«Друг,— выбившись из сил,
Конь с удивлением спросил,—
В чем дело?
Что значит жалоба твоя?
Всю тяжесть ведь везешь не ты, а я!»
Иной с устало-скорбным ликом,
Злым честолюбьем одержим,
Скрипит о подвиге великом,
Хвалясь усердием... чужим.
ВОЛК И ЛЕВ
У Волка Лев отбил овцу.
«Грабеж! Разбой! —
Волк поднял вой.—
Так вот какой ты есть защитник угнетенных!
Так вот изнанка какова
Твоих желаний затаенных!
Вот как ты свято стал чужие чтить права!
Пусть льстит тебе низкопоклонник,
А я... Когда при мне нарушил царь закон,
Я, не боясь, скажу, что он
Из беззаконников — первейший беззаконник!
Но, царь, есть божий суд! Есть справедливый гнев!..»
«Брось! — усмехнулся Лев.—
Все это без тебя мне хорошо известно,
Как не в секрет и волчий нрав.
В своих упреках ты, конечно, был бы прав,
Когда бы сам овцу добыл ты честно!»
ОСЕЛ И ЛЕВ
«Друзей мы ценим не числом,
А качеством»,— читал я где-то,
Ан вот подите же: Лев дружбу свел с Ослом.
Ну, что вы скажете на это?
Лев! С кем? С Ослом? Да почему?
А потому!
Мне ж все подробно знать откуда?
Должно быть, царская причуда!
Льву... Все дозволено ему!
Ослов ли брать к себе на службу
Иль заводить с ослами дружбу.
Хоть, впрочем, нет большой диковинки и в том,
Что просто Лев с тоски, чтоб отогнать зевоту,
Решил обзавестись не другом, а шутом.
Так это аль не так, мы выясним потом.
Однажды взяв Осла с собою на охоту,
Лев дал ему работу:
Зайдя вперед, пугать зверей, чтоб, ошалев,
Они неслись туда, где притаился Лев.
Осел в усердии великом
Всех всполошил ослиным криком.
Добычи вдосталь было Льву.
В час отдыха, со Львом разлегшись важно рядом,
«Что, друг,— спросил Осел,— а страшно я реву?»
Окинув «друга» хитрым взглядом,
Лев отвечал:
«Беда как страшно! Я — оглох!
Не только ты переполох
На всех зверей навел немалый,
Но в страхе жители бегут из ближних сел;
Да сам я струсил бы, пожалуй,
Когда б не знал, что ты — осел!»
ДОБРЯК
Расхвастался Медведь перед Лисой:
«Ты, кумушка, не думай,
Что я всегда такой угрюмый:
Злость на меня находит полосой.
А вообще, сказать не лицемеря,
Добрей меня не сыщешь зверя.
Спроси хоть у людей: ем мертвых я аль нет?»
«Ах, кум,— Лиса в ответ,—
Что мертвые?! Я думаю другое:
Слух добрый о себе ты всюду б утвердил,
Когда бы мертвецов ты менее щадил,
Но... оставлял живых в покое!»
Смысл этой басенки не нов
Для лицемеров и лгунов:
Прочтут, поймут... и не покажут вида,
Что их касается обида!
МИР
Тигр с Барсом встретился однажды у ручья.
Была ль вина — и чья,
Старинная ли тут сказалась злоба,
Не знаю,— только оба
Вступили сразу меж собой
В жестокий бой.
К концу уставши так, что лапою не двинуть,
Остановились — дух немного перевесть,
Ан, смотрят: воронья кругом не то — не счесть,
А глазом не окинуть!
Горланит черный стан, кружит над головой,
Заране радуясь добыче даровой.
То видя, хоть у них давно прошла усталость,
Бойцы, и поостыв и образумясь малость,
Речь повели о мировой.
Я басню раскопал у старика Эзопа.
Мораль, которую жевали «до потопа»,
Теперь, того гляди, применишь невпопад.
Все ж повторю ее — без лишних междометий:
Там, где двумя нарушен добрый лад,
Разладу рад,
Конечно, третий.
И в басне дан пример наглядный и живой,
Как важно вовремя сойтись на мировой.
ПЛАКАЛЬЩИЦЫ
Лишившись дочери любимой, Антигоны,
Богач Филон, как должно богачу
(Не скареду, я то сказать хочу),
Устроил пышные на редкость похороны,
«О матушка, скажи, как это понимать? —
В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая.—
Сестре покойнице ужели не сестра я,
И ты — не мать,
Что убиваться так по ней мы не умеем,
Как эти женщины, чужие нам обеим?
Их скорбь так велика
И горе — очевидно,
Что мне становится обидно:
Зачем они сюда пришли издалека
При нас оплакивать им чуждую утрату?»
«Никак,— вздохнула мать,— ты, дочь моя, слепа?
Ведь это — плакальщиц наемная толпа,
Чьи слезы куплены за дорогую плату!»
В годину тяжких бед умейте отличать
Скорбь тех, кто иль привык, иль вынужден молчать,
От диких выкриков и воплей неуемных
Кликуш озлобленных и плакальщиц наемных!
ГЕРМЕС
Какой-то токарь, плут известный и повеса,
Состряпав наскоро из дерева Гермеса
И притащив его на рынок продавать,
Стал покупателей умильно зазывать:
«Для лиц всех возрастов и для любого пола
Гермес — за три обола!
За три обола!
Купив его, нужды не будешь знать ни в чем,
Весь век свой проживешь в довольстве и покое;
Кто беден — станет богачом,
А кто богат — разбогатеет вдвое!»
«Ба! — кто-то из толпы, задетый за живое,
Взял на смех продавца,— чудак же ты, видать,
Что сам сбываешь с рук такую благодать!»
«Эх,— продавец в ответ,— иди ты, братец, к шуту!
Ведь ты пойми: сказать Гермесу не в укор,
Он хоть отзывчив, да не скор,
А три обола мне нужны сию минуту!»
ХИТРОСТЬ
Осла настигнул Волк. Увидевши врага,
Осел давай вопить: «Нога моя, нога!»
«Что? — удивился Волк.— Нога?.. Не понимаю!»
«Понять не трудно: я хромаю.
Из-под копыта хлещет гной.
Когда б ты закусить теперь задумал мной,
Ты б лег, отравленный, с костьми моими рядом:
Я весь пропитан гнойным ядом...
Друг, сделай милость, помоги! —
Хитрец Осел молил сквозь слезы.—
Я умираю от занозы...
О, если б ты ее мне вынул из ноги!»
Нагнулся Волк: «Давай сюда копыто, что ли!..
Где ж рана?»
«Вот... Не там... Ой, пропаду от боли!
Ой!» — «Да постой!
Эк ты какой:
Копыто наперед очистим от навозу».
Покамест Волк искал занозу,
Осел примерился, да так его лягнул,
Что тот и ноги протянул!
Очнувшись через час, Волк взвыл от лютой злобы.
«Кем я обманут, а? Добро бы
Кем путным,— нет, себя я на смех дал Ослу!
Такая б дурь не грех в теленке годовалом,
А я ведь, старый черт, мясник по ремеслу,
С чего надумал я рядиться коновалом?»
Из басни можно бы извлечь любой урок.
Что хитрость, дескать, есть порок иль не порок,—
Но... остановка в малом:
Я в жизни часто сам, спасаясь от беды,
Хитрил на все лады,
Так мне ль сводить концы проблемы этой тонкой?
Пусть сводит кто другой, а я... пойду сторонкой.
ОТ РЕДАКТОРА
В настоящий сборник входят избранные басни лучших баснописцев классической эпохи русского баснописания — от Антиоха Кантемира до И. А. Крылова. Наряду с поэтами, в творчестве которых басня была одним из основных жанров,— А. П. Сумароков, И. И. Хемницер, И. И. Дмитриев, И. А. Крылов — здесь представлены также и забытые баснописцы — М. М. Херасков, М. Д. Чулков, П. А. Вяземский и редко обращавшиеся к басне, но создавшие совершенные и оригинальные образцы в этом роде (Д. И. Фонвизин, А. С. Пушкин). Включены также произведения, показывающие, как совершенствовалось и развивалось русское баснописание, как баснописцы откликались на общественные и литературные события своего времени.
В примечаниях приводятся краткие биографические и библиографические справки о баснописцах и необходимые пояснения к текстам.
Тексты печатаются в переводе на современную орфографию с сохранением характерных особенностей оригинала.
По сравнению с изданием 1961 г. (М.: Художественная литература) в сборнике несколько изменено расположение текстов так, чтобы оно отражало смену разных школ и направлений в русском баснописании. Состав сборника пополнен, биографические справки и примечания доработаны В. П. Степановым.
Антиох Дмитриевич Кантемир (1708—1744) был сыном молдавского господаря, в 1711 г. перешедшего на сторону Петра I и переселившегося в Россию. Образование и воспитание он получил в России и стал убежденным сторонником петровских преобразований. Он был близок к «ученой дружине», в которую входили просвещеннейшие деятели петровского времени — Феофан Прокопович, В. Н. Татищев. В литературе он выступил как поэт-сатирик. Его сатиры, ставшие классикой русской сатирической литературы, из-за резкого обличения пороков дворянства и духовенства не были напечатаны при жизни. Вскоре после восшествия на престол имп. Анны Иоанновны Кантемир был удален в почетную ссылку, назначен послом сначала в Лондон, а потом в Париж. Там он пробыл с 1732 г. до конца жизни, активно отстаивая русские государственные интересы. Стихотворная басня была новым жанром, который Кантемир вводил в русскую литературу. До