) с парусиновым верхом и с подошвами из прессованного с клеем тряпья. Селение Массула было особенным. Жилые помещения были высечены в скалах и этажами, так что потолок одной скалы служил полом другой. Жители его – полудикий народ – занимались разведением мулов и разбоями. Для Кучук-Хана Массула была как бы убежищем от преследований правительства шаха.
В Массуле, уже с участием Ходолицкого и Реза-Хана, вновь поднялся вопрос, что делать дальше Тегеранскому отряду. Полковник Хабаров, видя снежные вершины, решил спуститься с гор, приблизиться к шоссе Решт – Тегеран и присоединиться к главным силам – тем способом, что предлагал я. Спуск с гор был еще более труден и занял также целый день. Другой день ушел на приближение к фронту. В тылу и на флангах все было спокойно, и отряд повернул направо по хорошей проселочной дороге. Все шло хорошо, но полковник Хабаров был хмур и плохо настроен. И нужно было, чтобы к вечеру этого дня при приближении к одному селению (я и Реза-Хан ехали впереди вместе с полковником Хабаровым) черная кошка, именно черная, пересекла нашу дорогу!.. Полковник Хабаров немедленно приказал отряду идти обратно на Массулу, несмотря на наши с Реза-Ханом уговоры и на мое предложение с конной группой заставой идти впереди отряда. Мы не имели ни малейшего понятия, где установился фронт, но через жителей мы могли это выяснить и установить связь с ним, но полковник Хабаров приказал вновь идти на Массулу. Еще с большими трудностями, чем в первый раз, только поздним вечером мы добрались до нее, так как и люди, и мулы, и кони были сильно переутомлены. Снежная линия вершин, к счастью, была не широка, и мы ее пересекли без особых трудностей, но для спуска с гор по их восточному, крутому склону дорог не было, склон был каменистый и с колючей травой и очень редко населен. Большая половина «казаков» шла босыми. Первую ночь отряд остановился на ночлег в поле около одного ручья. Полковник Хабаров был очень хмур, со мной почти не разговаривал, но в то же время, боясь измены со стороны партизан Кучук-Хана, меня просил (приказывал) на ночлег останавливаться вместе с ним и чтобы Завялов был бы непременно с нами.
На этом же ночлеге Реза-Хан пригласил меня зайти к нему. Мой конь окончательно сбил подковы и захромал, что не мог не заметить генерал. Оставив меня на «стакан чая», он мне предложил заводного коня. Во время этого блуждания по горам я не раз пользовался его любезностью, так как из Пир-Базара я вышел без своего вьюка и в том, в чем был на постах. Ниже гор поселения были более частыми, ночлеги более удобными, так же как и питание. Только на 16-й день отряд вышел на шоссейную дорогу главного управления, сзади установившегося фронта, около селения Мын-Жиль.
На другой день со стороны Тегерана из города Казвина прибывший на автомобиле поручик русской службы Пупейко привез приказание: «Полковнику Хабарову и капитану Фадееву немедля прибыть в город Казвин. Генералу Реза-Хану с частями присоединиться в тылу (указано место) к дивизии и принять командование ею». Уже по пути туда от поручика Пупейко стало известно, что фронт занимают английские части, а русские офицеры-инструкторы освобождены от службы в персидской армии, будут заменены англичанами и должны покинуть Персию. Эти изменения были следствием принятия шахом Ахмед-Каджаром всех условий английского правительства, к чему он был вынужден последними неудачами персидской армии.
Дальнейшие события развертывались быстро: русские офицеры получили расчет жалованьем за 6 месяцев вперед (и за 4 месяца те, кто пробыл в дивизии меньше 6 месяцев), каждому было дано письменное обязательство от имени английского правительства доставить каждого в любую страну с содержанием в пути согласно его положению. Первым этапом был указан Бомбей, через Багдад. Все свои обязательства английские власти выполнили даже с избытком.
У шаха другого выхода не было, но национальное чувство персов не было удовлетворено, ибо это соглашение перемещало их из одной зависимости в другую. При том же большевики, зная хорошо настроения в Персии, не дремали и через головы англичан связались с национальными кругами персов, предлагая им полную независимость ценой освобождения страны от англичан и их сторонника, шаха Ахмед-Каджара. Во главе этой национальной группы оказался генерал Реза-Хан Пехлеви. Не успели англичане укомплектовать своими инструкторами персидские войска и усилить свои части, как были атакованы с фронта Красной армией, а с тыла Персидской, Реза-Хана. Им ничего не оставалось, как разоружиться и покинуть поначалу пределы Северной Персии. Реза-Хан, уже в роли председателя национального движения, совместно с частями Красной армии занял Тегеран. Шах Ахмед-Кад-жар был своевременно отправлен в Англию, и Реза-Хан без осложнений создал свое правительство. Расширив конституцию, данную еще Ахмед-Каджаром, усилив и вооружив армию, Реза-Хан привел к послушанию всех непокорных или пытавшихся отделиться по этому случаю провинций, как Гилян, шейхов Азербейджана и др. Рядом социальных законов, практических мер улучшения экономического положения страны, ее финансов Реза-Хан привел Персию в порядок, дав населению полное удовлетворение и успокоение. Будучи полным хозяином в стране, в 1925 году Реза-Хан объявил себя шахом Персии и занял персидский престол, подобно Наполеону во Франции. В 1941 году он добровольно уступил престол своему сыну, теперешнему императору Ирана Магомет-Реза-Пехлеви.
И. Захарин274На службе у персидского шаха275
«Подхорунжий Захарин, по распоряжению командира полка вы откомандировываетесь инструктором в бригаду Его Величества Шаха Персидского в Тегеран», – сообщает мне командир сотни, вызвав в канцелярию. Это было в ноябре 1916 года. Первый Кубанский казачий полк, в который я зачислен был по призыву в 1911 году, находился после усиленных боев против турок на двухмесячном отдыхе около города Хамадана в Персии.
Три года военной службы в мирное время, мое пребывание вначале в команде разведчиков, а затем в учебной команде дали мне теоретическую военную подготовку. Два с лишним года службы во время войны, прошедшей в усиленных боях против турок, позволили мне использовать мои теоретические знания на практике. Понятие о чести и долге перед Отечеством, дедовские заветы, казачьи традиции побуждали меня не только выполнять приказы моих командиров, но и проявлять личную инициативу в боях. За это я был награжден Георгиевскими крестами 4 степеней и званием подхорунжего. Мое назначение вызвало безобидную зависть среди младших офицеров полка, которые шутя говорили мне, что готовы променять их чины на мое звание.
Приближается 3 ноября 1916 года, день отъезда в Тегеран. Тяжело было мне расстаться с боевым товарищем, моим конем, приведенным из дому, много раз «носившим меня в огонь и из огня». Щемило сердце при прощании с ним. Поласкав по шее и дав ему кусочек сахару, я поцеловал его в лысину. Отъезжавших нас было 12 человек. При собравшихся офицерах полка полковой командир сказал нам напутственное слово, призывая нас служить и дальше так же, как служили раньше Родине и царю-батюшке. В Тегеран мы прибыли через две недели. Там мы явились в штаб бригады и представились полковнику Филимонову, который сообщил нам, что мы остаемся в Тегеране на 3 месяца, чтобы ознакомиться с персидским языком. К нам был прикомандирован персидский офицер Кулам Али Бек, говорящий по-русски. В течение 3 месяцев мы собирались в помещении при штабе для изучения языка и усердно зубрили его дома. По окончании этого срока нас распределили по отрядам. Мы – инструкторы – представляли три рода оружия: кавалерию, пехоту и артиллерию. Я попал в Ардебильский отряд. Необходимо заметить, что бригада называлась казачьей и персы, служившие в ней, одеты были в форму кубанских казаков, чем они очень гордились. Начальником отряда был назначен капитан Добромыслов, его помощником – поручик Гедеонов, младшими инструкторами: кавалерийским – я, подхорунжий Захарин, пехотным – урядник Симоненко, пластун. В Ардебиль отправился я вместе с моими начальниками, которые решили проехать Каспийским морем через Баку к себе домой, приказав мне ехать из Баку в Ардебиль. Я тоже совершил короткий визит в родную Николаевскую станицу. Вернулся оттуда с женой и двумя моими детьми. Из Баку мы все прибыли через неделю на место службы. Там с большими трудностями пришлось разрешить квартирный вопрос из-за мусульманских обычаев обитателей, изолирующих своих женщин. Дома в Ардебиле с плоскими крышами, обнесены стенами высотой приблизительно в 3 метра, с наглухо закрытыми воротами. Снятая мною квартира была примитивна: она имела стены, в середине комнаты, служившей кухней, была яма объемом в кубический метр, а в потолке отверстие. Яма служила печкой, а отверстие в потолке предназначалось для эвакуации дыма. Яма нагревалась дровами или же кизяком. В ней персы пекли их «лавай» (лепешки). Тяжело было моей жене, привыкшей к зажиточной кубанской жизни, очутиться в первобытных условиях. Пришлось мне в свободное от занятий время обустраивать квартиру: соорудить из кирпича печку для приготовления пищи и даже голландскую – для отопления.
По прибытии в Ардебиль приступлено было к деловой жизни – формированию отряда. Начальство дало объявление в газетах и расклеило афиши о том, что принимаются молодые люди в Ардебильский отряд персидской армии, в кавалерию и пехоту. Стали поступать добровольцы: в кавалерию шли главным образом сыновья богатых ханов, в пехоту – бедные. Для кавалеристов выдавались черкеска, бешмет, брюки, сапоги и белье. Они должны были приобрести за свой счет коня, седло, шашку, кинжал и папаху. Месячное жалованье рядового кавалериста было 12 туманов (приблизительно 24 рубля). Пехотинцы получали шинель, куртку, брюки, рубашки, сапоги и белье, месячное жалованье их было 7 туманов. Персы очень любили форму кубанских казаков. Она была введена во всей Персидской казачьей дивизии. Офицеры и казаки (персидские) украшали свои шашки, кинжалы и газыри серебром и даже золотом (сыновья ханов). К концу марта 1917 года в кавалерии нашего отряда было 150 казаков, а в пехоте 180. К этому времени был назначен командный состав отряда из персидских офицеров. Командир отряда – генерал Гусейн Мамед-Хан, младшие офицеры: Гусейн-Али-Хан, говоривший по-русски и служивший переводчиком, Рагим-Мамед-Али, Риза-Хан и др. Начались строевые и словесные занятия, а также гимнастика по методу, применявшемуся в Русской армии. Кавалерия обучалась по уставу русских казачьих войск: построение, стрельба, рубка лозы и чучел, уколы, взятие препятствий, джигитовка, атака лавой и т. д. Работали мы не покладая рук. Отдыхали только вечерами, собираясь вместе и отводя душу в беседе с воспоминаниями о привольной жизни на Кубани. Персы воспринимали неплохо нашу выучку. К апрелю состав частей значительно увеличился: в кавалерии насчитывалось 250 бойцов (2 сотни), в пехоте – 300 (2 роты), в артиллерии 30 человек (1 батарея в 3 пушки), в пулеметной команде – 20 человек (4 пулемета), в хоре трубачей – 20 музыкантов. Персидский командный состав – 12 офицеров.