ВОРОНА И ЛИСА
И птицы держатся людского ремесла.
Ворона сыру кус когда-то унесла
И на дуб села.
Села,
Да только лишь еще ни крошечки не ела.
Увидела Лиса во рту у ней кусок,
И думает она: «Я дам Вороне сок.
Хотя туда не вспряну,
Кусочек этот я достану,
Дуб сколько ни высок».
«Здорово,— говорит Лисица,—
Дружок Воронушка, названая сестрица!
Прекрасная ты птица;
Какие ноженьки, какой носок,
И можно то сказать тебе без лицемерья,
Что паче всех ты мер, мой светик, хороша;
И Попугай ничто перед тобой, душа;
Прекрасняе сто крат твои павлиньих перья;
Нелестны похвалы приятно нам терпеть.
О, если бы еще умела ты и петь!
Так не было б тебе подобной птицы в мире».
Ворона горлушко разинула пошире,
Чтоб быти соловьем;
«А сыру,— думает,— и после я поем:
В сию минуту мне здесь дело не о пире».
Разинула уста
И дождалась поста:
Чуть видит лишь конец Лисицына хвоста.
Хотела петь — не пела;
Хотела есть — не ела;
Причина та тому, что сыру больше нет:
Сыр выпал из роту Лисице на обед.
ПИИТ И БОГАЧ
Богатый человек прославлен быть желал,
Отличным тщася быть отечества в народе;
Он сроду не служил и хочет быти в моде,
И не трудясь ни в чем. Пиита звать послал
И на него свою надежду славы клал:
«Пожалуй, освяти мое ты имя в оде!»
Но что воспеть Пииту об уроде?
«Будь ты отличностей моих, Пиит, свидетель!
Воспой, мой друг, воспой святую добродетель!»
«Я петь ее готов.
Пристойных приберу к тому немало слов.
Но как, дружочек мой, ее тогда прославлю,
Когда твое я имя вставлю?
Да я же никогда не хваливал ослов».
ГОРШКИ
Себя увеселять,
Пошел гулять
Со глиняным Горшком Горшок железный.
Он был ему знаком, и друг ему любезный.
В бока друг друга — стук:
Лишь только слышен звук,
И искры от Горшка железного блистались.
А тот недолго мог идти,
И более его нельзя уже найти,
Лишь только на пути
Едины черепки остались.
Покорствуя своей судьбе,
Имей сообщество ты с равными себе.
РЕМЕСЛЕННИК И КУПЕЦ
Был некий человек не от больших ремесел,
Варил он мыло, был ежеминутно весел,
Был весел без бесед,
А у него богач посадский был сосед.
Посадский торгу служит
И непрестанно тужит,
Имеет новый он на всякий день удар:
Иль с рук нейдет товар,
Иль он медлеет,
Или во кладовых он тлеет,—
Посадский день и ночь болеет
И всяку о себе минуту сожалеет.
К соседу он принес на именины дар,
И дал ему пятьсот рублей посадский златом.
Во состоянии ремесленник богатом
Уж песен не поет, да золото хранит,
И золото одно в ушах его звенит;
Не спит, как спал он прежде,
Ко пропитанию нимало быв в надежде.
И может ли быть сон,
Когда о золоте едином мыслит он?
Одно его оно лишь только утешает
И есть и пить ему мешает
И песни петь.
Сей жизни мыловар не может уж терпеть,
И как ему житье то стало неприятно,
К посадскому отнес он золото обратно.
ПРОСЬБА МУХИ
Старуха
И горда Муха
Насытить не могла себе довольно брюха,
И самого она была гордейша духа.
Дух гордый к наглости всегда готов.
Взлетела на Олимп и просит там богов;
Туда она взлетела с сыном,
Дабы переменить ее мушонка чином,
В котором бы ему побольше был доход.
Кот
В год
Прибытка верного не меньше воевод
Кладет себе на счет.
«Пожалуйте котом вы, боги, мне мушонка,
Чтоб полною всегда была его мошонка».
На смех
Прошением она богов тронула всех;
Пожалован. Уже и зубы он готовит,
И стал коток
Жесток,
И вместо он мышей в дому стал кур ловить:
Хотел он, видно, весь курятник истребить
И кур перегубить;
Велели за это кота убить.
Смерть больше всякия на свете сем прорухи:
Не должны никогда котами быти мухи,
Нижé вовек
Каким начальником быть подлый человек.
МЫШЬ МЕДВЕДЕМ
Хранити разума всегда потребно зрелость,
И состояния блюсти не вредно целость;
Имей умеренность, держи в узде ты смелость;
Нас наглости во бедства мчат.
Пожалована Мышь богами во Медведи;
Дивятся все тому — родня, друзья, соседи,
И мнится, что о том и камни не молчат;
Казалося, о том леса, луга кричат.
Крапива стала выше дуба;
На голой Мыши шуба,
И из курячей слепоты
Хороши вылились цветы.
Когда из низости высоко кто воспрянет,
Конечно, он гордиться станет,
Наполнен суеты,
И мнит: «Как я еще тварь подлая бывала,
И в те дни я в домах господских поживала,
Хоть бегала дрожа,
А ныне я большая госпожа,
И будут там мои надежно целы кости:
На пир пойду к боярину я в гости».
Пришла на двор;
Собаки все кричат: «Вошел в вороты вор,
Разбойник, кровопийца,
Грабитель и убийца».
Трухнул Медведь
И стал робеть.
Однако поздно.
Настало время грозно.
Хозяин говорит: «Попотчевать пора
Нам гостя дорогого;
Дождемся ли когда Медведя мы другого?
Да лишь без пошлины не спустим со двора».
И тут рогатиной его пощекотили,
Дубиною поколотили
И кости у него, как рожь, измолотили.
БЛОХА
Блоха, подъемля гордо бровь,
Кровь барскую поносит,
На воеводство просит:
«Достойна я, кричит, во мне все барска кровь».
Ответствовано ей: «На что там барска слава?
Потребен барский ум и барская расправа».
КОРШУН В ПАВЛИНЫХ ПЕРЬЯХ
Когда-то убрался в павлинья Коршун перья
И признан ото всех без лицемерья,
Что он Павлин.
Крестьянин стал великий господин
И озирается гораздо строго,
Как будто важности в мозгу его премного.
Павлин мой чванится, и думает Павлин,
Что эдакий великий господин
На свете он один.
И туловище все, все гордостью жерéбо,
Не только хвост его; и смотрит только в небо.
В чести мужик гордится завсегда,
И ежели его с боярами сверстают,
Так он без гордости не взглянет никогда;
С чинами дурости душ подлых возрастают.
Рассмотрен наконец богатый господин,
Ощипан он, и стал ни Коршун, ни Павлин.
Кто Коршун, я лишен такой большой догадки,
Павлиньи перья — взятки.
ДВА РАКА
Рак Раку говорил: «Куда ты, Рак,
Какой дурак!
Ты ни шага пройти порядком не умеешь.
Кто ходит так?
Иль ног ты не имеешь?»
Покажется, один из них был забияка,
Другой был трус,
А то бы стала драка;
Однако не хочу в трусах оставить Рака.
И тот подымет ус:
«Походкою иною,—
Сказал ему,— пройди ты сам передо мною».
ВОЛК И ЖУРАВЛЬ
Волк ел — не знаю что — и костью подавился,
Метался от тоски, и чуть он не вздурился.
Увидел Журавля и слезно стал просить,
Чтоб он потщился в том ему помощник быть,
И всю он на него надежду полагает.
Журавль свой долгий нос в гортань ему пускает
И вынимает кость. Потом он просит мзды,
Что он от таковой спас злой его беды.
«Довольствуйся ты тем,— зверь хищный отвечает,—
Что Волк тебя в таком здоровье оставляет,
Какое до сея услуги ты имел,
И радуйся тому, что нос остался цел».
Тот права честности немало собрегает,
Кто людям никогда худым не помогает.
МУЖИК С КОТОМОЙ
Без разбору ты ври про чужие дела,
Та работа не так, как твоя, тяжела.
Нет, не дивно нимало и мне, как тебе,
Что миляе на свете всего ты себе.
Да чужого труда ты не тщись умалять,
И чего ты не знаешь, не тщись похулять.
Если спросишь меня,
Я скажу, не маня,
Что честнóй человек
Этой гнусности сделать не может вовек.
Посмотри
И держи то в уме:
Нес Мужик пуда три
На продажу свинцу в небольшой котоме,
Нагибается он, да нельзя и не так: