В предисловии к одному из своих переводов Иероним заверяет, что он «исследовал все греческие версии, но ни в чем не изменил еврейской истине». Действительно, перевод Иеронима в большей своей части достаточно близко соответствует еврейскому оригиналу. Но только до тех пор, пока не затрагивалась христианская догматика. В этих случаях «блаженный» переводчик там, где это было выгодно, предпочитал Септуагинту, а в некоторых местах не гнушался и прямой подтасовкой. Так, он перенес из Септуагинты в свой латинский текст слово Христос (помазанник) без перевода, так что читатель, не знавший греческого языка и, следовательно, истинного значения этого слова, должен был воспринимать его <как> имя собственное. Сохранил Иероним и «деву» Исайи (7:14), переведя это слово латинским вирго, которое, как и греческое партенос в переводе Септуагинты, имеет смысл девственница, совершенно чуждый оригинальному еврейскому тексту. Может быть, одним из наиболее ярких примеров, когда смысл оригинала сознательно искажался в интересах христианской догматики, является перевод Иеронимом стиха 3:18 из книги пророка Аввакума. В еврейском тексте стоит: «Я буду радоваться о Яхве и веселиться о боге спасения моего». Иероним воспользовался сходством в еврейском языке между словом спасение и именем Иисус и передал вторую половину стиха как «…веселиться о боге Иисусе моем» (in Deo Jesu meo), приписав, таким образом, древнему пророку VII в. до н. э. веру в бога Иисуса Христа.
Некоторые христианские богословы, современники Иеронима и более поздние, сначала признали перевод Иеронима еретическим за его отклонения от Септуагинты. Но с течением времени руководство западной церкви по заслугам оценило догматические выгоды перевода и приняло его для богослужебного пользования. Много позже, на Тридентском соборе 1546 г., латинский перевод Иеронима был объявлен «богодухновенным» и имеющим достоинство «подлинного» и «совершенно достоверного». Он стал канонической библией католической церкви. Но и до этого, и после Тридентского собора в «подлинный» текст было внесено переписчиками и разного рода «исправителями» великое множество искажений как бессознательных, так и сознательных. Поэтому католическую Вульгату отнюдь нельзя считать точным воспроизведением Иеронимовского перевода.
Глава 2Кирилло-Мефодиевскаяславянская библия
Первые переводы библейских текстов на славянский язык появились в Византии в середине 60-х годов IX в.
В эти десятилетия особенно обострилось соперничество между двумя главными ветвями в христианстве — западно-христианской, или римской, церковью, признававшей своим единственным верховным главой римского папу, и восточно-христианской, делившейся на несколько патриархий: Иерусалимскую, Антиохийскую, Александрийскую и Константинопольскую. Наиболее влиятельной из этих патриархий была Константинопольская, но именно в ней церковь находилась в особой зависимости от светской власти, а константинопольский патриарх был послушным орудием в руках византийского императора. Религиозные интересы в Византии тесно переплетались с политическими. Византийские императоры мечтали о возрождении могущественной Римской империи под своей эгидой. Фотий, ставший в 857 г. константинопольским патриархом, активно поддерживал эти замыслы и вместе с тем добивался объединения и подчинения всех восточных патриархий под властью константинопольской.
Между римской и византийской церквами шла борьба за первенствующую роль в христианском мире и за сферы влияния. К началу IX в. народы Западной Европы почти все уже приняли христианство по римскому обряду. Но еще оставался вне крещения мощный массив славянских народов, населявших земли на Балканах, по Дунаю и далее на север и на восток — славянскую Русь. Здесь скрестились противоборствующие интересы Рима и Константинополя.
В первой половине IX в. на среднем течении Дуная сложилось крупное Великоморавское славянское княжество. Однако независимость этого раннеславянского государства находилась под постоянной угрозой со стороны его могущественного соседа — Германского королевства. Великоморавским князьям приходилось вести с ним упорную и трудную борьбу. В эти же десятилетия к моравским славянам стала проникать христианская религия. Она представляла большой интерес для моравской феодальной знати. У славян складывалось классовое феодальное общество, и языческие верования, связанные с первобытнообщинными отношениями, уже не могли удовлетворять феодальную верхушку, которая нуждалась в религии, способной упрочить ее власть. Христианство с его учением о богоустановленности общественного неравенства, христианство, освящавшее своим авторитетом господство эксплуатирующих классов и призывавшее эксплуатируемые классы к покорности и смирению, лучше отвечало интересам феодалов.
Моравия приняла христианство по западному, римскому обряду от немецких миссионеров. Но вместе с новой религией в эти славянские земли двинулось немецкое духовенство. Христианская церковь, таким образом, стала проводником германского влияния в Великоморавском княжестве.
Моравские князья понимали опасность такого положения, и, конечно, с этим связано обращение в 862 г. князя Ростислава к византийскому императору Михаилу III с просьбой прислать в Моравию греческого епископа и священников. Цель здесь была прежде всего политическая — нужно было создать противовес немецкому духовенству и немецкому политическому влиянию в Моравии.
Если моравский князь был заинтересован в религиозном и политическом сближении с Византией, для того чтобы укрепить свои позиции в борьбе против немецких феодалов, то и византийское правительство и константинопольская патриархия были, со своей стороны, не менее заинтересованы в ограничении германского продвижения на восток и в усилении собственного влияния в крупнейшем славянском государстве Подунавья.
В 865 г. Болгария, другое раннефеодальное славянское государство на Балканах, приняла от Византии христианство по восточному обряду. А еще год спустя упомянутый выше константинопольский патриарх Фотий в своем «окружном послании» объявил, будто не только болгары, но и «русы», то есть, очевидно, славяне Киевской Руси, «переменили нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную христианскую веру».[7] Хотя это заявление Фотия не совпадает с исторической действительностью, оно, несомненно, отразило далеко идущие планы Византии: распространить свое духовное господство на весь славянский мир.
Следует иметь в виду одну особенность, отличавшую миссионерскую практику византийской церкви от западно-христианской. Западно-христианское духовенство, следуя римскому обряду, как правило, признавало для богослужения только латинский язык, язык Вульгаты. Византийская церковь не только разрешала своим миссионерам в негреческих странах, как и местному духовенству, проводить богослужение на языке страны, но даже поощряла эту практику, что, естественно, создавало более благоприятные условия для распространения новой религии среди широких масс населения и составляло значительное преимущество восточно-христианского миссионерства.
Византийское правительство с готовностью откликнулось на обращение князя Ростислава. В 864 г. в Моравию прибыла из Константинополя церковная миссия во главе с двумя братьями — Константином (Кириллом) и Мефодием.
Еще до отправления миссии в Моравию перед константинопольской патриархией должна была встать очень важная проблема. Полностью перевести богослужение на язык местного населения было невозможно, пока не существовало перевода на этот язык Священного писания, поскольку значительная часть литургии состояла в зачитывании избранных мест из библии, главным образом из книг Нового завета, но также некоторых ветхозаветных, в особенности из Псалтыри. Перевод библии на славянский язык стал актуальной задачей, и задача была очень непростой не только потому, что славяне до этого времени, по-видимому, не имели разработанной письменности, но и по той причине, что такой перевод предполагал введение в оборот славянского языка множества новых слов для выражения новых понятий религиозного и философского, государственного и общественного значения.
Решение подобной задачи было явно не по плечу рядовому переводчику. Для этого требовался человек, который, помимо превосходного знания двух языков, обладал бы еще очень широким общим филологическим кругозором и самой разносторонней образованностью. И патриарх Фотий, будучи сам очень образованным человеком, сумел подобрать подходящего человека. Им оказался Константин Философ, а помощником в переводе библии на славянский язык стал его брат Мефодий.
Впоследствии Константин, постригшись в монахи, принял имя Кирилл. Он и Мефодий были греками, родившимися и выросшими среди славянского населения Македонии в городе Солуни (позже Салоники).
Север Балканского полуострова еще в VI в. стал заселяться славянами. Один из районов Македонии, по реке Брегальнице, получил даже название Славиния.
По свидетельству древнего источника, греки, жившие в Солуни, «все знали славянский язык». Константин и Мефодий, по-видимому, тоже с детства владели славянским языком наряду с греческим. Кроме того, Мефодий уже в зрелом возрасте в течение ряда лет занимал должность правителя Струмской области, заселенной почти сплошь славянами, что, несомненно, помогло ему еще лучше освоить их язык.
Оба брата получили в Константинополе прекрасное образование, особенно Константин, о котором источник сообщает, что он, помимо греческого и славянского языков, знал также латинский, древнееврейский и арабский. По окончании учения Константин стал библиотекарем, а затем преподавателем философии.
Еще в Византии, скорее всего именно в связи с порученной ему миссией, Константин приступил к переводу на славянский язык библии, применяя при этом письменные знаки, изобретенные им же самим на основе греческих букв и приспособленные к славянскому языку. Впрочем, в этот период Константин (один или в сотрудничестве с Мефодием), по-видимому, перевел лишь небольшую часть библии: в основном тексты, которые читались в церкви при богослужении.