Русская армия на чужбине. Драма военной эмиграции 1920—1945 гг. — страница 10 из 60

В рапорте также приводилась общая информация по отделу и его схема. В последующем рапорте докладывалось о том, что по состоянию на 1 ноября в отделе отдела было зарегистрировано 600 человек[111]. Приведенная Махровым информация, несомненно, является завышенной. Эта же цифра фигурировала в рапорте от 20 декабря 1924 г., при этом уточнялось, что уже 50 % из них предоставили свои анкеты. Далее Махров сообщал: «Число лиц, зарегистрированных в артелях, и отдельных лиц до 2500 человек, только в Польше. Еще примерно столько же у Булак-Балаховича в артелях в Беловежье»[112].

В составе отдела генерал-майор Махров по состоянию на 22 ноября 1924 г. числил:

– в Данциге:

1) Управление председателя III отдела – генерал-лейтенант П. С. Махров.

2) Союз взаимопомощи офицеров бывших российских армии и флота в Данциге

– в Польше:

1) группа генерал-майора М. Н. Волховского – Дубно;

2) группа генерал-майора В. В. Мировича – Грудзендз;

3) группа полковника И. Г. Хухаева – Стржалково;

4) группа полковника В. В. Гофмана – Вильно;

5) группа полковника Д. А. Данишевского – Домбровице;

6) группа полковника А. Н. Кручерова – Ковель;

7) группа есаула А. А. Мельникова – Волковыск;

8) группа полковника графа А. Р. Тышкевича – Владимир-Волынский;

9) группа полковника Н. В. Эльберта – Луцк;

10) группа полковника В. С. Бурмистрова – Острог на Виле;

11) группа полковника А. Н. Табуре – Богородчаны;

12) группа прапорщика Д. С. Шабельского – Граево.

– В лимитрофных государствах:

группа подполковника И. В. Протопопова – Ковно;

группа поручика Хребтова – Двинск;

группа поручика Г. Ермолаева – Коппель;

группа поручика Н. М. Рогожина-Иванова – Ревель;

группа подпоручика Блак-Билаковского[113] – Юрьев.

Отдельным списком по отделу проходили смешанные рабочие артели и казачьи станицы в Польше, считающие себя в составе Русской армии, но не вошедшие в союзы:

1) полковника Щербаковича[114] – Скальмержицы;

2) полковника Е. Н. Угрюмова – Варшава;

3) полковника В. С. Бурмистрова – Острог;

4) поручика Буслова – Тухола;

5) поручика Зюкова – станция Рось;

6) военного чиновника А. Баранова – станция Мосты;

7) чиновника военного времени Штрауса – Озеры;

8) подполковника В. А. Меньшикова – Познань;

9) полковника В. (?) Жизневского – Конске;

10) хорунжего Полухина – станция Мосты;

11) фельдфебеля В.(?) Мартинцева – Пружково;

12) полковника Д. А. Данишевского – Домбровице;

13) есаула А. А. Мельникова – Волковыск;

14) полковника А. Н. Кручерова – Ковель;

15) полковника графа А. Р. Тышкевича – Владимир Волынский;

16) полковника Н. В. Эльберта – Луцк[115].

Сопоставление списков позволяет выявить, что некоторые группы учтены дважды: и как группы (союзы), и как рабочие артели. Причина этого в документах РОВСа не отражена.

Королевство СХС продолжало входить в тройку лидеров по числу русских военных эмигрантов. Как и прежде, чины кавалерийской дивизии Русской армии служили в финансовой страже (таможня) на северной и западной границах и в пограничной страже на южной границе Королевства СХС. В августе 1923 г. на службе в пограничной страже находилось 4472 эмигрантов[116]. Из русских были сформированы четы (роты) с сербскими командирами, русские офицеры были при четах в качестве советников (референтов). За старшими русскими командирами (всего 21 человек) в пограничной страже было оставлено право носить русскую военную форму и награды. Русские старшие офицеры в финансовой страже на службе должны были носить сербскую униформу. Остальные офицеры несли службу в качестве унтер-офицеров. При поступлении на службу с эмигрантами заключался годовой контракт, и они принимали присягу на верность королю СХС. Служба была сопряжена с трудностями (отсутствие казарм и скудность питания) и опасностями (вооруженные контрабандисты). Жалованье солдат в пограничной страже составляло 700 динаров, унтер-офицеров – 850, офицеров – 1000 динаров. Эмигранты в финансовой страже получали лишь 600 динаров.

Кубанская казачья дивизия была распределена на работы тремя группами. В районе города Вране кубанцы завершали постройку шоссе. Работники проживали в землянках и на частных квартирах. Суточная зарплата колебалась в районе 30 динаров. В районе Белграда казаки заканчивали постройку железной дороги. Проживали рабочие в бараках и на частных квартирах. Дневной заработок также составлял около 30 динаров. В случае сдельного расчета была возможность заработать в месяц более 1000 динаров. В районе городов Ормож – Лютомер (Словения) рабочие при сдельном расчете получали 1400 динаров. По мере готовности белградской железной дороги в район Орможа – Лютомера начали перебираться белградские рабочие. Силами рабочей партии издавался информационный бюллетень «Кубанец». В этом же районе трудились чины гвардейской Донской бригады (Лейб-гвардии Казачий и Атаманский полки, в эмиграции сведены в дивизионы), ранее работавшие в Старой Сербии. Другая группа бригады работала на постройке дорог в районе города Бихач (Босния). Средний дневной заработок в Боснии составлял 40 динаров[117].

Технические части, а также прибывшие в мае 1923 г. «последние галлиполийцы» были заняты на разнообразных работах. Из 1300 прибывших галлиполийцев 300 были сразу отправлены в Венгрию, а 100 студентов – в Чехословакию.

В 1923 г. Главное командование продолжало выплачивать субсидии эмигрантам. С 1 сентября 1923 г. их размер в Королевстве СХС составлял: 500 и 350 динаров пенсионерам, в зависимости от категории; инвалиды 1-го разряда (100 % потеря трудоспособности) – 500 динаров, инвалиды с потерей трудоспособности 75–99 % – 350 динаров, нетрудоспособные – 250 динаров, члены семей – 100 динаров. В Королевстве СХС и Болгарии субсидиями пользовалось 25 пенсионеров, 800 инвалидов и нетрудоспособных, 2000 членов семей[118].

В Бизерте численность Русской эскадры сильно сократилась, к январю 1923 г. в ее составе осталось лишь 387 человек (96 офицеров и 191 матрос и унтер-офицер)[119]. Более 3000 человек выехало на работы во Францию, еще около 1500 перешло на положение беженцев и осталось на работах в Тунисе. Несмотря ни на что, в типографии Морского корпуса продолжалось издание «Морского сборника». Французы все сильнее вмешивались в жизнь эскадры: требовали сокращения штатов и реквизировали корабли. 1 января 1923 г. в связи с требованием французов распустить Морской корпус последний был переименован в Сиротский дом. С 1 апреля 1923 г. штат эскадры уменьшился до 274 человек. В тяжелейших условиях командование эскадры продолжало бороться за ее существование, но наметившееся советско-французское сближение должно было рано или поздно прекратить это.

В ряде стран, несмотря на приезд большого числа бывших военнослужащих, офицерские организации находились в зачаточном состоянии. В Чехословакии с 1919 г. существовал Союз русских офицеров, но активизация русской жизни началась лишь по приезде студентов-галлиполийцев. В 1923 г. в Чехословакию также прибыло 1000 донских казаков с Балкан, все они были определены на земледельческие работы и вскоре образовали казачьи станицы[120]. Тогда же на работы в Грецию отправилось 3000 донцов и кубанцев.

В Великобритании, Италии, Дании и Норвегии существовали небольшие русские общины. В Лондоне был организован Союз офицеров. В Риме продолжал существовать небольшой Союз взаимопомощи русских офицеров во главе с капитаном 1-го ранга Деном. В Копенгагене существовал Офицерский союз взаимопомощи под руководством генерал-майора С. Н. Потоцкого, не проявлявший особой активности. В Норвегии к концу 1922 г. находилось лишь 100 русских эмигрантов, из них военнослужащими были 28 офицеров (от прапорщика до генерала), 2 унтер-офицера и рядовой[121]. Как и везде, в Норвегии были серьезные проблемы с трудоустройством эмигрантов, усугублявшиеся незнанием норвежского языка. Поэтому бывшие военнослужащие брались за любую работу: так, генерал-лейтенант М. Ф. Квецинский (бывший начальник штаба главнокомандующего Северным фронтом) до своей смерти работал на пивном заводе в Лиллехаммере.

В Бельгии имелась небольшая русская диаспора. В Брюсселе существовали два одноименных союза офицеров, одним руководил генерал Махов, другим – генерал-майор Р. В. Споров. Также был организован отдел Галлиполийского общества во главе с пожилым полковником Худорожковым. В Льеже имелись Союз офицеров и небольшая группа галлиполийцев. С помощью Натальи Лавровны Корниловой в Бельгию на работы прибыло 75 корниловцев. Из них 25 устроились работать на шахты в Монтенье. Директор шахт г-н Шлосс, приветствуя прибывших, заявил, «что они будут рабочими только во время работы в шахтах, в остальное же время они для него русские офицеры и лучшие друзья»[122]. Из-за благоприятного отношения управляющего русским был предоставлен отдельный трехэтажный дом с кухней и столовой на первом этаже. Каждый прибывший получил пружинную кровать с матрацем, подушку, 2 простыни, 2 одеяла. В доме была отдельная умывальная комната с горячей водой и отдельная комната для больных. Работникам было выдано 2 рабочих костюма, 2 пары белья, 2 полотенца и ботинки. За форменную одежду удерживалось 10 франков в неделю. Работа была разнообразная, в 3 смены (1 ночная), на глубине 850 м. На поверхности имелись душ и раздевалка. Заработная плата была 20 франков в день.