пестрой рубахе с нашитыми полотняными погонами, в потертых защитных штанах и в английских желтых ботинках, рядом с ним другой вовсе без штанов – в одних вязаных кальсонах. Зато у всех тщательно пригнана амуниция, вычищено оружие…
В иностранных мундирах, в брюках со складками стоят блестящие представители бывших союзных армий и щелкают затворами кодаков. Запечатлевают на пленках нищую армию.
Рысью промчался конный дивизион, прогромыхала артиллерия, и парад кончился. Никто не думал, что этот парад был последним корниловским парадом на русской земле.
Ударник Дегтярев в своих воспоминаниях этот парад описывает так: «Прибытие Главнокомандующего, его пламенная речь и неподражаемый его вопль (иначе нельзя выразиться): «Орлы-ы-ы! Корниловцы-ы-ы!» – сопровождались для меня непрерывной нервной дрожью и доходившим почти до взрыва внутренним рыданьем…
Мощный, хриповатый голос Главнокомандующего казался надорванным и как бы выражал собою надорвавшуюся Добровольческую армию…
«Орлами-корниловцами» перед ним стояли пленные, попадавшие к нам раздетыми и босыми. Они и теперь еле прикрывали свою наготу полосатыми из сарпинок рубахами…»