Видел Ленина
Революция не дала ему возможности закончить Александровский императорский лицей, куда он поступил в 1915 году. «Помню эти дни, — пишет он в воспоминаниях, — я тогда жил на Фурштатской улице, напротив американского посольства (мысль о том, что я стану когда-нибудь американским гражданином, даже мухой не летала около меня). Помню, как с балкона этого посольства Родзянко произносил речь к толпе. Толпа стояла безмолвно. Никто, в сущности, не знал, как все сделалось и что сделалось». Видел он и Ленина. И об этом написал:
Я помню, как в семнадцатом году
Пришлось мне часто ездить мимо дома,
Где человек с бородкой, незнакомый,
Сулил довольство, обличал беду.
Истории я не расслышал грома…
Гром грянул
Но гром грянул, в России началась Гражданская война. Вскоре юный князь оказывается в Белой армии.
— Наш небольшой отряд направили в только что взятую станицу Константиновскую, — вспоминает он. — Мы маршировали по станице и пели:
Смело мы в бой пойдем за Русь Святую,
И как один прольем, кровь молодую.
Потом, как известно, большевики переделали эту песню в свою:
Смело мы в бой пойдем за власть Советов…
и т. д.
Вскоре начались бои, и вчерашний лицеист вдосталь насмотрелся крови и нечеловеческой жестокости. «Контуженного душевно и физически, меня эвакуировали в Ростов и положили в клинику, поили бромом… Было ясно, что я своевольно сунулся туда, куда Богом не направлялась моя жизнь».
Стихи, посвященные России
В госпитале Шаховскому исполнилось 16 лет. В эмиграции сначала в Париже, потом в Бельгии князь устраивается неплохо, поступает в университет, живет со всеми удобствами в брюссельской квартире своей матери, редактирует журнал «Благонамеренный», пишет стихи. Известность получило одно из первых его стихотворений, посвященное России:
Хотя прекрасны дни былые,
А ныне чужд родимый край,
Но ты молчи, моя Россия,
И голосов не подавай.
Пройдут года, ты скажешь слово,
Тобой зажженное в ночи,
Но на закате дня людского
Ты, униженная, молчи.
Молчи и верь словам поэта:
Быстроизменчивы года.
Бывают ночи без просвета,
Но без надежды никогда.
Его стихотворные сборники выходят один за другим. В журнале Шаховского сотрудничают лучшие авторы русского зарубежья: Бунин, Цветаева, Ремизов, Ходасевич. С Буниным и Зайцевым он знакомится лично, Цветаева посвящает ему стихотворение, которое он так и не решился напечатать в своем журнале. И вдруг с молодым поэтом и редактором происходит нечто странное.
Нечто странное
Вот как он сам описывает это загадочное событие в своем дневнике: «Я сидел в редакции „Благонамеренного“, занимаясь просмотром рукописей за письменным столом. Это была брюссельская квартира моей матери. Был я здоров, молод и совершенно ни о чем в те минуты не думал, кроме литературных задач, они занимали все мое внимание. И — вдруг — все исчезло. И я увидел перед собой огромнейшую Книгу, окованную драгоценным металлом и камнями, стоящую на некой, словно древней колеснице. И на этой Книге была яркая ясная надпись русскими буквами: „Книга книг соблазна“». И в это мгновение молодой князь понял всю суету того, чего он занимался, все различие между относительным и абсолютным, преходящим и незыблемым. Он понял это видение, как указание свыше. Он бросает все, уезжает на Святую гору Афон в Греции и там, в русском монастыре Святого Пантелеймона, постригается в монахи, приняв имя отца Иоанна.
На Афоне
«На Афоне, — вспоминает он, — меня поразило погребение монахов. Вмиру погребение имеет вид искренней, глубокой печали, даже отчаяния. На Афоне монашеские погребения лишены всего этого. В них нет никакой печали, это — пасхальное торжество. Быстро идет служба погребения, и лица у монахов вдохновенные — усопший брат вошел в то, ради чего пришел на Афон. Кончина верующего человека — есть истинное начало. Психология и реальность тут иные, чем те, к которым мы привыкли в мире». Вернувшись с Афона, отец Иоанн окончил Духовную академию в Париже. А пастырство его началось в Югославии, в Белой церкви, где тогда было много эмигрантов из России. Потом его посылают в Берлин настоятелем Свято-Владимирского храма.
В то время в большой русской колонии сильно увлекались оккультными науками. Отец Иоанн начинает читать лекции, объясняя несовместимость этих учений с христианством. Яркие и глубокие, они привлекают толпы слушателей. Он начинает читать лекции в Прибалтике, в других местах. Имя отца Иоанна становится известным в Европе. Но над ней уже сгущаются грозные тучи новой войны.
Нести ободрение людям
В годы страданий и лишений он продолжает нести людям ободрение, помощь другим и славословие Господа.
Сегодня ночью плакали сирены
О бедной человеческой судьбе.
А мы вернулись, Господи, к тебе
Из долго мучительного плена.
Но фашизм разгромлен, к Берлину приближается Советская армия. Эмигранты уже знают, какая судьба их ждет в застенках НКВД. Чудом отцу Иоанну удается выбраться из пылающего Берлина. Он скрывается в Баварии, а потом с первым эшелоном уезжает в Париж. Но и там он пробыл недолго. Его друг Игорь Сикорский, знаменитый создатель вертолета, присылает ему вызов в Америку, где его назначают архиепископом Сан-Францисским. И вот только тогда его голос слышат, наконец, на родине. Сорок лет он ведет по радио «Голос Америки» «Беседы с русским народом». Нет, он, конечно, не призывает народ свергать советскую власть, не расхваливает «западную демократию». Архиепископ Сан-Францисский говорит о Боге, о душе, об освобождении человека от сатанинского плена безбожия и материализма. Как сказал один из его биографов: «Он зовет людей чаще поднимать свой взор к небу».
Взор, обращенный к небу
В своих беседах по радио он давал слушателям один важный для каждого совет: «Иногда у человека мелькает мысль: „Не дано мне“ (то духовное, что дано другим). Или: „Если бы и мне Господь дал то же!“. Захоти, загорись — и получишь много больше. Ты тлеешь, не горишь, оттого и не получаешь».
Некоторые его мысли весьма поучительны и сегодня. «Собственности у человека меньше, чем он думает. Лишь в мыслях своих миллионер обладает своими миллионами. На самом же деле они обладают миллионером, который в большинстве случаев бывает ими связан, принужден к определенному образу жизни, прикреплен к определенному кругу людей, вынужден иметь вокруг себя искательство, ложь, лесть, зависть, подобострастие, неискренность, покушения на свою жизнь — физическую и душевную. Разве это не рабство, не каторга, увеличивающаяся по мере увеличения состояния? Велико ли то, что можно купить за деньги? Находится в числе покупок мир души — высшее счастье?» «Жизнь всякого человека, — говорил он, — всегда слишком лична, но она всегда что-то может сказать другим. Ее тайна — единство и неповторимость личности человека. От младых ногтей несет человек в себе эту неповторимость как образ высшего мира. Удаленность от Света ввергает нас в стандартность и безличность, а хотя бы малое приближение к Свету открывает в каждом неповторимые, нужные всем черты жизни. Из этих черт составляется Царство Божие в человеке. Мы его носим в себе, и всякому оно открывается в лучшие минуты. Но царство это никого не принуждает к своей любви. Оно, как молитва, к которой нельзя принудить человека».
Чудо с Бальмонтом
Ирина Одоевцева в своих воспоминаниях так описывала начало поэтической деятельности Константина Бальмонта: «Однажды в полубезумном состоянии он выбросился из окна своей квартиры на третьем этаже, пытаясь покончить жизнь самоубийством. Однако угодил прямо в мусорную яму». «А потому, — констатировала Одоевцева, — большого вреда падение ему не принесло, он лишь набил на голове огромную шишку. Но тут произошло чудо. Когда несчастного Бальмонта подобрали в бессознательном состоянии и уложили в постель, он открыл глаза и, к ужасу окружающих, заговорил вдруг… гладкими, певучими стихами! Так шишка на голове сделала прозаика Бальмонта знаменитым поэтом…»
На самом деле тягу к поэзии Бальмонт начал испытывать еще в детстве. «Первые поэты, которых я читал, были народные песни, Никитин, Кольцов, Некрасов и Пушкин». «…Моими лучшими учителями в поэзии были — усадьба, сад, ручьи, болотные озерки, шелест листвы, бабочки, птицы и зори», — вспоминал он в 1910-х годах, — писал он позже о деревушке Гумнищи, в которой родился и, где прошли первые десять лет его жизни.
А родился Константин Бальмонт 15 июня 1867 года в глухой провинции — селе Гумнищи Владимирской губернии. Его отец работал судьей, затем — главой в земской управе. Любовь к литературе и музыке будущему поэту привила мать. Семья перебралась в г. Шуя, когда старшие дети пошли в школу. В 1876 году Бальмонт обучался в Шуйской гимназии, но вскоре был исключен за революционные настроения, и доучиваться пришлось во Владимире. Позднее он поступил в Московский университет на юридическое отделение. Учеба там длилась недолго, через год его исключили за участие в студенческих беспорядках.
Стихи он начал писать еще, будучи десятилетним мальчиком, но мать раскритиковала его начинания, и расстроенный Бальмонт на время бросил это занятие. Произошло ли потом все так, как написала Одоевцева, в точности неизвестно. Но в 1890 году из-за бедственного финансового положения и неудачного первого брака, Бальмонт действительно пытался покончить жизнь самоубийством и выбросился из окна, но чудом остался жив. Получив серьезные травмы, он год пролежал в постели и в самом деле за это время написал много стихов. Но его дебютный сборник не вызвал интереса у читателей, и обескураженный поэт уничтожил весь тираж.