Затем он сделался военным губернатором, потом диктатором и, наконец, Его Величеством Шахом Риза Пехлеви.
В заключение могу сказать, что, когда я командовал Тегеранским отрядом и сартип Риза Хан мне два раза подавал рапорт об уходе в отставку, прими я его рапорт, дай ему ход, я совершенно уверен, что его желание было бы исполнено. Никакого отношения он к дивизии не имел бы и Его Величеством Шахом никогда бы не стал.
П. Фадеев270Персидская революция271
Во время пребывания нашего уральского отряда в Тегеране вся персидская армия называлась «Персидская казачья Его Величества Шаха дивизия», которой командовал назначенный из Петрограда полковник Старосельский. Организация ее была своеобразной – отрядами, называвшимися по провинциям. Каждый отряд состоял из всех родов оружия, его начальником должен быть непременно русский офицер. Все же командиры полков, батальонов, дивизионов, батарей и ниже были персидские офицеры, но при каждом роде оружия, в каждом отряде непременно должен был быть русский офицер-инструктор. Без его подписи ни одно распоряжение командира части – перса, включая и распоряжения хозяйственного порядка, не были действительными.
Эта дивизия, по желанию шаха из династии Каджаров, называлась казачьей, потому что шах в 1913 году, будучи в Петербурге, видел казачьи формы, джигитовку и выразил свое желание организовать персидскую армию на манер казачьих частей с формой и названием Персидского казачьего войска. Служба в Персии была выгодной (двойное жалованье), но офицеров-казаков там не было, а среди офицеров-инструкторов были капитан фон Кноре, ротмистр Шатилов, корнет князь Церетелли и др. Поэтому понятно, что «персидские казаки» не джигитовали и казачьих навыков к войне не имели.
В описываемую эпоху, к весне 1920 года, в Гилянской провинции имелся претендент на персидский престол Кучук-Хан, не признававший власти шаха Ахмед-Каджара. В других провинциях также было неспокойно. Порты восточного берега Каспийского моря, кроме Красноводска, были заняты англичанами. Два судна русского торгового флота, «Опыт» и «Милютин», о которых упоминалось выше, после боя под Фортом Александровским отошли к Энзели, где и были интернированы англичанами. Войсковое серебро, что было на них, было разграблено их командами, так же как и частное имущество беженцев. Остальное было взято английскими властями – когда мы прибыли в Тегеран, на базаре уже открыто продавались серебряные рубли и серебряная посуда уральских беженцев.
В мае этого же года большевики, атаковав Энзели, выбили оттуда англичан. Заняв остальные порты Каспия, они некоторое время в глубь страны не продвигались. Такое положение вызвало опасение англичан за свое влияние в южной части Персии. Адмирал Норрис, помимо предложения нашему атаману генералу Толстову272 формировать дивизию, предлагал персидскому шаху, на неизвестных автору условиях, прямую непосредственную помощь английского правительства для защиты страны от красных, а шах Ахмед-Каджар раздумывал со своим парламентом, не решаясь принять окончательного решения.
В конце августа 1920 года красные, выйдя из Энзели, легко заняли Решт в 12–15 км на восток по шоссейной дороге на Тегеран. Шах все еще не мог принять решения. Все, что было свободное в Тегеране, и отряды из провинций были брошены на фронт. С Кучук-Ханом было достигнуто соглашение о совместной защите от общего врага. Большевики, заняв Решт, почему-то остановили свое наступление, а персидская армия, получив подкрепление, перешла в наступление. Решт был ею занят, и там захвачено много оружия и военного материала. Красные отошли обратно в Энзели под прикрытие морской артиллерии. Персы обложили Энзели. Этот временный успех поднял дух персидской армии и внушил какие-то надежды персидскому правительству, но… адмирал Норрис, вместо письменного предложения от своего правительства генералу Толстову о формировании дивизии из шахсевенов, предложил ему вместе с отрядом уральцев покинуть Тегеран. Стараниями английской военной миссии он должен был быть отправлен в Месопотамию, в существовавший там уже лагерь русских беженцев.
Но в то же время Персидская казачья Его Величества Шаха дивизия для усиления своих кадров стала принимать в свой состав русских офицеров, оказавшихся в Тегеране. Перспектива очутиться в лагерях Месопотамии в качестве беженца меня нисколько не устраивала, и я поэтому на коне ротмистра Вербы отправился на дачу полковника Старосельского с рапортом о зачислении меня в «дивизию». Войсковые старшины Климов273 и Мезинцев также просили меня выяснить условия зачисления. Репутация наша, как командного состава «легендарного похода», сделала свое дело: я немедленно был зачислен в Тегеранский конный полк, а Климов и Мезинцев – в Хорасанский отряд, готовый к отправке на фронт. По причинам ли бедности персидской казны, или по иным соображениям, все вновь зачисленные офицеры были приняты в «дивизию» на условиях исключительных: 1. Для уравнения в чинах должны носить погоны и называться капитанами. 2. На окладах младших инструкторов, то есть втрое меньше, чем обычные офицеры-инструкторы, но с надеждой быть принятыми в настоящие кадры со всеми вытекающими из этого последствиями. Вопрос платы нас не интересовал исключительно, и условия нами были приняты. Нам, уральцам, было дано исключительное право взять с собой по два казака из отряда, как было принято в казачьих частях, – денщика и вестового.
Мой постоянный «спутник» Иван Павлович Фофонов был даже недовольно удивлен, когда я ему предложил выбор идти со мной на новые авантюры или остаться в отряде. «Будет, что будет! На все воля Божья, говорит, а я «не изменщик» и от вас не отстану…» «Холодный вахмистр» Иван Завалов, несмотря на свой «чин», настоял, чтобы я его взял вестовым. Оба Ивана были большими друзьями, несмотря на разницу их характеров: насколько Павлыч Фофонов был молчалив, настолько Панкратыч Завалов был говорлив. Имея таких испытанных компаньонов и в силу своего постоянного оптимизма молодости, я смотрел спокойно и даже весело на предстоящую службу Его Величеству Шаху Персии. «Холодными» уральские казаки называли вахмистров и урядников, не окончивших учебных команд. Всех приказных (ефрейторов) называли «барсучиными вахмистрами».
В весельи ли, в удали уральские казаки не знали границ, но также и в злобе, «в горячке, в сердцах». Будучи в массе глубоко верующими, с двухперстным крестом, а не никониянской «щепотью», в сердцах доходили до искажения веры, граничащего с языческим пониманием «богов». Вот примеры: казак собирается на сенокос «ударом» (кто сколько сумеет накосить), торопится, уже сидит в телеге, вдруг вспоминает, что что-то забыл. Обращается к жене: «Васюничка, положила ли ты Николу?» – то есть образ святого Николая Чудотворца. «Нет, – отвечает жена и добавляет: – И зачем тебе Никола нужен на сенокосе?» Следует ответ: «Дура ты! А на хомут, что ли, я буду молиться Богу?» Или: на рыболовстве неводами («ярычами») артели нет удачи, несмотря на долгие молитвы Николе и на обеты благодарственного молебна, «обеты» многих свечей и т. д., – рыбы нет… После нескольких таких неудачных дней старший артели утром «в сердцах» приказывает: «Привязать моего Николу к нижней подворе (веревке) невода…»
Мне было приказано с Хорсанским отрядом достичь города Решта и там присоединиться к своей части. Еще поход, еще одна (уже 3-я) война!.. О нашем выходе из уральского отряда войсковому атаману было доложено после приказа о нашем зачислении в «дивизию».
Железных дорог в Персии того времени не было, и расстояние примерно в 250 км от Тегерана до Решта мы должны были пройти походным порядком. Пехота с полными ранцами и оружием шла пешим порядком, имущество везлось завьюченным на мулах. Погода была еще жаркая, и движение шло медленно. По пути движения к Решту нам попадались бивачные расположения английских частей. Будучи снабжены и оборудованы к ведению колониальных войн, англичане никогда не располагались в селениях у обывателей. В память войны 1914–1918 годов они очень тепло и дружески относились к русским офицерам. При приближении нашего отряда к их расположению, как правило, офицеры бивака выходили на дорогу, становились поперек ее и, смеясь и шутя, ни за что не соглашались пропустить отряд, настаивая сделать привал, а русским офицерам посетить их удобные палатки, где были уже приготовлены закуски, пиво и в изобилии виски с прохладной содовой водой. Английские части состояли преимущественно из индусов с командным кадром из англичан.
К организации Персидской казачьей дивизии следует добавить, что все офицеры-инструкторы считались как откомандированные от своих полков и носили погоны своих частей с указанием чина, полагаемого каждому за выслугу лет и за отличия, полученные на войне. Для военных субординации по Персидской армии они числились почти все генералами, ибо командиры полков, офицеры-персы, тоже были в генеральских чинах. Вообще организация этой «дивизии» была необычной и не совсем приятной для национальных чувств персов, которые по привычке относились к сему «пассивно», оказывая полное послушание заведенному порядку.
Среди офицеров-персов к тому времени было немало таких, которые кончили свое образование в России, Франции или Германии. В Тегеране был Кадетский корпус, из которого молодые люди выходили офицерами, пополняя кадры дивизии. Были и офицеры, произведенные за выслуги лет и отличия. Для младшего командного состава были учебные команды.
При движении на Решт наш отряд останавливался на ночлег по деревням, и староста размещал «казаков» и офицеров по обывательским домам. Начальник отряда – русский офицер – пользовался «высшей властью» над гражданскими чинами, не исключая и губернаторов провинций. В Реште, куда наконец прибыл наш отряд, находился штаб фронта, операциями руководил начальник штаба «дивизии» Генштаба полковник Филиппов. Полковник Старосельский находился преимущественно в Тегеране. После двух дней отдыха в Реште я, со своими казаками и с проводником-офицером, отправился на правый фланг фронта, который охранял Тегеранский конный полк, целиком расположенный в одном селении в 10 км от моря, отделенного от него рисовыми полями. К берегу моря высылались лишь посты для наблюдения. После сдачи Решта и отхода в Ензели красные долгое время не проявляли никакой активности. Персидская же армия, обложив Энзели, не рисковала атаковать укрепленную красную базу, находившуюся под защитой морской артиллерии.