Это последнее было, очевидно, еще менее заинтересовано в замене привычных для них книг другими, какие бы в них не были внесены изменения. Ведь основную массу низовых служителей церкви представляли задавленные нуждой священники, дьячки, псаломщики, малограмотные и невежественные люди. В конце XV в. новгородский архиепископ Геннадий в одном из своих писем другому высокому иерарху церкви — митрополиту Симону, горько жаловался на чрезвычайную трудность подобрать подходящих людей для поставления в священники: «А се приведут ко мне мужика, яз велю ему Апостол дати чести, и он не умеет ни ступити, и яз ему велю псалтырю дати, и он по нему одва бредет, и яз его отреку и они извет творят: земля, господине, такова, не можем добыти, кто бы горазд грамоте».
Таковы в массе своей были и духовные пастыри на Руси, и их паства — задавленные крепостным гнетом крестьяне и городские низы. Казалось бы, в этих условиях кого, помимо профессиональных богословов, могло интересовать содержание библейских книг и связанные с ним богословские тонкости, расхождения между различными версиями и списками славянского текста Священного писания? Однако именно в последнее десятилетие XV в. книги библии вызвали особый интерес у множества людей самого различного общественного положения, оказались предметом ожесточенных споров, и в конце концов сложившаяся обстановка заставила церковные верхи заняться «наведением порядка» в священных книгах. Результатом этого явилось издание первого в России полного свода всех библейских книг как Ветхого, так и Нового завета, свода, который получил впоследствии название Геннадиевского свода, или Геннадиевской библии — по имени своего издателя, того же новгородского архиепископа Геннадия.
Геннадиевская библия 1499 г.
После того, как Русь приняла христианство от Византии, русская церковь оказалась в иерархическом подчинении у константинопольского патриарха.
Однако эта зависимость, первоначально достаточно сильная, с течением времени должна была неизбежно ослабевать по мере ослабления Византии, с одной стороны, и становления сильного централизованного Русского государства на Северо-Востоке с центром в Москве — с другой.
Русские князья были жизненно заинтересованы в том, чтобы подчинить церковь своей власти, и постепенно добивались этого. С одной стороны, они боролись с константинопольскими патриархами за право «поставлять» высшего иерарха русской православной церкви, митрополита всея Руси, что позволяло им оказывать решающее влияние на церковную политику. С другой стороны, князьям приходилось отстаивать русскую церковь от попыток подчинить ее со стороны римского папы.
И до и после окончательного разрыва в 1054 г. между Восточной византийской церковью и Западной римской шла упорная борьба за духовную власть над славянскими народами, принимавшими один за другим крещение, и политическое влияние на них. Мы уже видели, к каким коллизиям это привело в Великоморавском княжестве. Болгарский князь Борис также в свое время сначала вел переговоры о крещении своего народа с Римом, но затем предпочел принять христианство от Византии (в 864 г.). Зато в Чешском государстве, выделившемся в конце IX в. из состава Великоморавского княжества, господствующее положение занял римский католицизм. В Польше в 966 г. князь Мешко и польская знать также приняли крещение по западно-христианскому обряду. Вопрос о том, кому будет подчиняться русская церковь — константинопольскому патриарху или римскому папе, стал стержнем политики папского престола в отношении к Руси.
Особенно агрессивный характер политика Ватикана приняла в XIV и XV вв. Проводниками ее были западные соседи Руси, в первую очередь Польша и Литва, хотя в последней вплоть до самого конца XIV в. преобладало язычество. Напомним в связи с этим, что в середине XIV в. под властью великого князя литовского находилась значительная часть Белоруссии и Украины с Витебском и Минском, Киевом и Переяславлем, Подольском и Черниговом, а Галицкой землей владел польский король. Методы папской курии были различными — от засылки миссионеров до призывов к крестовым походам за приобщение русских «схизматиков» к «единственно спасительной» римско-католической церкви.
«Русские — это враги католической веры», — провозгласил папа Клемент VI в 1351 г. И еще в 1320 г. папский престол образовал «латинское», то есть западно-христианское, Киевское епископство, первым епископом которого стал монах доминиканского ордена Генрих. В 1353 г. папа назначил другого католического монаха, Николая Кросненского, «викарием Руси». К 1375 г. католические епископства были учреждены в Галиче, Львове, Перемышле.
В 1385 г. римской курии удалось добиться большого успеха. Великий князь литовский Ягелло, ставший после женитьбы на польской королеве Ядвиге и польским королем, сам принял крещение по римско-католическому обряду и обязался окрестить весь свой народ. Казалось, Рим стал близок к заветной цели — завоеванию католической церковью всего восточного славянства, тем более, что его старый соперник и противник Византия находилась в это время в отчаянном, в сущности безнадежном, положении.
В начале XV в. над Византией нависла страшная угроза турецкого завоевания. Не видя иного выхода, византийский император обратился с призывом о помощи к духовному главе всего западного христианства — римскому папе. Римская курия, в свою очередь, потребовала от Византии согласия на унию, то есть на объединение православной и католической церквей под верховной властью папства. В 1437–1439 гг. состоялся Феррарско-Флорентийский собор, на котором византийский император Иоанн VIII и константинопольский патриарх подписали акт об унии, что означало, по существу, полную капитуляцию восточной церкви перед католицизмом. Руководство византийской православной церкви согласилось признать основные католические догматы и главенство папы в церковных делах, правда, при условии сохранения некоторых православных обрядов.
Как отмечает М. Н. Тихомиров, «вопрос о привлечении русских, украинцев и белорусов под власть римского папы имел на Флорентийском соборе гораздо большее значение, чем вопрос о самой константинопольской патриархии, ибо существование большой православной митрополии всея Руси в конечном итоге и явилось той препоной для католической пропаганды, которую римскому престолу не удалось преодолеть к востоку и к югу от Карпатских гор».[29] Но русскую церковь папству прибрать к рукам не удалось, хотя грек Исидор, поставленный в 1437 г. константинопольским патриархом на московский и всея Руси митрополичий престол, был сторонником унии. Великий князь московский Василий Васильевич и русское духовенство решительно воспротивились признанию папской власти. Великий князь долго не соглашался на поездку Исидора во Флоренцию, и собор, в свою очередь, шесть месяцев не собирался, пока не прибыла русская делегация. На соборе Исидор не только сам подписал акт об унии, но заставил это сделать и прибывшего с ним суздальского епископа Авраамия — после того как на неделю посадил его в темницу.
Возвращаясь в Москву, Исидор еще с дороги 5 марта 1449 г. направил «послание в Россию», в котором содержалось извещение о соединении церквей и призыв к христианам греческого и римского исповеданий ходить без различия в храмы греческие и латинские и приобщаться «святых даров» у православных и католических священников, ибо «един бог, едина вера».
В Москве известие о поступке Исидора вызвало сильнейшее возмущение. Когда он, вернувшись в Москву, стал называть себя папским легатом, велел носить перед собой католический крест, приказал на литургии вместо вселенских патриархов поминать римского папу, а после литургии зачитал с амвона грамоту об унии, великий князь Василий объявил митрополита «латинским ересиархом» и приказал заточить его в Чудов монастырь. Затем по повелению великого князя были созваны высшие иерархи русской православной церкви, объявившие действия митрополита Исидора незаконными, а унию для русской церкви — недействительной. Между тем Исидору удалось бежать из заключения за границу. После этого в 1448 г. состоялся собор русской православной церкви, который поставил на место Исидора рязанского митрополита Иону с титулом «митрополит Московский и всея Руси». Фактически это означало утверждение независимости русской церкви не только от Рима, но и от Константинополя, хотя верховные права константинопольского патриарха над русской церковью еще не отрицались.
И в самой Византии Флорентийская уния не была принята основной массой духовенства и верующих, тем более что помощи от Запада греки так и не дождались. В 1453 г. Константинополь взяли турки, и это означало конец Византийской империи.
В истории русского православия оба события — Флорентийская уния и завоевание турками Византии — сыграли важную роль. Идеологи русского самодержавия и церкви не преминули установить прямую связь между этими событиями. Греки попали под иго неверных «за свои грехи» — их постигло «наказание господне» за то, что греческая церковь предала православие папству. Когда в 1471 г. восставшие новгородцы хотели отдаться под власть Литвы, митрополит Филипп, увещевая их остаться верными великому князю Московскому, писал в своем послании: «А и то, сынове, разумейте: царствующий град и церковь Божия, Константинополь, доколе непоколебимо стоял, не как ли солнце сияло в благочестии? А как оставя истину да соединился царь и патриарх Иосиф с латиною, да и написал папе, злата для, и безгодне скончал живот свой Иосиф патриарх, не впал ли в рукы Царьград поганым, не в турецких ли руках и ныне?»
Идеологи русской церкви уже не желали считаться с греческой церковью как с первенствующей в православном мире и вполне для себя авторитетной. А так как греческая и некоторые южнославянские православные церкви оказались под властью турок, русская церковь сочла возможным претендовать на главенствующую роль во всемирном православии, а Москву объявить преемницей Константинополя, Третьим Римом. Один из этих идеологов, старец Филофей, в послании к великому князю Василию Ивановичу писал: «…Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».