Библия 1956 г.
Православный богослов Б. И. Сове отмечал: «Конечно, со стороны церковной власти и миссионеров полемистов со старообрядцами не было недостатка в попытках доказать совершенство исправленного текста и его превосходство над старопечатным. Но беспристрастный анализ новоисправленных книг, которыми русская церковь и славянские балканские церкви пользуются до сих пор, сравнительное изучение их с греческими и старопечатными книгами, последние работы русских историков и литургистов в начале XX в. установили новые факты, неизвестные даже корифеям русской исторической науки… и показали дефекты справы».[79] Некоторые недостатки «справы» были известны, как мы знаем, и самим справщикам XVII и XVIII вв. А в середине XIX в. тот же митрополит Филарет киевский, который столь яростно выступал против перевода библии на русский язык, в письме к обер-прокурору Святейшего синода А. П. Толстому предлагал, «оставив навсегда неприкосновенным основной текст славянского перевода… позаботиться о том, чтобы при новых изданиях Библии вводить некоторые частные исправления в тех местах, которые в самом деле особо невразумительны, заменяя одни слова и даже целые выражения другими яснейшими и точнейшими». Филарет даже сам указал ряд таких мест, требовавших исправления.
Однако, в целом руководство русской православной церкви решительно выступало против того, чтобы вносить новые изменения в уже одобренные ею тексты славянской и русской библий и в тексты богослужебных книг вообще. Типичной в этом отношении была позиция, занятая крупнейшим в свое время православным авторитетом, известным уже нам московским митрополитом Филаретом (Дроздовым). Вот как охарактеризовал ее протоиерей А. Невоструев в частном письме своему брату: «Митрополит Филарет, напуганный прицепками бестолковой старины, стал слишком осторожен и даже робок… и начал смотреть сквозь пальцы на нелепости наших богослужебных книг… Он проводит охранительно-консервативную политику, проявляя сдержанно-холодное отношение к делу книжной справы».[80] А Филарет, по существу, направлял богословскую политику русской православной церкви в течение сорока лет — до конца 60-х годов XIX в.
«Общеизвестные недостатки богослужебных книг… и необходимость их исправления почти не интересовали русскую церковную иерархию, — пишет Б. И. Сове, — а в тех случаях, когда в этом направлении предпринимались какие-то слабые попытки, они, как правило, сводились на нет». Например, после смерти Филарета (Дроздова) при его преемнике Иннокентии (Вениаминове) в 70-х годах XIX в. был даже образован Комитет по использованию богослужебных книг по поводу усмотренных в них опечаток и неудобопонятных речений. Этот комитет проделал некоторую работу и результаты ее в 1880 г. передал в синод. Синод, в свою очередь, создал Комиссию по рассмотрению предложенных комитетом исправлений, причем предусматривалось, что деятельность синодской комиссии будет проходить в обстановке глубокой секретности. За последующие пять лет, до 1885 г., комиссия синода рассмотрела исправления к текстам четырех евангелий и на этом ее работа была вообще прекращена.
Между тем славянская библия стала все больше привлекать к себе внимание не только богословов, но и филологов-славистов как ценный источник для изучения ранних этапов в развитии славянского языка и письменности. В 1903 г. профессора Варшавского университета на съезде русских филологов-славистов подняли вопрос о научном издании славянской библии. Решено было действовать через Российскую Академию наук. Академия в том же году обратилась с ходатайством к синоду «о полном научном издании славянского перевода книг Ветхого завета по древнейшим существующим рукописям» на средства синода. Синод своего согласия не дал.
В последующие годы синоду представили еще три проекта организации подобного издания, и все три были отклонены.
В 1911 г. состоялся Всероссийский археологический и археографический съезд в Новгороде, который в своей резолюции записал: «Просить Синод принять на себя труд научного издания славянского библейского текста для целей и потребностей славянской филологии, в частности, для истории славянского языка». С таким же ходатайством обратился в синод и ученый совет Петербургской духовной академии. По поручению ученого совета профессор академии И. Е. Евсеев составил «Записку о научном издании славянского перевода Библии и проект означенного издания». В «Записке» отмечалось, что «Елизаветинское издание славянской Библии решительно устарело для настоящего времени… Вышедшая из рук исправителей петровского и елизаветинского времени, она по составу и характеру своего текста весьма значительно отстала от тех требований, какие вправе предъявить к ней запрос даже не ученого читателя… Органический недостаток этого издания состоит в том, что оно представляет искусственное сочетание разнообразных текстов Библии, греческих и в особенности латинских текстов неодинакового научного достоинства, случайных и неавторитетных по происхождению, нередко спорных и даже неприемлемых».[81] Автор «Записки» с сожалением констатировал, что это «неполноценное» издание «окончательно вытеснило из церковного употребления остатки древнего драгоценного перевода святого первоучителя Кирилла». Первоочередной задачей И. Евсеев считал восстановление по древним рукописям первого славянского перевода библии. Задача эта была очень нелегкой. В проекте предполагаемого научного издания славянской библии указывалось, что работа по подготовке его займет 50–60 лет, а расходы должны составить сумму в 75 682 руб. 80 коп., по 1261 руб. в год. В «Записке» содержалась просьба к синоду принять на себя хотя бы половину этих расходов — 686 руб. в год, остальные пойдут из других источников.
Но даже мнение такого известного специалиста, как И. Е. Евсеев, автора многих работ по истории славянской библии и профессора духовной академии, мало повлияло на высшую духовную иерархию. Синод продержал проект научного издания славянской библии без движения три года. И только в 1914 г. принял половинчатое решение — учредить при Петербургской духовной академии особую «Библейскую комиссию» с задачей научного издания библии в ее основных изводах по лучшим славянским рукописям. В начале 1915 г. комиссия была, наконец, составлена. На этот раз в нее вошли не только профессора духовных академий, но и специалисты по богословию и древним языкам из университетов, слависты и византологи.
Уже в первом отчете о деятельности Библейской комиссии за год ее существования ее непременный секретарь и вдохновитель И. Е. Евсеев с грустью констатировал, что дальше подготовительных шагов у комиссии дело не пошло, по причине, как указывалось в отчете, «недостатка внимания и некоторой холодности к этому делу высшей церковной власти». Святейший синод, который должен был на первых порах финансировать деятельность комиссии, как и следовало ожидать, проявил к этому все то же «сдержанно-холодное» отношение, и поэтому, как отметил составитель отчета, «комиссия покамест почти не может оплачивать своих сотрудников».
Библейская комиссия занималась не только славянской библией. Ее интересовали также вопросы, связанные с Синодальным изданием.
31 января 1916 г. состоялось торжественное собрание Библейской комиссии, посвященное столетию с того времени, как библию начали переводить на русский язык. На собрании, где присутствовала вся верхушка русской православной церкви, И. Е. Евсеев произнес, можно сказать, «программную» речь. Он коротко изложил историю русского перевода библии на ее различных этапах, причем высоко оценил деятельность Российского библейского общества, а закрытие последнего и прекращение печатания составленных по поручению общества переводов охарактеризовал как «прискорбную историческую ошибку». Резко осудил И. Е. Евсеев попытку обер-прокурора синода Н. А. Протасова в середине XIX века превратить текст славянской библии в единственно допустимый для православных и ограничить возможность самостоятельного чтения и изучения верующими библии; еще резче Евсеев отозвался о гонении, которому подверглись за свои переводы Ветхого завета на русский язык Г. П. Павский и Макарий (Глухарев). «Дело Павского, — сказал И. Е. Евсеев, — длившееся четыре года, подняло на ноги всю иерархию… вызвало темные силы доносителей, и при чтении его, например, в митрополичьем архиве получается впечатление, будто находишься в душной атмосфере политического сыскного отделения, а не научного или духовно просветительного расследования».
В то же время И. Е. Евсеев дал критическую оценку и самому переводу Синодального издания. Указав, что этот перевод был сделан в то время, когда русская библиология находилась в самой начальной стадии своего развития, и многие вопросы, связанные с переводом, для русских исследователей были еще не вполне ясны, Евсеев прямо заявил, что переводчики XIX в. «отстали даже от языка и понятий своего времени» и в результате «потеряли одно из необходимых условий для влияния перевода на современное и последующие поколения». «Устарел для настоящего времени и русский перевод синодального издания Библии», — отметил И. Евсеев, указав в качестве, — «самого существенного недочета перевода, важного и в практическом отношении… отсталый сухой язык перевода».
И. Е. Евсеев следующим образом определил работу по улучшению русского перевода библии.
Во-первых, изменение канонического состава русской библии. Отражая, очевидно, не только свои личные взгляды, определившиеся еще ранее, но и взгляды Библейской комиссии в целом, И. Е. Евсеев рекомендовал отказаться от включения в состав православной библии неканонических книг. Как известно, эти последние не входили в состав кирилло-мефодиевского перевода и были включены в состав православных переводов библии — славянского, а впоследствии и русского, после издания Геннадиевского свода, в конце XV в., и при этом, как считал Евсеев, вследствие прямого «насильственного» влияния католицизма. Протестанты не включают в свои библии этих книг. В Синодальный русский перевод они были введены.