И старика утешь,
Который скоро будет в гробе...
Да только сам, смотри, дорогою не ешь».
Как из лука стрела, Соколка мой пустился,
В минуту воротился
И кости в целости принес.
Султанка тронут был до слез.
Ну нюхать кости он,— глодать уже не может;
Понюхал и промолвил так:
«Когда умру, пускай мой внучек это сгложет...
Однако же теперь не тронь ты их никак.
Кто знает? Может быть, опять здоров я буду.
Коль веку бог продлит, тебя не позабуду:
Вот эту кость отдам тебе,
Большую же возьму себе.
Постой, что мне на ум приходит:
Есть славный у меня еще кусок один;
Я спрятал там его, куда никто не ходит.
Сказать ли? Нет, боюсь! ты съешь, собачий сын!
Ох, жаль!..» И с словом сим Султанка умирает.
На что сокровища скупой весь век сбирает?
Ни для себя, ни для других!
Несносна жизнь и смерть скупых.
КОШКА, ПРЕВРАЩЕННАЯ В ЖЕНЩИНУ
Был в старину такой дурак,
Что в Кошку по уши влюбился,
Не мог он жить без ней никак:
С ней вместе ночью спать ложился,
С одной тарелки с нею ел
И наконец на ней жениться захотел.
Он стал Юпитеру молиться с теплой верой,
Чтоб Кошку для него в девицу превратил.
Юпитер внял мольбе и чудо сотворил:
Девицу красную из Машки-кошки серой!
Чудак от радости чуть не сошел с ума,
Ласкает милую, целует, обнимает,
Как куклу наряжает.
Без памяти невеста и сама!
Охотно руку дать и сердце обещает:
Жених не стар, пригож, богат еще притом.
Какая разница с Котом!
Скорей к венцу; и вот они уж обвенчались;
Все гости разошлись, они одни остались.
Супруг супругу раздевал,
То пальчики у ней, то шейку целовал;
Она сама его, краснея, целовала,
Вдруг вырвалась и побежала.
Куда же? — Под кровать: увидела там мышь.
Природной склонности ничем не истребишь.
СОВЕТ МЫШЕЙ
В мучном анбаре Кот такой удалый был,
Что менее недели
Мышей до сотни задавил;
Десяток или два кой-как уж уцелели
И спрятались в норах.
Что делать? Выйти — страх;
Не выходить? — так смерти ждать голодной!
На лаврах отдыхал Кот сытый и дородный.
Однажды вечером на кровлю он ушел,
Где милая ему назначила свиданье.
Слух до мышей о том дошел,—
Повыбрались из нор, открыли заседанье
И стали рассуждать,
Какие меры им против Кота принять.
Одна Мышь умная, которая живала
С учеными на чердаках
И много книг переглодала,
Совет дала в таких словах:
«Сестрицы! Отвратить грозящее нам бедство
Я нахожу одно лишь средство,
Простое самое. Оно в том состоит,
Чтоб нашему злодею,
Когда он спит,
Гремушку привязать на шею,
Далеко ль, близко ль Кот, всегда мы будем знать,
И не удастся нас врасплох ему поймать».
«Прекрасно! Ах! Прекрасно! —
Вскричали все единогласно.—
Зачем откладывать, как можно поскорей
Коту гремушку мы привяжем!
Уж то-то мы себя докажем!
Ай, славно! Не видать ему теперь мышей
Так точно, как своих ушей!»
«Все очень хорошо; привязывать кто ж станет?»
«Ну, ты».— «Благодарю!»
«Так ты».— «Я посмотрю,
Как духа у тебя достанет!»
«Однако ж надобно».— «Что долго толковать?
Кто сделал предложенье,
Тому и исполнять.
Ну, умница, свое нам покажи уменье».
И умница равно за это не взялась.
И для чего ж бы так?.. Да лапка затряслась!
Куда как, право, чудно!
Мы мастера учить других;
А если дело вдруг дойдет до нас самих,
То исполнять нам очень трудно!
КУКУШКА
«Послушайте меня, я, право, не совру,—
Кукушка говорила птицам,
Чижам, щеглятам и синицам,—
Была я далеко, в большом, густом бору;
Там слышала, чего доселе не слыхала,
Как Соловей поет.
Уж не по-нашему. Я хорошо певала,
Да все не то! Так сердце и замрет
От радости, когда во весь он голос свистнет,
А там защелкает иль тихо пустит трель;
Забудешься совсем, и голова повиснет.
Ну что против него свирель!
Дивилась, право, я дивилась...
Однако же не потаю:
По-соловьиному и я петь научилась.
Для вас, извольте, пропою
Точнехонько как он,— хотите?»
«Пропой, послушаем».— «Чур, не шуметь, молчите!
Вот выше сяду на суку.
Ну, слушайте ж теперь: куку, куку, куку!»
Кукушка хвастуна на память мне приводит,
Который классиков-поэтов переводит.
ЛЕБЕДЬ, ГУСЬ, УТКА И ЖУРАВЛЬ
Две птицы плавали в пруде:
Красивый Лебедь, чистый, белый,
Да серый Гусь дрянной. Гляделся месяц светлый
В прозрачной зеркальной воде;
Лучи его в струях играли серебристых;
Зефир чуть колебал листы дерев ветвистых,
И Лебедь начал гимн вечерний богу петь.
Гусь этого не мог стерпеть,
Вскричал: «Га! га!» и, вытянувши шею,
Шипел, подобно змею.
Где Утка ни возьмися тут
И говорит: «Куда как хорошо поют!
Однако Гусь поет приятнее, нежнее,
Да он же и плывет важнее».
«Что ты, прожора, врешь? —
Прервал ее Журавль.— Молчи, пока не бита!
Недаром первенство ты Гусю отдаешь:
Он есть тебе дает из своего корыта».
Кто Утка? — Подлый журналист.
А Гусь? — Рифмач-капиталист.
БЕСХВОСТАЯ ЛИСИЦА
Преосторожная, прехитрая Лисица,
Цыплят и кур ловить большая мастерица,
На старости своей так сделалась проста,
Что в западню попалась;
Вертелась всячески, туда-сюда металась
И вырвалась кой-как, но только без хвоста.
Как в лес бесхвостой показаться?
Плутовка вздумала на хитрости подняться.
Взяв важный и степенный вид,
Идет в пещеру, где сбиралися Лисицы.
«Подруги и сестрицы! —
Так говорит она.— Какой нам, право, стыд,
Что по сие мы время
Все носим гнусное и тягостное бремя —
Сей хвост, который по земли
За нами тащится в грязи или в пыли.
Какая польза в нем, скажите?
А вред весь от него я доказать могу.
Вы, верно, сами подтвердите,
Что без хвоста быть легче на бегу,
Что часто за хвосты собаки нас ловили;
Но если бы теперь хвосты мы обрубили...»
«Остановись, остановись!» —
Одна ей из сестер сказала.
«А что?» — «Пожалуйста, к нам задом обернись».
Кургузая тут замолчала,
Попятилась назад и тотчас убежала.
«Как страшно замуж выходить!» —
Невестам всем твердит увядшая девица.
Конечно, что ж ей говорить?
Такая ж и она бесхвостая Лисица!
НАСЕДКА
«Куда как я ужасно похудела! —
Наседка хвастала перед сестрой своей.—
Подумай, двадцать дней
На яйцах сидела,
Все время ни пила, ни ела:
Скажу, что много было дела!..»
«А много ль у тебя, скажи, цыпляток всех?» —
Подруга у нее спросила.
«Да нет ни одного, попутал как-то грех —
Все яицы передавила».
Как эта курица, точь-в-точь,
Иной твердит: сижу за делом день и ночь!
И подлинно сидит, от места не отходит,
Да перья попусту с бумагой переводит.
ДВА КОТА
Кот Ванька с Ваською родные братья были;
В одном дому они родилися и жили.
Кот Ванька тощий был такой,
Что страшно и взглянуть, доска совсем доской!
А Васька толщиной дворецкому равнялся:
От жира он едва-едва передвигался;
Шерсть лоснилась на нем, как будто бы атлас,
«Нам счастье не одно, хоть мать одна у нас,—
Сказал ему скелет.— Вот ты забот не знаешь,
Без мяса никогда и в будни не бываешь;
Тебе все мясоед, а мне великий пост!
Ты только спишь, а я и сна почти не знаю;
Дом целый от мышей и крыс оберегаю.
При всем усердии я голоден!..» — «И прост!—
Прервал его жиряк.— Будь, братец, поумнее;
Возьми меня в пример, коль хочешь быть жирнее».
«Что ж делать мне? Скажи».— «Хозяина смеши,
На задних перед ним ногах ходи, пляши;
Подставит руки он, ты прыгай через руки
И перейми мои забавные все штуки;
Поверь, что будешь ты любим, не только сыт.
Знай, глупенький, что тот, кто людям угождает
В безделках, пустяках — у них не потеряет;
А кто для пользы их трудится и не спит,
Тот часто голоден бывает».
ДВА РАКА
«Все пятится назад! Куда какой дурак! —
Журил так сына старый Рак.—