В действительности разные части Септуагинты появились в разное время, на протяжении III и II вв до н. э., и были переведены разными людьми, поэтому они значительно различаются между собой по языку и стилю.
Важно отметить, что между переводом Септуагинты и еврейским ветхозаветным текстом существуют такие расхождения, которые никак не могут быть объяснены особенностями двух различных языков. «В греческом переводе Ветхого завета, — писал еще в середине XIX века русский богослов П. И. Горский-Платонов, — есть не только стихи, но и целые главы, даже целые книги, которых нет в еврейской библии. …По нашему мнению, греческий текст примерно в одной двадцатой своей доле расходится с текстом еврейским».[4]
Септуагинта ввела в Ветхий завет целый ряд книг, которые в канон еврейской библии никогда не входили. Таковы, например, Товит, Юдифь, книги Маккавеев, Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова. В отдельные канонические книги были также добавлены целые главы: например, Песнь трех отроков, эпизоды с Сусанной и старцами и некоторые другие места в Книге Даниила. В других, например в Книге Иеремии, значительно изменен порядок пророчеств.
Некоторые разногласия между Септуагинтой и еврейским текстом Ветхого завета, по-видимому, объясняются тем, что переводчики пользовались версией оригинала, отличной от той, которая легла в основу дошедшего до нас еврейского текста. В других случаях ясно, что переводчики плохо понимали отдельные темные места в оригинале и переводили по догадке. Но значительная часть расхождений, бесспорно, обязана своим происхождением сознательному стремлению переводчиков и редакторов перевода определенным образом изменить смысл оригинального текста.
Дело в том, что к тому времени, когда составлялся перевод Септуагинты, у евреев, в особенности у тех, кто жил за пределами своей родины и испытал на себе влияние греческой культуры и философии, произошли значительные сдвиги в религиозных представлениях, в частности изменились понятия о своем собственном боге. Иудаизм все более принимал черты универсального монотеизма. Яхве, первоначально племенной бог Израиля, постепенно стал рисоваться в образе творца и промыслителя всего мира, определяющего судьбы целых народов и каждого отдельного человека. Богу приписываются черты этического совершенства, высшая справедливость, милосердие и т. п. А так как в составленных в древние времена книгах Ветхого завета далеко не все в поведении бога соответствовало новым представлениям о нем, то переводчики считали вполне целесообразным и допустимым «во славу божию» вносить соответствующие изменения в Священное писание. Так, чтобы подчеркнуть всемирный характер божьей власти, в переводе Септуагинты Яхве, имя национального бога, было повсеместно заменено на описательное кюриос, что по-гречески господин, господь; другое имя бога Шаддай (Всемогущий) — заменили на Пантократор, или Пантапойэсас (Все сотворивший). В качестве примера того, как моральный облик Яхве «очищался», можно привести одно место из Книги Иова (9:22). В еврейской библии написано о боге, что «Праведного и злодея он губит». В контексте смысл этого места совершенно ясен: Иов бросает богу в лицо упрек в несправедливости: бог одинаково расправляется со всеми людьми независимо от их поведения, дурного или хорошего. Перевод Септуагинты дает совершенно иной смысл: «Великого и сильного губит гнев». Английский текстолог замечает по поводу этого перевода: «Без всякого колебания богохульные слова Иова были переводчиками нейтрализованы».[5]
Но именно благодаря подобным изменениям, внесенным в Септуагинту и отразившим определенную эволюцию в идеологии иудаизма, оказалось, что этот греческий перевод соответствовал сложившейся еще позже христианской догматике более, чем оригинальный текст Ветхого завета. Судя по цитатам из Ветхого завета, которые приводятся в новозаветных книгах, авторы последних использовали именно версию Септуагинты, а раннехристианские «отцы церкви» объявили «перевод семидесяти двух» столь же «богодухновенным», как и еврейский подлинник. Что же касается расхождений между первым и вторым, то один из этих «отцов», «блаженный» Августин, объяснил их очень просто: «Тот же самый дух, который был в пророках, когда они изрекали Писание, тот же самый Дух был и в Семидесяти, когда они его переводили. Этот Дух по божественному авторитету… мог говорить и то же самое иначе, мог, наконец, иное опускать, а другое добавлять».[6]
Впоследствии, правда, христианская церковь отказалась от утверждения о «богодухновенности» Септуагинты наравне с еврейским Ветхим заветом, продолжая, однако, настаивать на том, что этот греческий перевод «в основе и сущности передает точно истинный смысл священных книг и верно сохраняет откровенное учение и священную историю». Перевод Септуагинты стал основой для ряда других древних переводов Ветхого завета и позже для славянской библии и отчасти для русского синодального перевода.
Следует сказать, что еще раннехристианские богословы использовали некоторые неточности в переводе Септуагинты в своих догматических интересах. Так, упоминаемое в евангелиях (Матф. 1:22,23; Лука 1:31) известное место из книги пророка Исайи (7:14) в Септуагинте переведено неточно как «дева… родит сына». Еврейское слово алма, означающее собственно молодая женщина, неудачно передано в переводе греческим словом партенос (дева), в смысле девственница. И христианские авторы не преминули использовать это место как пророческое о непорочном зачатии Иисуса, хотя пророк VIII в. до н. э. Исайя вовсе не имел в виду ни непорочного зачатия, ни Христа, сына божия. Еврейское слово мессия, точнее машиах (помазанник) перевели греческим христос, что тоже помазанник или лучше помазанный — это страдательное причастие от глагола хрио (мазать), и это дало христианам возможность отнести целый ряд мест в Ветхом завете, в которых упоминаются разные «помазанники», в качестве «пророчественных» к Иисусу Христу; например, именно в таком смысле были истолкованы стихи 9:25,26 из Книги Даниила, хотя они также никакого отношения к Иисусу не имеют.
Поскольку Септуагинта стала, таким образом, использоваться в интересах христианской религии, иудейские законоучители предпочли позже создать другой, более близкий к еврейскому тексту перевод Ветхого завета на греческий язык. Такой перевод осуществил в первой четверти II в. Аквила (или Акила). Этот перевод до нас полностью не дошел, сохранились только отрывки. Судя по ним, Аквила старался в своем переводе достигнуть максимальной близости к оригиналу, даже буквализма, вплоть до сохранения числа и порядка слов еврейского текста. Естественно поэтому, что перевод Аквилы много потерял в литературном отношении, но зато выиграл в точности. Между прочим, имя Яхве, которое Септуагинта передала через кюриос, Аквила вовсе не стал ни переводить, ни даже транскрибировать. Он просто изобразил это имя греческими буквами, похожими по написанию на соответствующие еврейские: получилось бессмысленное слово, нечто вроде П I П I. Чтобы не дать оружия в руки христиан, Аквила перевел слово мессия не как христос, а причастием от другого греческого глагола со сходным значением — элеймменос, а для алма из пророчества Исайи нашел более правильный перевод — неанис (молодая женщина, юница). За все это христианские «отцы церкви» возненавидели Аквилу и, хотя при нужде пользовались его переводом, не уставали проклинать переводчика.
После Аквилы во второй половине II в. вышли еще два перевода: Феодотиона и Симмаха. Феодотион частично воспроизвел текст Септуагинты, но его перевод стоит значительно ближе последнего к дошедшему до нас еврейскому тексту. В литературном отношении перевод Феодотиона выше перевода Аквилы. Позже христианские богословы дополнили ряд мест в Септуагинте, которых недоставало по сравнению с еврейским текстом, из перевода Феодотиона.
Третий переводчик Ветхого завета на греческий язык — Симмах — также использовал переводы своих предшественников — Септуагинту и Феодотиона, стремясь, однако, исправить их в стилистическом отношении. Тем не менее, этот перевод зачастую очень приблизителен и местами сбивается на вольный пересказ.
В III в. один из «отцов церкви» — Ориген — произвел пересмотр Септуагинты, сверив греческий перевод с еврейским оригиналом. В IV в. подобную же работу предприняли независимо друг от друга Лукиан в Антиохии и египетский епископ Гезихий (Исихий) в Александрии. В результате христианский мир получил три версии Септуагинты, довольно значительно расходящиеся между собой, из которых лукиановская была принята в Антиохии и Константинополе, гезихиевская (или александрийская) распространилась преимущественно в Египте, а оригеновская — в Палестине.
Распространение христианства в Италии и в других странах, где жили люди, говорившие по-латыни, обусловило переводы библии на латинский язык. Первые такие переводы появились, по-видимому, еще в конце I — начале II в., и в них книги Ветхого завета переведены не с еврейского оригинала, а с греческой Септуагинты, поэтому их называли «Септуагинта по-латыни». Латинский перевод библии называли ещё Вульгатой, что означало народный, общедоступный: дело в том, что официальным церковным языком в Италии первое время был греческий, понятный не для всех. Впоследствии название Вульгата перенесли на другой латинский перевод библии, сделанный около 400 г. известным «отцом церкви» Иеронимом. А еще позже — на перевод, принятый католической церковью на Тридентском соборе в качестве канонического и имевший в своей основе тот же текст Иеронима.
Так как первые латинские переводы были очень несовершенны, содержали множество ошибок и искажений, то в конце IV в. римский папа Дамасий поручил Иерониму пересмотреть и исправить по греческому тексту наиболее распространенный в то время латинский перевод. Иероним выполнил это поручение сперва по книгам Нового завета. Книги же Ветхого завета Иероним решил перевести на латинский язык непосредственно с оригинала — еврейской библии. Для этого он специально изучил еврейский язык и в течение последующих 15 лет перевел почти все книги Ветхого завета, закончив работу в 405 г.