Русская армия между Троцким и Сталиным — страница 75 из 106

Сталин не признавал за собой никаких ошибок.

15 октября 1923 года сорок шесть известных в стране людей, старые большевики, активные участники революции и Гражданской войны, члены ЦК и наркомы, независимо от Троцкого обратились в ЦК и ЦКК с письмом: «Продолжение политики большинства Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии» — и требовали создать внутри партии режим «товарищеского единства и внутрипартийной демократии».

«Заявление 46» не было связано с обращением Троцкого, но Сталин искусно превратил оба письма в фракционное выступление, что считалось тяжким преступлением против партии. Всякое высказывание Троцким его точки зрения классифицировалось как фракционная борьба, хотя он выступал только от своего имени и не пытался сформировать вокруг себя группу.

Причем Сталин не торопился, понимая, что слишком резкие выступления против Троцкого удивят партию, и старался сделать так, чтобы партийная масса не поняла, в чем суть разногласий между Троцким и большинством политбюро.

В ноябре 1923 года секретарь Полтавского губ кома партии прислал Сталину личное письмо, жалуясь на то, что «секретари губкомов абсолютно не в курсе дела, не информируются ЦК о внутрипартийном состоянии, когда к величайшему нашему прискорбию об этом всюду говорят, об этом сплетничают в беспартийных кругах.

Я особенно имею в виду последнее разногласие в ЦК РКП, заявление тов. Троцкого и платформу 46. Ни заявления тов. Троцкого, ни платформу 46, само собой разумеется, читать не пришлось».

Что уж говорить о рядовых членах партии и вообще о стране, если даже крупный партийный руководитель не знал, что послужило поводом для бешеной атаки на Троцкого?

Сталин ответил в самых успокоительных тонах:

«Беда в том, что нельзя обо всем писать. Например, ЦК постановил не сообщать партийным организациям резолюции Пленума ЦК и ЦКК в октябре этого года по поводу некоторых разногласий внутри Политбюро. Разногласия эти, в сущности, не велики, они уже разрешены Пленумом ЦК и ЦКК, сами недоразумения отпали целиком или почти целиком, ибо мы продолжаем работать дружно».

В реальности атаки на Троцкого усиливались по мере того, как становится ясно, что Ленин уже не вернется к работе. За неделю до смерти Владимира Ильича XII Всероссийская партконференция осудила и высказывания Троцкого, и «письмо 46». Хотя, надо понимать, большая часть делегатов конференции следовала за политбюро, не очень понимая, за что и против чего воюет Лев Давидович.

Троцкого обвинили в том, что он создает в партии оппозицию, представляющую опасность для государства, поскольку в поддержку председателя Реввоенсовета высказывались партийные организации в вооруженных силах и молодежь. Выступления Троцкого для пущей убедительности именовались «мелкобуржуазным уклоном».

Судя по всему, эти решения партконференции, разносящие Троцкого в пух и прах, доконали Ленина. Он порвал со Сталиным и просил Троцкого отстаивать его позиции в политбюро. Когда Владимиру Ильичу прочитали материалы конференции, писала Надежда Константиновна Крупская, Ленин стал «волноваться». Это было 20 января 1924 года. На следующий день, 21 января, ему стало плохо, а вечером он умер от кровоизлияния в мозг.

Через несколько дней после его смерти Крупская написала Троцкому письмо:

«Дорогой Лев Давидович.

Я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще просматривал сам.

И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у Владимира Ильича к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти. Я желаю вам, Лев Давидович, сил и здоровья и крепко обнимаю».

Но Ленина больше не было, и сталинский аппарат методично уничтожал Троцкого.

На январском 1924 года пленуме ЦК было решено образовать комиссию для проверки состояния Красной армии.

В комиссию вошли новый секретарь ЦК Андрей Андреев, заведующий отделом ЦК Андрей Бубнов, командующий Северо-Кавказским округом Климент Ворошилов, первый секретарь Закавказского крайкома Серго Орджоникидзе, переведенный из ГПУ в Реввоенсовет Иосиф Уншлихт, член Реввоенсовета Михаил Фрунзе, член президиума ЦКК и нарком рабоче-крестьянской инспекции Николай Шверник…

Руководителем комиссии стал Сергей Иванович Гусев, которого после возвращения из Туркестана, где он боролся с басмачами и занимался объединением Туркестана, Хорезма и Бухары, сделали руководителем инспекции Центральной контрольной комиссии партии по армии и флоту.

Гусев имел все основания ненавидеть Троцкого.

В январе 1921 года Сергей Иванович был утвержден начальником Политического управления Реввоенсовета Республики. Но Троцкий его с этой должности убрал.

7 ноября 1921-го Троцкий отправил Ленину записку:

«Я уже несколько раз говорил в Политбюро, что у нас фактически нет Пура. Это значит, что мы не можем как следует провести ни одной серьезной меры.

Товарищ Гусев — устал, всегда опаздывает и запаздывает, не слушает, не проявляет никакой инициативы. Товарищу Гусеву нужен длительный отпуск.

На его место нужно поставить энергичного, опытного, политически авторитетного работника. Мы выдвигали кандидатуры И.Н. Смирнова, Серебрякова, Белобородова. Они получали другие назначения. Со своей стороны Оргбюро никаких кандидатур не выдвигает.

Я считаю, что Центральный комитет недооценивает чрезвычайной критичности положения армии. У нас теперь не армия 1919/20 гг., а совершенно новая:

1) обиженный и недовольный комсостав;

2) сырой крестьянский молодняк в качестве красноармейской массы;

3) децимированный и расшатанный чисткой коммунистический состав.

В известный момент может оказаться, что у нас не армия, а карточный домик.

В этих условиях роль Пура огромна. А у нас Пура нет».

В январе 1922 года Гусев покинул свою должность, а в феврале был отправлен на Туркестанский фронт.

Два года спустя Сергей Иванович получил вожделенную возможность сквитаться.

3 февраля 1924 года пленум ЦК рассмотрел вопрос о ситуации в армии. Докладывал Гусев. Он опять обрушился на Троцкого за выдвижение военных специалистов:

— Во всех наших главных управлениях имеется засилье старых спецов, генералов… Реввоенсоветом не велось политики, направленной к тому, чтобы постепенно сменять старых спецов и ставить новых работников, которые у нас выросли в годы Гражданской войны, которые после Гражданской войны обучались и которые способны теперь занимать более высокие посты и справляться с делом лучше, чем старые спецы…

Пленум ЦК постановил: «Заслушав доклад комиссии и единогласно принятые ею резолюции, пленум ЦК констатирует наличие в армии серьезных недочетов (колоссальная текучесть, полная неудовлетворительность постановки дела снабжения и пр.), угрожающих армии развалом».

Пленум образовал комиссию в составе секретаря ВЦСПС Михаила Томского, заместителя председателя Госплана Георгия Пятакова, командующего войсками Сибирского военного округа Михаила Лашевича и Сергея Гусева «для обсуждения и выработки совместно с тов. Троцким проекта срочных мер, необходимых для оздоровления и укрепления армии».

Всю вину за бедственное положение армии возложили на Реввоенсовет.

Троцкий отверг обвинения, считая их интригами политбюро против армии, писал, что «всякими обиняками, а иногда и довольно открыто Реввоенсовет противопоставляется партии». Он резонно замечал, что боеспособность армии «зависит сейчас на девять десятых не от военного ведомства, а от промышленности». Троцкий говорил, что армии сознательно не дают денег.

И был прав.

Исследование, опубликованное в «Военно-историческом журнале» (2001, № 11), показывает, что бюджет армии резко сократили после того, как Ленин, заболев, перестал работать.

После Гражданской войны началось сокращение ассигнований на вооруженные силы. Первоначально они были совершенно разумны, потому что быстрыми темпами шло сокращение армии. Но когда сокращение закончилось, военные ассигнования все равно урезали и урезали.

В феврале 1924 года Реввоенсовет принял решение: «Поставить перед правительством вопрос о неизбежности в случае неассигнования необходимых сумм, либо сокращения национальных формирований, либо сокращения армии».

Через две недели Реввоенсовет констатировал: «Ассигнования, произведенные на армию на февраль и март, ставят армию нынешней численности в совершенно тяжкое положение, еще более ухудшающее ее нынешнее положение». Уже не на что стало кормить армию и проводить боевую учебу.

Тем не менее сокращение военных расходов продолжалось. Предложенную правительством смету расходов Реввоенсовет признал «совершенно неприемлемой и противоречащей интересам обороны». 17 августа 1924 года Реввоенсовет сообщил, что дальнейшее сокращение расходов требует новых сокращений армии. Результат предсказать несложно: «армия такой численности, то есть ампутированная на треть, ни в коем случае не может отвечать задачам обороны, имея в виду реальные силы возможных врагов».

Беспристрастный анализ экономического и финансового положения страны показывает, что не было нужды доводить армию до такого положения. Все это делалось только для того, чтобы подорвать позиции Троцкого, обвинить его в плохом управлении вооруженными силами и настроить против него Красную армию.

Как только Троцкого убрали из армии, деньги нашлись. На том же январском (1925 года) пленуме ЦК, который утвердил Фрунзе председателем Реввоенсовета, Михаил Васильевич попросил дополнительно выделить армии пять с половиной миллионов рублей. И пленум выделил эти деньги! Осенью 1925 года по просьбе Фрунзе было принято решение повысить денежное содержание всему начальствующему составу Красной армии. В 1928-м на армию тратили вдвое больше, чем в 1924-м.

Февральский пленум 1924 года поручил провести оздоровительную работу в армии. В Сухуми, где лечился Троцкий, приехала делегация ЦК — член политбюро Михаил Томский, член ЦК Пятаков, Фрунзе и Гусев, — чтобы согласовать с ним кадровые перемены в Реввоенсовете Республики. По словам Троцкого, «это была чистейшая комедия» — все было решено заранее.