Русская басня — страница 46 из 89

    «В рот не возьму, ей-богу, не солгу;

Господь порукою!..» — «Ну, полно, не божися.

Вот крестникам снеси полсотенки рублей».

«Отец!.. дай ручку...» — «Ну, поди домой, проспися,

         Да, чур, смотри вперед не пей».

Летит Пьянюшкин наш, отколь взялися ноги,

И чуть-чуть не упал раз пять среди дороги;

Летит... домой? О нет! Неужели в кабак?

                  Да! Как бы вам не так!

В трактир, а не в кабак, зашел, чтобы промена

С бумажки беленькой напрасно не платить;

         Спросил ветчинки там и хрена,

         Немножко так перехватить,

Да рюмку водочки, потом бутылку пива,

         А после пуншику стакан...

         Другой, и наконец, о диво!

Пьянюшкин напился уже мертвецки пьян.

К несчастию, еще в трактире он подрался,

    А с кем? За что? И сам того не знал;

    На лестнице споткнулся и упал,

И весь, как черт, в грязи, в крови перемарался.

Вот вечером его по улице ведут

         Два воина осанки важной,

         С секирами, в броне сермяжной,

Толпа кругом. И кум, где ни возьмися, тут.

                Увидел, изумился,

         Пожал плечами и спросил:

«Что? Верно, с горя ты, бедняк, опять напился?»

«За здравие твое от радости я пил!»

У пьяницы всегда есть радость или горе,

         Всегда есть случай пьяным быть;

         Закается лишь только пить,

               Да и напьется вскоре.

Однако надобно, чтоб больше пил народ:

Хоть людям вред, зато откупщикам доход.



ПЬЯНИЦА И СУДЬБА

         В ночь темную, зимой,

Подьячий пьяный шел через реку домой;

         С прямой дороги сбился

И где ж? У полыньи, каналья, очутился!

Споткнулся и на край на самый повалился;

Заснул и думает, что он на съезжей спит;

На чистом воздухе, как богатырь, храпит.

Ну если б только он во сне поворотился?

         Тогда б прощай и взятки и вино!

         Пошел бы к тюленям на дно!

Случись же так: Судьба тут мимо проходила,

                Приближилась к нему,

                Тихонько разбудила

                И говорит ему:

         «Проснись, здесь полынья, опасно!

Встань, встань!.. Постой, тебе я помогу...

Вот лучше ляг подальше на снегу,

         Там мягче... ну вот так, прекрасно!

Когда б ты утонул, тогда бы всю вину

         Сложили на меня одну».

И подлинно! В чем мы Судьбу ни обвиняем?

     Именье ль глупо расточим

Иль от страстей своих здоровье потеряем,

Всегда уже Судьбу, а не себя виним.


СОВЕСТЬ РАЗБОЙНИКА

Попа пред казнию разбойник попросил.

Приходит поп. Ему тот в ноги повалился

          И прослезился.

«Простит ли бог меня?» — он у него спросил.

«Покаяться тебе чистосердечно должно...

     Ну, сколько душ ты потерял?»

          «Да как упомнить можно!

          Я, право, не считал».

          «А что, посты, чай, соблюдал?»

«Помилуй, батюшка! Да разве я татарин,

          Чтоб не соблюл поста!

     Избави бог! я христианин;

Так стану ль мясом в пост сквернить свои уста!»

И не разбойники за грех большой считают

В пост оскоромиться, обедню прогулять;

          А ближнего оклеветать,

Имение и с ним нередко жизнь отнять

В достоинство еще и в честь себе вменяют.


КУПЕЦ БРЮХАНОВ

Когда б я был богат, я все бы спал да ел,

       Еще бы пил и так бы растолстел,

             Чтоб скоро с Пробтером[25] сравнялся,

Ничем бы я тогда уже не занимался:

                     Сидел бы и лежал;

             Стихов бы даже не писал,

А только б прежние приятелям читал.

       Однако чересчур быть толстым также худо.

В Москве я знал купца — осьмое, право, чудо!

Представьте: он сажень почти был в вышину

             И два аршина в ширину.

             Однажды из его кафтана,

                     Без спора, без хлопот,

             Обил обойщик два дивана

И для жены еще украл тут на капот.

Ну, нечего сказать, мой Брюханóв был диво!

                     А как тянул он пиво!

                     Как ел! Зато не мог ходить

И заставлял себя по комнатам водить.

                     Держал он по совету

Искусных докторов престрогую диету,

             Пускал и кровь — все пользы нету.

Без ужина сыпáл на жестком тюфяке

       И наконец на голом сундуке:

                     В лице немного станет хуже,

                     Глядишь — а платье ýже!

             К несчастью, мой толстяк купец

                     Бездетный был вдовец.

             Одни прикащики с ним жили,

И многие из них сродни ему хоть были,

Но в лавках у него и в доме все щечили.

                     Добра-то же, добра!

             Ломилися шкапы от серебра.

                     Однако без смотренья

Дошел бы наконец совсем до разоренья:

Он счетов три года уже не поверял;

Так мудрено ль и весь утратить капитал?

             Решился Брюханóв жениться,

Не для того чтобы наследников иметь,

А чтоб жена могла за домом приглядеть,

                     И перестал лечиться.

             Когда есть деньги у кого,

Хоть будь урод, пойдут охотно за него.

Притом же не искал жених наш ни богатства,

Ни красного лица; искал себе жену

Для облегчения в заботах, для хозяйства;

И сваха честная нашла ему одну

                     Девицу пожилую,

                     Лет под сорок такую,

       Пресмирную, хозяйку дорогую:

Без арифметики по пальцам все сочтет;

Крупинка у нее и та не пропадет;

Пример для всех купчих: тиха, скромна, учтива,

       В компании важна и молчалива.

Нельзя пересказать, как Брюханóв был рад,

Что бог ему послал такой завидный клад.

Какое сделал он приданое невесте!

И сколько подарил парчи ей, жемчугу,

Серег, перстней — всего припомнить не могу,

А свахе сто рублей да лисью шубу в двести.

В три тысячи ему стал на другой день бал.

Лишь только молодой на нем не танцевал.

Вступила наконец в хозяйство молодая,—

       Пошла тут кутерьма такая,

             Что боже упаси!

             Святых вон понеси;

С утра до вечера бранится и дерется,

А мужу бедному всех больше достается!

Коль скажет что, беда,— беда, коль и молчит.

Пропал сон у него, пропал и аппетит.

             Прошло недели три, четыре —

Кафтан день ото дня становится все шире.

             Вот начал уже сам ходить.

Пойдешь и нехотя, как палкой станут бить.

             Нашел в супруге он находку!

Куда девалася его вся толщина!

Как раз избавила его от ней жена

Простыми средствами — и вогнала в чахотку.

Осталась через год лишь тень его одна!

От лишней тягости кто хочет свободиться,

Тому на злой жене советую жениться.


ПРОСТОДУШНАЯ

Параша девушка премилая была;

    В деревне с матерью жила

И вместе с ней хозяйством занималась.

         Скромненько, просто одевалась,

         Романов в руки не брала

И, кроме сонника, других книг не читала,

         А только кружева плела,

              Да в пяльцах вышивала.

Исполнилося ей уже семнадцать лет;;

         Пора узнать ей свет,

    Пора пристроить уж и к месту.

Приданого ж за ней: большой в Зарайске дом,

         Пять тысяч в банке серебром

И триста душ. Не правда ль, что невесту

         Такую дай бог хоть кому...

Хоть предводителю в уезде самому?

         Но женихи в уездах редки:

Сорокины, мои зарайские соседки,

         В девицах все еще сидят,

А им уже сто лет обеим, говорят.

         По первому пути зимою,

    Лишь начался Филиппов пост,

Парашу маменька взяла в Москву с собою

         И прямо — на Кузнецкий мост.

Там у француженок обнов ей накупила,

    Как куколку, ее по моде нарядила,

И начала учить Парашу танцевать,

Чтоб святками могла в собранье побывать.

Вот святки уж пришли: Параша выезжает,

         И с важной маменькой своей

         Собранья, клубы посещает.

    Недели не прошло — явилося у ней

Двенадцать женихов, штаб, обер-офицеры

Большею частью кавалеры;

Но всех счастливее был ротмистр Пустельгин;

Параше только он понравился один,

И чем же? черными поддельными усами.

            Другие были с орденами

                И лучше во сто раз,

         Но без усов, так им отказ.

В Крещенье Пустельгин с Парашей обручился;

От радости он ум последний потерял;

Всем уши о своей невесте прожужжал.

«По чести,— говорил,— я век бы не женился,

Когда бы феникса такого не сыскал:

Красавица, умна, скромна, тиха, послушна,

И что милей всего, то очень простодушна,

Невинность сущая, а ей семнадцать лет!

Поверьте, что другой такой в столице нет.

         В сорочке, право, я родился!»

         Чрез месяц Пустельгин женился

И новый сделал в долг себе к венцу мундир;

Невеста множество имела бриллиантов,—

           В копейку свадебный стал пир!