Все же враг был настолько обессилен, что не смел сделать попыток к наступлению. Корниловская дивизия перешла в район станции Федоровка для пополнения. И здесь дождалась смотра своего любимого Главнокомандующего генерала Врангеля. Все полки получили новые знамена, батарея получила Николаевские трубы с лентами. Вручение новых знамен было обставлено помпезно, в присутствии иностранных гостей. Пополненные и вновь экипированные полки выглядели парадно, а их церемониальный марш напоминал парады старой армии, вселяя надежду и уверенность в конечное торжество нашего дела. Особенное впечатление произвели пулеметные роты станковых пулеметов, продемонстрировавшие свою многочисленность и молодцеватость. Казалось, что проходила стихия всесокрушающего огня. В первый раз мы увидели себя в таком количестве и в таком внешнем блеске и еще больше поверили в свою силу. После парада состоялся официальный обед, на котором генерал Врангель блистал ораторским искусством, произнося слово на родном и французском языках. С гордостью мы слушали своего вождя, столь всесторонне образованного. Настроения отдаляли грозную ситуацию и вуалировали неприглядную действительность неравной борьбы. К нашему несчастью, только что пережитый подъем был лебединой песнью… Последовавшая эпопея, при полном нашем самоотвержении, постепенно подтачивала наши силы.
М. Левитов193Мои впечатления о разгроме конного корпуса Жлобы 19 и 20 июня 1920 года194
Для ликвидации успешного продвижения Русской Армии по линии Перекоп – Каховка красное командование перебросило в район станции Пологи значительные силы пехоты и кавалерии с целью ударом на город Мелитополь разбить наши слабые части на этом участке и в дальнейшем выйти в тыл Каховской группе. С получением донесений разведки об этом штаб армии решает парировать этот удар быстрой переброской частей, освободившихся после занятия Каховки. Среди них была и Корниловская ударная дивизия, отведенная из Каховки в резерв в село Натальино. Переброска Корниловской дивизии из района села Натальина началась 12 июня 1920 года, и за пять дней Корниловский ударный полк сделал 160 верст, прибыв в село Троицкое в 19 часов 17 июня.
К этому времени определился и состав красных войск, в свою очередь спешивших на город Мелитополь. На участке Корниловской ударной дивизии это был конный корпус усиленного состава.
18 июня 2-й Корниловский ударный полк со своей артиллерией выдвигается в колонию Орлово-Тиге; присутствие противника обнаружено в колонии Тигервейде. Сторожевое охранение приказано выставить на север, восток и юго-восток. 1-й и 2-й батальоны занимают северную часть колонии, выставив от себя указанное сторожевое охранение, а 3-й и офицерский батальоны со штабом полка и артиллерией остаются в юго-западной ее части с добавочным своим охранением от офицерского батальона.
После установления телефонной связи и получения донесений командиров батальонов об исполнении приказаний я должен был проехать по их участкам и проверить. Полк растянулся по колонии версты на три плюс черта сторожевого охранения, и моя поездка затянулась часов до трех 19 июня. По возвращении я доложил командиру полка о положении и, не закусив, завалился, не раздеваясь, спать. Но не успел я заснуть, как в северной части колонии была открыта стрельба, которая по своему характеру ничего хорошего не говорила: начиналась в разных местах, велась беспорядочно и быстро прекращалась. Слышались разрывы ручных гранат, которых мы не имели. Телефонная связь была прервана.
Не спрашивая разрешения командира полка, я понесся с одним только ординарцем на место боя. Не успел я отъехать и версты, как увидел скачущие наши кухни и каких-то всадников, снующих по единственной улице колонии. Встречные кавалеристы сначала подозрительно смотрят на нашу скачку, а потом и преграждают нам дорогу. Картина стала для нас ясна: мы среди красных, но я все же решил пробиться на выстрелы своих батальонов. Ординарца они от меня отбили, подлетавших чересчур близко ко мне красных приходилось отбивать выстрелами из нагана. Стало немного светать, и я увидел корниловцев, группами выглядывавших из-за солидных заборов и редко стрелявших в мечущихся уже с узлами награбленного удирающих красных.
В это время с северо-восточной стороны вдоль колонии батарея красных открыла огонь с близкой дистанции. От первого контакта со своими у меня создалось впечатление, что действует кавалерия красных и что за первой прорвавшейся слабой частью должна последовать атака главными силами противника, которая пойдет не по одной же улице колонии, куда было обращено главное внимание наших! Для выяснения обстановки я спешу со двора, через сад, рассмотреть, что делается в том направлении, куда удирали красные кавалеристы. Слабый рассвет с туманом все же позволил мне увидеть в бинокль следующую картину: в версте на северо-восток от колонии батарея противника ведет огонь по расположению полка, а в направлении на восток, среди зелени высоких хлебов, на нас движется по-эскадронно масса кавалерии, тыл которой был прикрыт туманом. Отдаю приказание срочно собрать ко мне пулеметы, а ротам резерва изменить направление на главный удар, оставив минимум для расправы с одиночками на улице. Собравшиеся еще при мне пулеметы первым своим огнем накрыли батарею, которая прекратила огонь, и я полагаю, что она и брошена была в силу этого. Я видел силу и первого обстрела пулеметной батареей наступавших колонн кавалерии. В первый момент фронт противника замер от неожиданности, потом, как будто очнувшись, смешался и бросился наутек, оставляя группами раненых и убитых.
Несмотря на прекрасное действие 1-го и 2-го батальонов, я не верил, что атака красных сорвалась, и карьером полетел к командиру полка с докладом и с просьбой усилить северную часть колонии офицерским батальоном. Рассвет сделал свое дело – открыла огонь по отступающей кавалерии и наша артиллерия. Сила и дальность ее огня окончательно расстроили противника, командир полка это видел и мою просьбу усилить 1-й и 2-й батальоны отклонил. Раненые и убитые были из состава двух кавалерийских полков корпуса Жлобы, но сколько сил было во второй линии, из-за тумана и быстрого отступления противника выяснить не удалось. (Позже выяснилось, что действовала Таманская кавалерийская бригада при 4 орудиях, два из которых, шедшие с атакующими, были нами взяты, так же как и два пулемета.) Успех занятия северо-восточной части колонии красными объяснялся тем, что впереди должен был своими разъездами освещать местность эскадрон штаба нашей дивизии, утомлением чинов полка от усиленных переходов за последние шесть дней и тем, что противник был информирован о нашем расположении в колонии. Быстрота лихого ночного налета и действия конной артиллерии красных создали им иллюзию успеха, за что батарея заплатила своей гибелью, из ворвавшихся кавалеристов редко кто удрал с награбленными узлами, а смело наступавшее ядро кавалерии за свою самоуверенность, помимо разгрома, поплатилось изрядными потерями. Красным все же удалось взять в плен несколько человек из наших разъездов, но на следующий день, после разгрома конного корпуса Жлобы, мы их отбили. Оказывается, их срочно доставили в штаб корпуса красных и, судя по взволнованным разговорам конвоя и по ходу допроса, было видно, насколько их ошеломил такой резкий отпор противника – как будто и незначительного по силам, но губительного по огню. Допросы и споры красных между собой велись весь день, но в оценке вопроса о наших силах ясности они не добились. В итоге быстро катившаяся на Мелитополь красная лавина остановилась, потеряв драгоценные для себя 24 часа, что дало возможность нашему командованию уточнить детали нашего контрудара на утро 20 июня 1920 года.
Итак, бой с Таманской кавалерийской бригадой, в составе 1-го и 2-го кавалерийских полков, при двух батареях, начавшийся в 5 часов 19 июня, положил начало фактическому разгрому корпуса Жлобы на следующее утро. С нашей стороны этот удар принял на себя 2-й Корниловский ударный полк, по сложившимся обстоятельствам оправдавший определение фельдмаршалом Кутузовым ценности боя: «Бой важен не сам по себе, а своими последствиями», то есть в данном случае он не только наказал дерзкого противника, но и задержал его на месте на сутки, получив тем самым право на следующее утро выбрать для себя удобное место, точно в тылу всего конного корпуса Жлобы, который в бою с Корниловской ударной дивизией получил первый и основной сокрушительный удар. В итоге к 6 часам 19 июня бой под колонией Орлово-Тиге закончился, разбитая кавалерия противника скрылась в направлении колонии Рикенау, а 1-й Корниловский ударный полк был отведен в дивизионный резерв в колонию Альтенау. Трофеями были 2 орудия, один зарядный ящик, масса винтовок, два пулемета. Наши потери: ранены 4 офицера и 15 ударников, убиты один врач и 4 ударника.
Согласно записи журнала боевых действий 2-го Корниловского ударного полка, за отличия в этом бою были представлены к производству в следующие чины и к ордену Святого Николая Чудотворца: подполковник Померанцев, подпоручик Паньшин, подпоручик Косович, подпоручик Носиков, фельдфебель Морозов, старший унтер-офицер Халидулин. Мое представление не записано в журнал, но оно состоялось: командир 2-го Корниловского ударного полка джентльменски уклонился от руководства боем, приписав руководство и успех такового мне, и я в срочном порядке получил производство в полковники за боевые отличия.
15 июня 1963 года, в Париже, поручик Дудниченко рассказал мне о своем впечатлении о бое в Орлово-Тиге: «Я был назначен в связь к командиру полка от офицерского батальона. С началом стрельбы на северо-восточной окраине колонии и около южной части ее, в расположении штаба полка и офицерского батальона были красные кавалеристы. Одному нашему часовому ударом шашки снесли треть головы, был убит врач. Были видны искры от встречных ударов шашек красных и наших».
Таким образом, выясняется наличие кавалерийских дозоров красных и на южном конце колонии, там, где мы не ожидали противника и где на ближнем расстоянии было выставлено слабое сторожевое охранение. Безусловно, тревога и здесь была, но сила двух батальонов и трех батарей этого почти и не заметила. Как ни самоуверенны были красные кавалеристы, но сила огнестрельного оружия в руках корниловцев всегда дорого им обходилась.