Но в том-то и дело, что о «точном согласии» нового перевода с подлинником не могло быть и речи. Переводчики ветхозаветных книг в этом пункте особенно отступили от главного правила Библейского общества — переводить с подлинного текста. «При ближайшем рассмотрении этого перевода, — пишет И. А. Чистович, — оказывается, что некоторые места, не находящиеся в еврейской Библии, введены в него из греческой Библии, равно как некоторые стихи и речения, хотя и имеющиеся в еврейской Библии, переведены также с греческого». Эти отступления от подлинника, указывает Чистович, были сделаны «в угождение перевода Семидесяти и перевода славянского». Иначе говоря, цель была все та же — не допустить слишком значительных расхождений между русским переводом и славянским, принятым местной церковью. И все же избежать расхождений не удалось.
Очевидно, по тем же причинам, чтобы не доставлять читателям «неприятностей», иными словами, не «вводить их в соблазн» множеством расхождений между славянским и русским текстом, решено было книги Ветхого завета с самого начала печатать без параллельного славянского текста, на что сам царь также дал свое согласие.
Книги Нового завета на русском языке вышли из печати первым изданием уже в 1818 г. В январе 1823 г. появилось первое издание Псалтыри в русском переводе. К началу 1825 г. были переведены и напечатаны Пятикнижие и книга Руфь, которые вместе составили первый том предполагаемого пятитомного издания полной библии, а также — книги Иисуса Навина и Судей. А в ноябре 1825 г. последовало «высочайшее» повеление — «оконченный печатанием первый том Библии в переводе на русский язык не приводить в употребление впредь до разрешения». На причинах этого запрета следует остановиться подробнее.
С начала 20-х годов XIX в. отношение Александра I и его ближайшего окружения к Библейскому обществу и переводу библии на общепонятный язык начинает резко меняться. Исследователи XIX в. правильно увидели здесь связь, с одной стороны, с подъемом революционного движения в Западной Европе и в России и, с другой — с усилением реакции, особенно после того, как по инициативе русского императора был создан «Священный союз».
«В начале двадцатых годов, — писал в XIX столетии Н. А. Астафьев, — в мысли Александра I произошла перемена. В 1820 г. вспыхнули восстания в Испании, Неаполе, Пьемонте, Португалии, подготовленные тайными политическими обществами. Революционные партии действовали также в Германии. По поводу этих событий государи Австрии, Пруссии, России собирались последовательно в Тропау, Лайбахе, Вероне. Прениями руководил известный австрийский министр князь Меттерних. Опасаясь за целостность разноплеменной Австрийской империи при всяком революционном движении, он подозрительно смотрел на всякие общества, в том числе на библейские. Он уверял, что это общества революционеров, которые только прикрываются благозвучными названиями, он не раз беседовал на эту тему с Александром I».[63]
В эти же годы и, несомненно, также в связи с подъемом революционного движения в Западной Европе, против библейских обществ резко выступили и римские папы, как известно, всегда противившиеся переводам библии на народный общепонятный язык. В 1820 г. была издана булла папы Пия VII, в которой библейские общества объявлялись «ненавистнейшим изобретением, которое нужно истреблять», а переводы библии на народные языки, предпринятые библейскими обществами в католических странах, осуждены и запрещены, например, перевод библии на польский язык — Пием VII в 1816 г. и вторично в 1824 г. папой Львом XII.
Но, конечно, не только советы Меттерниха и папские буллы повлияли на Александра I.
В феодально-крепостнической России страх господствующих классов перед нарастающим революционным движением был не меньшим, чем на Западе. Как известно, после 1812 г. в России происходит ряд стихийных восстаний крестьянства. Революционные настроения распространились и среди некоторой части дворянства. В связи с этим Александр I решительно порывает с характерной для первых лет его царствования политикой игры в либерализм и переходит на позиции крайней реакции.
Вместе с переменой в настроениях царя произошли изменения в его ближайшем окружении. Главной опорой трона стал крайний реакционер А. Н. Аракчеев. Постепенно прибрав к рукам все нити управления, он распространил свою фактическую власть и на Комитет министров, и на Государственный совет, и на Сенат, потерявших всякую самостоятельность.
В то же время Аракчеев предпринимает меры, чтобы оттеснить А. Н. Голицына, в котором он видел главного своего соперника. Блестящая возможность нанести удар по Голицыну предоставила ему деятельность Российского библейского общества, и Аракчеев этой возможности не упустил.
Вокруг Аракчеева сплотились самые реакционные элементы как в правительственных кругах, так и в руководстве русской православной церкви — адмирал А. С. Шишков, в то время президент Российской академии наук, а позже министр просвещения; петербургский митрополит, «первоприсутствующий Святейшего синода» Серафим (Глаголевский); темный фанатик архимандрит Фотий и другие. Как бы забыв о том, что еще совсем недавно первым покровителем Российского библейского общества был сам император, а синод сам отказался от руководства и контроля над переводом и изданием библии на русском языке, теперь противники Библейского общества обрушились на него с градом обвинений, общий смысл которых сводился ни мало ни много к тому, что это общество подрывает устои не только русского православия и религии вообще, но и самой царской власти. Библейское общество обвинялось в том, что в нем власть захватили миряне, иноверцы — католики, лютеране, кальвинисты и масоны, что отделения общества — это в действительности замаскированные масонские ложи, поскольку и сам президент общества — масон (последнее, впрочем, соответствовало действительности). В особенную вину обществу ставился тот факт; что оно издает библию «в великом множестве» и без всяких пояснений вероисповедного характера, а это без сомнения свидетельствует о том, что для Российского библейского общества все религии представляются равноценными, между тем как «христианство в правильном церковном виде существует только в православной церкви».
Затем адмирал Шишков, главный противник общества, сделал следующий шаг, обвинив его в намерении «составить из всего рода человеческого одну какую-то общую республику и одну религию» и подорвать религию вообще. «Рассеиваемые повсюду в великом множестве библии и отдельные книги святого писания без толкователей и проповедников, какие могут произвести действия? — риторически вопрошал Шишков. — …При сем необузданном и, можно сказать, всеобщем наводнении книгами святого писания, где найдут место правила апостольские, творения святых отцов, деяния святых соборов, предания, установления и обычаи церковные, одним словом все, что доселе служило оплотом православию? Все сие будет смято, попрано и ниспровергнуто. Всякий сделается сам себе толкователем Библии и, образовав веру свою по собственным понятиям и страстям, отторгнется от союза с церковью». Библейские общества, «распространяя повсюду Библию и поставляя за правило всем и каждому читать ее без истолкований, примечаний и рассуждений, достигало постоянной цели своей — вселить в людей равнодушие ко всякой вообще религии». Но эта деятельность библейских обществ представляет страшную опасность не только для религии, но и для правительства: «Дерзновенное покушение на веру и царей гораздо опаснейшее всех прежних замыслов масонских, карбонарских лож, поелику оно прикрыто самой благовидной личиною любви к ближним и усердия к распространению слова Божия». Российское библейское общество роет «зияющую под престолами Бога и царей ужасную пропасть, готовую пожрать алтари Господни и чертоги владык земных». В общем, «ясно и несомненно открывается, что чтение священных книг состоит в том, чтобы истребить православие, возмутить отечество и произвести в нем междоусобия и бунты».[64]
Шишкову вторил рясоносный мракобес архимандрит Фотий, который также в это время направил ряд посланий самому Александру I, посланий, о содержании которых можно судить уже по одним их названиям: «План разорения России и способ оный план уничтожить тихо и счастливо», «План революции, обнародываемый тайно или тайная беззакония, делаемая тайным обществом в России и везде», «О действиях тайных обществ в России через Библейское общество». Обращаясь к царю, Фотий писал: «На вопрос твой, как пособить, дабы остановить революцию, молился Господу Отцу, и вот что было открыто, только делать немедленно… Библейское общество уничтожить под предлогом, что уже напечатано много Библий, и оно теперь не нужно».
Наконец, на арену был выпущен сам глава русского духовенства — петербургский митрополит Серафим. Лично прибыв в царский дворец, он сложил свой белый клобук — знак митрополичьего достоинства — к ногам императора, и без всяких обиняков потребовал снять князя Голицына с занимаемых постов, потому что правление последнего в Министерстве, синоде и в Российском библейском обществе «колеблет церковь православную». Серафим заявил, что не примет свой клобук, пока не услышит из уст царя, что Министерство духовных дел уничтожено, что Святейшему синоду возвращены прежние его права, что министром просвещения поставлен кто-нибудь другой, а вредные книги истребятся. Император подал Серафиму клобук и обещал все выполнить.
После этого решились судьбы не только Голицына, но и Российского библейского общества и на долгое время русского перевода библии.
В мае 1824 г. повелением Александра I Голицын был устранен с должности президента общества, а на его место назначен митрополит Серафим. В том же году Серафим направил царю несколько писем о союзе библейских обществ с «мистическими лжеучениями» и о необходимости закрыть их, о вреде «всеобщего обращения Библии», о прекращении переводов Святого писания на «простое наречие» и о необходимости «уменьшения скромными мерами числа выпущенных книг».