Всему виною сам:
Ах, снявши голову, не плачь по волосам!»
О басенка моя! туда, туда, к вельможе,
Чтоб счастием сие испорченно Дитя,
Тебя хоть невзначай прочтя,
Что с бедной птичкою, с людьми не делал то же.
ПИРАМИДА
М<ихаи>лу К<ириллович>у Г<рибовско>му
Гром грянул, вихри засвистали,
И воздух — молний блеск и мгла!
Трещала гордая скала,
И дубы мощные трещали.
Но грозный стихнул ураган,
Исчезла ночь и мгла седая;
Подруга утра молодая
Румянит в высоте лазури океан...
Опустошения кругом открылись виды:
Там рухнул в волны брег, здесь сломлен ряд дерев.
Везде протекшей бури гнев!
Но радостью чело сияет Пирамиды.
«Скажи, соседушка, что значит твой покой?
Бодра и как ни в чем по бури роковой! —
Соседни Дýбы к ней.— Ведь гор сердца стенали,
И треснула скала, и даже мы дрожали,
А ты?.. Ужель мы все слабей тебя одной?
Ты удержалася какой уловкой тайной?
Конечно, гибкостью для нас необычайной?»
— «Ошиблись, я держусь — одною прямизной!»
Честон! гордись, мой друг, что гибкому вельможе
Сказать ты можешь то же!
КРЕМЕНЬ И СТАЛЬ
Кремень подругу сталь благодарил
И говорил:
«Спасибо, милая, лишь ты меня тронула,
Когда полмертвенный я зябнул в тишине,
Вдруг что-то новое родилося во мне,
И искра из меня звездой блеснула...»
«Напрасно!— отвечала сталь.—
Твое всегда в тебе хранилось:
Огонь и свет в тебя вложила я ль?»
— «Всё так, но если б мы не сблизились с тобою,
Я был бы хладен, как мертвец...»
Вот так и с головой, вот так и для сердец!
Что сталь? Не случай ли, даруемый судьбою?
Ах, сколько б светлых искр в умах
И пылких чувств в застынувших сердцах
Остались навсегда сокрыты далью,
Когда б судьба своей их не коснулась сталью!..
РУЧЕЙ И РЕКА
Ручей журчал Реке: «Река! Река!
Зачем шумишь, кипишь? Зачем ты глубока?
С меня пример!— я так, чуть зыблюсь под цветами».
Ему Река: «Мой друг! есть разница меж нами.
Чуть видимый, как бисерная нить,
Ты, правда, ни цветка, ни травки не тревожишь,
Но уж зато и никогда не можешь
Ни потопить, ни напоить!»
П.А. Вяземский
ДВА ЧИЖА
«О чем так тужишь ты?— Чиж говорил Чижу.—
Здесь в клетке во сто раз приятней жить, чем в поле».
«Так,— молвил тот,— тебе, рожденному в неволе.—
Но я, я волю знал, и я о ней тужу».
ДОВЕДЬ
Попавшись в доведи на шашечной доске,
Зазналась Шашка пред другими,
Забыв, что из одной она и кости с ними
И на одном сработана станке.
Игрок по прихоти сменил ее другою
И продолжал игру, не думая о ней.
При счастьи чванство впрок бывает у людей.
Но что, скажите, в нем, как счастье к нам спиною?
О доведи-временщики
На шахматном паркете!
Не забывайте, что на свете
Игрушки царской вы руки!
УБОГИЙ И КАМЕНЬ
Обломок каменный валялся средь дороги.
Таскающий ярмо страданья и суму,
Наткнулся на него убогий
И с сердцем говорит ему:
«Природы мертвое созданье!
Зачем дано тебе существованье!
Равно встречаешь ты блеск утра, ночи тьму,
И летний жар, и зимний холод!
Бесчувственно ты ко всему».
«А мне ль завидовать, чувствительный, тому,
Кто чувствовать умеет голод?»
КРУГОВАЯ ПОРУКА
«Какая ж лошадь я!»— свалившись с мосту в грязь,
Корова говорит.— «Какая ж я корова!» —
Упавши Лошадь в ров, вскричала, рассердясь.
Такой пример нам не обнова:
Обычай этот мы найдем и у людей.
Как часто в обществе друзей,
Когда о глупостях людских идет беседа,
Друг нá друга мигают два соседа!
ДВЕ СОБАКИ
«За что ты в спальне спишь, а зябну я в сенях?» —
У Мопса жирного спросил Кобель курчавый.
«За что? — тот отвечал.— Вся тайна в двух словах:
Ты в дом для службы взят, а я взят для забавы!»
ЧЕРНИЛЬНИЦА И ПЕРО
С Чернильницей Перо заспорили о том,
Кто новой оды был из них прямым творцом.
Вошел Поэт, и спор решил высокомерья.
Такие есть везде чернильницы и перья.
БИТЫЙ ПЕС
Пес лаял на воров; пса утром отодрали
За то, что лаем смел встревожить барский сон.
Пес спал в другую ночь; дом воры обокрали,
Отодран пес за то, зачем не лаял он.
ДВА ЖИВОПИСЦА
В столицу съехались портретны мастера.
Петр плох, но с деньгами; соперник Рафаэлю —
Иван, но без гроша. От утра до утра
То женщин, то мужчин малюет кисть Петра;
Иван едва ли кисть и раз возьмет в неделю.
За что ж им от судьбы неравен так дележ?
Портрет Петра был льстив, портрет Ивана — схож.
ПОТОК И РЕКА
Реку стыдил поток, стремящийся с высот,
Что плавно так течет в долине на просторе.
«Дай срок,— был той ответ,— как красный день зайдет,
Я тише, ты быстрей — в одном сольемся море».
ЧЕЛОВЕК И МОТЫЛЕК
Над мотыльком смеялся человек:
«Гость утренний! по чести, ты мне жалок!—
Он говорит.— Мгновенье — вот твой век!
И мотыльку могила — куст фиалок».
За годом год торопится вослед,
И старику отсчитано сто лет.
Час смерти бьет! Старик, на смертном ложе
Вздохнув, сказал: «И век мгновенье тоже!»
ПАСТУХ И ОВЦА
Пастух стриг шерсть с Овцы и говорил ей так:
«Ну может ли меня отец нежней быть к дочке?
День целый от тебя не отхожу на шаг;
Признайся, что на свет ты родилась в сорочке!
Кормлю тебя, пою, от волка берегу,
А подрастет ли шерсть, все я ж тебя стригу».
«Чем мне воздать тебе, о добрый пастырь стада,—
Под острием Овца смиренно говорит,—
За все твои труды Зевес тебе награда;
А из чего, позволь спросить, тулуп твой сшит?»
МУДРОСТЬ
Когда бессмертные пернатых разобрали,
Юпитер взял орла, Венере горлиц дали,
А бдительный петух был Мудрости удел,
Но бдительность его осталась без удачи.
Нашли, что он имел некстати нрав горячий,
Что неуступчив он, криклив и слишком смел,
А пуще на него все жаловались боги,
Что сам он малость спит и спать им не дает.
Минерве от отца указ объявлен строгий,
Что должность петуха сова при ней займет.
Что ж можно заключить из этой были-сказки?
Что мудрецу верней быть мудрым без огласки.
ОСЕЛ И БЫК
Смотря, как на реку быков хозяин вел:
«Чем хуже я быков?— вскричал в сердцах Осел.—
Меня он только бьет, их жалует и холит».
«Осел! — тут Бык прервал,— внаклад нам эта честь;
Хозяин, холя нас, не нам — себе мирволит:
Он водит к пойлу нас, чтоб после в бойню свесть».
ГУСЬ
В каштанах по уши, у барина в дому
Гусь жирный хвастался судьбой пред уткой дикой;
Он знаки щедростей, оказанных ему,
Считал своих заслуг наградой и отликой.
«И жалко и смешно смотреть на эту спесь,—
Дикарки был ответ,— тут есть ошибка в счете;
Живем мы про себя, вы про других живете;
Мы кормимся, а вас откармливают здесь».
ЯЗЫК И ЗУБЫ
Восточный аполог
Один султан пенял седому визирю,
Что твердой стойкости он не имел во нраве.
«За недостаток сей судьбу благодарю!
Им удержался я и в почести и в славе,—
Сказал визирь ему,— и при дворе твоем
Средь частых перемен он был моим щитом.
Мне шестьдесят пять лет,— прибавил он с улыбкой.—
Из твердых тех зубов, которые имел,
Ты видишь — редкий уцелел.
Но все их пережил один язык мой гибкой».
КАБАН И ОСЕЛ
Осел с Кабаном повстречался
И так, как свойственно скоту,
Над гордым зверем насмехался,
Хваля меж тем свой ум, таланты, красоту.
«Поди прочь от меня, негодное творенье! —
Кабан Ослу сказал.—
За дерзость бы тебя я тотчас растерзал,
Но ты осел, ты глуп, мой гнев к тебе — презренье».
А.С. Пушкин
САПОЖНИК
Притча
Картину раз высматривал сапожник