Русская басня — страница 7 из 89

     Блоха на небесах, Блоха равна с богами.

     И почала Блоха от радости скакать.

          Скача, с Слона упала,

                          Пропала,

     И трудно новую богиню нам сыскать.


СПОРЩИЦА

Скажи, о Муза, мне, какой злой гнев жену

Принудил объявить жестокую войну

Противу своего возлюбленного мужа,

И глупость может ли жене злой быти чужа!

Муж будет побежден; сунбурщица, не трусь

    И сделай нам над мужем шутку.

    Поставили на стол большую утку.

         Жена сказала: «Это гусь».

«Не гусь, да утка то»,— муж держит это твердо.

             «О сатана!—

             Кричит жена,—

        На то ли я с тобой сопряжена?

Вся злоба внутренна моя разожжена».

Кричит без памяти, пылит немилосердо:

    «Коль ты ослеп, я шлюсь на вкус,

    Иль я тебе такой дам туз,

         Что ты задремлешь,

Коль гуся моего за утку ты приемлешь!»

Отведал муж: «Душа! сокровище! мой свет!

         Гусинова и запаха тут нет».

«Бездельник, это гусь, я знаю это прямо».

«Пожалуй, женушка, не спорь ты так упрямо.

Я шлюсь на всех людей, что утка то, не гусь.

     И в этом не запрусь».

          Но чем окончилася шутка?

          Жена ему дала туза

               И плюнула в глаза.

Признался муж: на стол поставлен гусь, не утка.



ПИР У ЛЬВА

Коль истиной не можно отвечать,

         Всего полезняе молчать.

С боярами как жить, потребно это ведать.

                У Льва был пир,

                Пришел весь мир

                Обедать.

                В покоях вонь у Льва:

                Квартера такова.

                А Львы живут не скудно;

                     Так это чудно.

Подобны в чистоте жилищ они чухнам

    Или посадским мужикам,

Которые в торги умеренно вступили

И откупами нас еще не облупили,

И вместо портупей имеют кушаки,

    А кратче так: торговы мужики.

         Пришла вонь Волку к носу;

Волк это объявил в беседе без допросу,

         Что запах худ.

Услышав, Лев кричит: «Бездельник ты и плут,

Худого запаха и не бывало тут;

    И смеют ли в такие толки

    Входить о Львовом доме Волки?»

А чтобы бредить Волк напредки не дерзал,

    Немножечко он Волка потазал

    И для поправки наказал,

А именно — на части растерзал.

    Мартышка, видя страшны грозы,

    Сказала: «Здесь нарциссы, розы

                    Цветут».

Лев ей ответствовал: «И ты такой же плут;

Нарциссов, роз и не бывало тут.

    Напредки не сплетай ты лести,

        А за такие вести

        И за приязнь

Прими и ты достойну казнь».

    Преставился Волчишка,

    Преставилась Мартышка.

«Скажи, Лисица, ты,— хозяин вопрошал,—

    Какой бы запах нам дышал?

Я знаю, что твое гораздо чувство нежно;

    Понюхай ты прилежно».

    Лисица на этот вопрос

Сказала: «У меня залег севодни нос».


МЫШЬ И СЛОН

         Вели Слона, и отовсюду

                Сбегается народ.

    Смеется Мышь: «Бегут, как будто к чуду;

Чего смотреть, когда какой идет урод?

Не думает ли кто, и я дивиться буду?

А он и чванится, как будто барин он.

Не кланяться ль тогда, когда тащится Слон?

         Сама я спесь имею ту же

И знаю то, что я ничем его не хуже».

                Она бы речь вела

                           И боле;

Да Кошка бросилась, не ведаю отколе,

         И Мыши карачун дала.

    Хоть Кошка ей ни слова не сказала,

А то, что Мышь — не Слон, ей ясно доказала.


ОВЦА

Был дождь; Овечушка обмокла, как лягушка:

       Дрожит у ней тельцó и душка,

       И шуба вся на ней дрожит;

               Сушиться надлежит;

               Овца к огню бежит.

Ах! лучше б ты, Овца, день целый продрожала

И от воды к огню, безумка, не бежала.

Спросила ль ты, куда дорога та лежала?

       Какую прибыль ты нашла?

              В поварню ты зашла.

То подлинно, что ты немного осушилась;

              Да шубы ты лишилась.

       К чему, читатель, сей рассказ?

Я целю вить не в бровь, я целю в самый глаз:

       Зайди с челóбитьем когда в приказ.


ЖУКИ И ПЧЕЛЫ

                              Прибаску

                              Сложу,

                              И сказку

                              Скажу.

                      Невежи Жуки

                      Вползли в науки

И стали патоку Пчел делать обучать.

                      Пчелам не век молчать,

                      Что их дурачат;

      Великий шум во улье начат.

Спустился к ним с Парнаса Аполлон,

                      И Жуков он

                      Всех выгнал вон,

Сказал: «Друзья мои, в навоз отсель подите;

Они работают, а вы их труд ядите,

Да вы же скаредством и патоку вредите!»


СОВА И РИФМАЧ

              Расхвасталась Сова,

В ней вся от гордости и злобы кровь кипела,

                    И вот ее слова:

«Я перва изо птиц в сей роще песни пела,

А ныне я за то пускаю тщетный стон;

Попев, я выбита из этой рощи вон:

    За сладко пение я бедство претерпела».

    Ответствовал Сове какой-то Стихоткач,

                  Несмысленный Рифмач:

«Сестрица! я себе такую ж часть наследил,

Что первый в городе на рифмах я забредил».


КОЛОВРАТНОСТЬ

           Собака кошку съела,

           Собаку съел медведь,

Медведя, зевом, лев принудил умереть,

Сразити льва рука охотничья умела,

       Охотника ужалила змея,

           Змею загрызла кошка.

                    Сия

           Вкруг около дорожка.

                 А мысль моя,

И видно нам неоднократно,

Что все на свете коловратно.


БЕЗНОГИЙ СОЛДАТ

Солдат, которому в войне отшибли ноги,

Был отдан в монастырь, чтоб там кормить его,

             А служки были строги

             Для бедного сего.

Не мог там пищею несчастливый ласкаться

             И жизни был не рад,

Оставил монастырь безногий сей солдат.

Ног нет; пополз, и стал он пó миру таскаться.

Я дело самое преважное имел,

Желая, чтоб никто тогда не зашумел;

Весь мозг, колико я его имею в теле,

             Был в этом деле,

        И голова была пуста.

        Солдат, ползя с пустым лукошком,

             Ворчал перед окошком:

«Дай милостинку кто мне, для ради Христа,

             Подайте, ради бога:

Я целый день не ел, и наступает ночь».

Я злился и кричал: «Ползи, негодный, прочь,

             Куда лежит тебе дорога;

Давно тебе пора, безногий, умирать,

Ползи, и не мешай мне в шахматы играть».

Ворчал солдат еще, но уж не предо мною,

Перед купеческой ворчал солдат женою.

             Я выглянул в окно,

             Мне стало то смешно,

             За что я спéрва злился,

И на безногого я, смóтря, веселился.

Идти ко всенощной была тогда пора.

Купецкая жена была уже стара

        И очень богомольна;

        Была вдова и деньгами довольна:

Она с покойником в подрядах клад нашла;

             Молиться пеша шла;

Но не от бедности; да что, колико можно,

             Жила она набóжно:

Все дни ей пятница была и середа,

И мяса в десять лет не ела никогда,

Дни с три уже она не напивалась водки,

             А сверх того, всегда

             Перебирала четки.

        Солдат и ей о пище докучал,

             И то ж ворчал.

Защекотило ей его ворчанье в ухе,

И жалок был солдат набóжный сей старухе,

Прося, чтоб бедному полушку подала,

Заплакала вдова и в церковь побрела.

Работник целый день копал из ряды

             На огороде гряды,

И, встретившись несчастному сему,

Что выработал он, все отдал то ему.

С ползущим воином работник сей свидетель,

В каком презрении прямая добродетель.


ПОДЬЯЧЕСКАЯ ДОЧЬ

                        Не ложно,

                        Что можно

          Себя по виду обмануть

       И тварью тварь почесть иною;

       Случилось ныне то со мною,

       Не на прямой попал я путь.

Кокетку видел я в подьяческой беседе,

У регистратора быв в праздник на обеде;

Я сам не ведаю, как я туда зашел,

А то еще чудняй, кокетку тут нашел:

              Кокетствовать не в моде

              Подьяческой породе.

И помнится, нигде того в указах нет,

              Чтоб им носить корнет;

Льзя им чепец носить, треух, а по приволью,

       И шапку иногда соболью:

К уборам эдаким приказных женщин лоб:

И можно им носить кумачну телогрею.

       От самых пят по шею;

   А на этой — корнет и флеровый салоп.

По-благородному она всю речь варила,

Новоманерными словами говорила;

Казалося, что в ней была господска кровь.

То фрукты у нее, что в подлости морковь;