Что подразумевалось под «скромными мерами», стало ясным в скором времени. Весною 1825 г. по распоряжению духовного начальства несколько тысяч недавно отпечатанных экземпляров русского перевода Пятикнижия сожгли в печах кирпичного завода.
12 апреля 1826 г. рескриптом Николая I (к этому времени Александр I уже умер) Российское библейское общество было закрыто, а перевод библии приостановлен.
Настолько сильны были опасения реакционного руководства русской православной церкви, что, получив в руки библию, «всякий сделается сам себе толкователем», что Святейший синод, в остальном весьма мало считающийся с мнением патриархов восточных церквей, в этом вопросе решил опереться и на их авторитет. В архивах синода были отысканы так называемые «Патриаршие грамоты», относящиеся еще к началу XVIII в. В этих грамотах, адресованных от «святейших патриархов восточно-католической церкви Святейшему всероссийскому синоду», о чтении библии было сказано следующее:
«Всякому благочестивому позволяется слушать писание, дабы веровать сердцем в правду и устами исповедывать во спасение, но не всякому позволяется без руководства читать некоторые части писания, особливо Ветхого завета. Без разбору позволять неискуссным чтение священного писания то же значит, что и младенцам предложить употребление крепкой пищи». Патриаршие грамоты были специально отпечатаны и разосланы по всем духовным учебным заведениям, каждый оканчивающий их будущий «духовный пастырь» должен был получить вместе со свидетельством об окончании экземпляр патриарших грамот — «для сведения и руководства».
К этому же времени относится и еще одна попытка поднять авторитет славянской библии и вместе с тем защитить ее от критического отношения со стороны «толкователей по собственным понятиям». В 1844 г. обер-прокурор Святейшего синода Н. А Протасов обратился к царю Николаю I как к верховному главе русской православной церкви с предложением объявить текст славянской библии «самодостоверным» и «богодухновенным», наподобие того, как католическая церковь поступила в отношении текста Вульгаты. Но когда Николай I передал это предложение на рассмотрение Святейшего синода, то три «первенственных» члена его, три митрополита, отклонили предложение Протасова. Мотивы отклонения впоследствии вполне откровенно объяснил московский митрополит Филарет (Дроздов): подобный акт привел бы к «затруднениям и запутанностям, которые в сем случае были бы те же или еще большие, нежели какие в римской церкви произошли от провозглашения самостоятельным текста Вульгаты».
Филарет, несомненно, имел в виду общеизвестный факт, что Тридентский собор, объявивший Вульгату «доподлинной» и «боговдохновенной», вынужден был туг же в своем постановлении фактически допустить возможность дальнейших исправлений в ее тексте и тем самым вопреки всякой логике признал в «самодостоверном» тексте наличие испорченных мест. И на самом деле, после Тридентского собора в последующие издания Вульгаты было внесено множество исправлений. Точно так же в славянской библии, и это хорошо знал каждый православный богослов, испорченных мест было не меньше, чем в Вульгате.
Если бы предложение Протасова прошло, это, конечно, сильно затруднило бы решение вопроса о переводе библии на русский язык, а, может быть, даже сделало его вообще невозможным для русской церкви. Перевести на понятный язык множество темных и лишенных всякого смысла мест славянской библии представлялось практически невозможным. Перевод неминуемо должен был существенно отличаться от «достоверного» славянского текста. Следовательно, если бы славянский текст провозгласили единственно правильным, «подлинным» и вполне достоверным, то переводу на русский язык церковь никак не могла бы дать своего благословения. Филарет, который как раз принадлежал к числу сторонников такого перевода, это прекрасно понимал.
Понимал это и автор анонимной статьи «О переводе святого писания», представленной в синод и содержавшей развернутую аргументацию против издания русского перевода библии. Автор статьи предвидел возможность того, что в Россию могут попасть из-за границы западные переводы библии и даже сделанные там переводы на русский язык, но это его как раз не пугает: «Переводы, изданные в иных землях, конечно, при всей осторожности, могут проникнуть в Россию. Но ежели мы не будем иметь своего перевода, благословенного и принятого церковью, тогда каждому будет ясно, что русский перевод составлен не по благословению церкви и ему верить нельзя. По крайней мере, пастыри церкви, встретив такой перевод у мирян, могут отобрать его как незаконный».
Превращение славянской библии в православную Вульгату так и не состоялось. Вопрос о переводе библии на русский язык продолжал оставаться предметом ожесточенных споров и обсуждений.
Между тем, несмотря на все препоны и рогатки со стороны церковного руководства, в Россию все чаще проникали из-за границы переводы библии на западные языки — английский, французский, немецкий, а русских людей, владевших этими языками, было немало, и они проявили несомненный интерес к переводам. Стали появляться также русские переводы библии, сделанные в самой России, но без ведома и санкции церкви. Они, к немалому соблазну верующих, значительно расходились с текстом церковнославянской библии. Особенно большой скандал получился с переводом протоиерея Герасима Павского.
Переводы Г. П. Павского
Герасим Петрович Павский в 1814 г. закончил курс обучения в Петербургской духовной академии. Еще будучи студентом, он обратил на себя внимание блестящими способностями, и после выпуска в степени бакалавра был оставлен на преподавательской работе в академии. В 1818 г. он уже профессор древнееврейского языка Петербургской духовной академии, а через год — профессор богословия в Петербургском университете, а еще через два года, в 1821 г., Павскому присвоили степень доктора богословия. Его блестящая карьера увенчалась назначением в 1826 г. законоучителем, то есть учителем «закона божия», наследника престола и великих княжен; он стал, таким образом, придворным протоиереем.
В должности законоучителя царских детей Павский пробыл десять лет. А в 1836 г. он был отставлен не только от этой должности, но и от преподавательской деятельности в духовной академии. Причиной послужил донос митрополита московского Филарета, давшего злобный и уничтожающий отзыв о содержании лекций, читанных Павским наследнику престола, и о вышедшей в 1834 г. книге Павского «Христианское учение в краткой системе по предварительным понятиям о религии, откровении и Библии». Филарет обвинил Павского в протестантских воззрениях. Павский не остался безответным. «Протоиерей Г. П. Павский, — пишет биограф Филарета Н. В. Сушков, — …написал в свою защиту очень дерзкие, изворотливые и неразумные выражения… Тетради его ходили по рукам как образец великого подвига со стороны младшего говорить неуважительно и резко со старшим… Павский был удален. Его заместил по указанию Филарета Бажанов».[65] А. С. Пушкин, узнав об отставке Павского, записал в своем дневнике: «Филарет сделал донос на Павского, будто он лютеранин. Павский отставлен от великого князя. Жаль умного и доброго священника».[66] За Павским оставили малозначительную должность протоиерея Таврического дворца.
Превосходное знание Павским ряда новых и древних языков, в том числе древнееврейского и древнегреческого, побудило руководство Академии поручить ему, по заданию Российского библейского общества, сперва в 1816 г. перевод на русский язык Евангелия от Матфея — с греческого, а несколько позже, в 1821 г., перевод Псалтыри — с древнееврейского. Уже в этих переводах обнаружились существенные расхождения во взглядах Павского и его духовного начальства на характер перевода библии. В то время как Павский настойчиво добивался в своем переводе возможной точности и близости к оригиналу, церковные власти, как известно, руководствовались совсем иными соображениями: интересами православной догматики. И хотя в ряде случаев Павскому так и не удалось добиться согласия на внесение нужных поправок, все же сделанные им переводы вызывали резкие нападки. Один из противников протоиерея писал: «Переводы священником Павским книг Ветхого завета… так искажены, что должны будут непременно показать славянский текст совсем обезображенным, уронить уважение к святым прелагателям его». Разумеется, Павский вовсе не ставил перед собой подобной цели.
После того как Библейское общество было закрыто, а предпринятый им перевод библейских книг приостановлен, Павский на занятиях со студентами Петербургской духовной академии на протяжении ряда лет делал перевод книг Ветхого завета с древнееврейского языка на русский, причем перевод свой Павский сопровождал историко-филологическими комментариями. Таким образом, Павский за время преподавания в Академии перевел почти все книги Ветхого завета. Студенты же, как это обычно делалось в прошлом и делается теперь, записывали и перевод, и объяснения своего наставника. До поры до времени это ни в ком не вызывало никаких подозрений.
Но в 1838 г., уже после увольнения Павского из Академии, нескольким предприимчивым студентам пришла в голову мысль собрать и обработать лучшие записи лекций Павского и размножить их литографским способом, чтобы таким образом получить нужное учебное пособие, а для покрытия расходов часть тиража пустить в продажу. Несомненно, инициаторы этого дела понимали небезопасность его, потому что, хотя с самого начала предполагалось продавать литографированный перевод только студентам и преподавателям духовной академии, но, кроме того, с каждого покупателя бралась подписка не давать и не посылать перевод никому из лиц светских, из духовных лиц показывать и передавать только профессорам и учителям семинарий, а литографирование держать в тайне.
После первого тиража последовали еще два. Всего с 1838 по 1841 г. было отлитографировано и распространено в общей сложности около 500 экземпляров перевода Ветхого завета, но, как обнаружилось впоследствии, этот перевод Павского получил распространение среди преподавателей и студентов не только Петербургской, но и Московской и Киевской духовных академий, а также среди некоторой части петербургского и провинциального духовенства и даже мирян, причем не только в литографированном виде, но и в рукописных копиях с него. Сохранить дело в тайне не удалось.