Прибыв в Моравию, братья сразу же столкнулись с сильнейшим сопротивлением немецкого духовенства, имевшего все основания опасаться, что усиление византийского влияния отрицательно отразится как на их авторитете, так и на доходах.
Кирилл и Мефодий первое время вели богослужение на греческом языке, но библия при этом читалась уже по-славянски. И это дало повод немецкому духовенству обвинить Константина и Мефодия в ереси и отступничестве. Мотивы выдвигались следующие: поскольку надпись на кресте, на котором распяли Христа, была только на трех языках — еврейском, греческом и латинском, то только на этих трех языках и подобает воздавать хвалу богу, только они и достойны Священного писания.
Солунские братья не отступили, хотя им пришлось претерпеть немало бедствий, а Мефодий, вызванный на собор немецких епископов в Баварию, подвергся даже побоям и был посажен в темницу, где и просидел около двух лет; Кирилл к этому времени уже умер — в 868 или 869 г.
Между тем Рим, опасаясь, как бы окончательно не упустить из-под своего влияния моравских христиан, принял некоторые меры. Папа Андриан посвящает Мефодия, выпущенного из неволи, в высокий сан архиепископа Моравии и Паннонии, а Иоанн, преемник Андриана на папском престоле, подтверждает это посвящение и даже разрешает проводить в Моравии богослужение на славянском языке. В это же время Мефодий обучил и посвятил в священники немало славян из местного населения.
В середине 884 г. Мефодий, как повествует дошедший до нас источник, удалившись от мирского шума, с помощью двух своих учеников-священников, умевших быстро писать, приступил к переводу с греческого языка всех книг библии. Эта работа продолжалась до смерти Мефодия в 885 г.
Несколько позже, в конце IX — начале X в., болгарский экзарх Иоанн в одном из своих сочинений сообщает: «Константин Философ… многы труды прия, строя письмена словенских къниг и от Евангелия и Апостола прелагая избор», а «Мефодий, брат его преложи вся уставные кънигы 60 от елинска языка, еже есть гръческ в словеньск».[8]
В числе переведенных книг Иоанн конкретно называет евангелия и Апостол: название Апостол применялось к сборникам из Деяний апостолов и Посланий апостолов. Как уже упоминалось, избранные, употребляемые при богослужении места из этих новозаветных книг перевел еще до отъезда в Моравию сам Константин, и они составили так называемые «апракосные» евангелие и Апостол: апракос в греческом — недельные. Тексты в них расположены по неделям, начиная с Пасхи. Вероятно, сокращенные переводы были доведены до полного состава новозаветных текстов Мефодием и его учениками и сотрудниками уже в Моравии, после смерти Кирилла.
Кроме того, на основании исторических источников можно с достаточной степенью уверенности полагать, что еще Кирилл, возможно совместно с Мефодием, полностью перевел Псалтырь и те тексты из ветхозаветных книг, которые также читались во время церковной службы: эти тексты вошли в сборник «Паримейник». В 15-й главе паннонского «жития» Мефодия сообщается, что он в последний год своей жизни (884–885) «от ученик своих посаждь дъва попы скорописця зело преложи в бръзе вься кънигы исплънь, разве маккавей, от грьчьска языка в словеньск, шестью месяц… Псалтырь бо бе тькъмо и Евангелие с Апостолом и избраными служьбами црькъвными с Философом преложил прьвее». Ряд исследователей ставят под сомнение эти сведения, считая, что в короткий срок — шесть месяцев — Мефодий со своими сотрудниками не смогли бы справиться с такой большой работой.
Однако остается до конца неизвестным, что еще было переведено солунскими братьями. Судя по сообщению Иоанна, они перевели «все шестьдесят уставных книг». Но это не могло означать всей библии, в которой по традиции греческой церкви насчитывалось семьдесят три книги, и даже без добавленных в Сегпуагинту — шестьдесят четыре. Как считал еще в начале XIX века митрополит Евгений (Болховитинов), крупный православный авторитет, «свидетельства о переводе всей библии Константином и Мефодием не подтверждены ни Нестором, ни Четь-Минеями в жизнеописании сих святых, ни остатками где-либо переводов их, которых и сам Иоанн не видал, а только слышал о них, как сам признается».[9]
В последующие сто лет разными исследователями неоднократно делались попытки методами филологического анализа доказать, что те или иные древнеславянские переводы Священного писания принадлежат кирилло-мефодиевской школе. Однако, рассмотрев эти попытки, А. В. Михайлов, известный исследователь древнерусской письменности и профессор Варшавского университета, пришел к довольно неутешительному выводу: «Исторические памятники (жития, показания ближайших современников эпохи Кирилла и Мефодия) свидетельствуют, что первоучители славян перевели на церковнославянский язык с греческого всю библию, кроме Маккавеев. Причем Кирилл и Мефодий вместе перевели только евангелие и Апостол (апракосы), Псалтырь и Паримейник, а все прочие библейские книги перевел после смерти брата (в 864 г.) Мефодий. Но так ли это? В настоящее время только относительно церковнославянского перевода евангелия, Апостола, Псалтыря и библейских отрывков, вошедших в Паримейник, можно с уверенностью сказать, что они восходят к эпохе Кирилла и Мефодия и дело их рук. Что касается других книг Священного писания и других ветхозаветных текстов, не вошедших в Паримейник, то об их отношении к литературной деятельности Кирилла и Мефодия наука до сих пор ничего определенного сказать не может». К этому выводу приходят некоторые ученые и в наши дни. Во всяком случае следует считать, что Кирилл, Мефодий и их сотрудники не перевели книги Маккавеевские, а также Юдифь, Товит, Премудрость Соломона и некоторые другие тексты, которые впоследствии, в XV в., были переведены с латинской Вульгаты.
Из анализа сохранившихся частей кирилло-мефодиевских переводов ясно, что книги Ветхого завета были переведены не с еврейского оригинала, а с лукиановской версии греческой Септуагинты.
После смерти Мефодия немецкому духовенству с помощью нового папы Стефана V удалось снова вернуться в Моравию и захватить церковную власть. Более того, католики добились, чтобы из страны были изгнаны грекославянские священнослужители. Часть последних бежала в Византию, а часть — в близкую Болгарию, захватив с собою священные писания на славянском языке.
В Болгарии, как уже говорилось, христианство восточного обряда в конце IX в. стало государственной религией. В это время Болгария переживала период политического и культурного расцвета, здесь появилась богатая литература, в значительной мере переводная с греческого и латинского языков. Известно, что при дворе болгарского царя Симеона (893–927) трудилась большая группа книжников и переписчиков, занимавшаяся переписыванием и переводами с греческого на болгарский язык богослужебных книг. Что касается библии, то болгарские книжники в это время уже имели, конечно, в своем распоряжении готовые славянские переводы Кирилла и Мефодия. Но все говорит за то, что эти переводы в Болгарии отнюдь не рассматривались как канонические. Болгарские переводчики не только пересматривали уже существовавшие переводы, сличая их с греческими оригиналами, но и самостоятельно, заново переводили с греческих списков. В этих «симеоновских» переводах библейских книг, пишет И. Е. Евсеев, «следует видеть именно самостоятельную редакцию, а не простое исправление текста».[10] Симеоновские переводчики постарались приблизить библейский текст в языковом отношении к болгарской речи, сделать его «более понятным для болгарского уха». Но не только в этом состояла, по мнению И. Е. Евсеева, особенность симеоновской редакции библии. Симеоновские редакторы, оказывается, использовали в качестве греческого оригинала иную, чем Кирилл и Мефодий, версию Септуагинты, — гезихиевскую вместо лукиановской. Чем это было вызвано? Совсем не научными и не богословскими соображениями. Евсеев считал, что Симеон отдал предпочтение не готовому переводу, сделанному с лукиановской версии, которая была текстом Великой Константинопольской церкви, а архаическому провинциальному тексту (гезихиевской версии, употреблявшейся в Александрийской церкви), поскольку Симеон, этот «царь болгар и греков», стремился обособиться от Константинополя и противостоял всепоглощающему византинизму. «Если мораво-паннонским племенам византийская струя при отдаленности их от Константинополя представлялась некоторого рода оплотом против романизма, то для соседнего с Византией Симеона эта полная тождественность его с Византией в основах христианского просвещения могла представляться залогом полного его слияния с царствующим Константинополем, полного поглощения его государственной самобытности. А ведь против этого направлены были все усилия болгарского князя».[11]
Переводческая деятельность южнославянских книжников не прекращалась и в дальнейшем. Далеко не всегда их работы были удачнее кирилло-мефодиевских. Поздние переводчики, замечает А. В. Михайлов, плохо знали греческий язык и нередко допускали грубейшие ошибки. Но они уже плохо знали и церковнославянский язык и были, пишет Михайлов, в «положении людей, которые переводят с чужого языка на чужой… Если к этому добавить торопливость в труде и небрежность, то станет вполне ясным, почему поздние болгарские переводы греческих и латинских книг крайне неясны, неправильны и буквальны до полной темноты текста».[12]
Глава 3Славянская библия на Pyси
Ранние переводы (X–XIV вв.)
Из упомянутого выше «Послания» константинопольского патриарха Фотия можно сделать вывод, что христианство стало проникать на Русь еще задолго до крещения Руси в 987 г. Среди дружинников Игоря имелось, по свидетельству Повести временных лет, немало христиан, и в Киеве действовала христианская церковь, где совершались богослужения и приносилась присяга, «ибо многие варяги и хозары были христианами». Христианство исповедовали мать Владимира и его воспитательница Ольга, а из пяти «законных» жен язычника Владимира, по крайней мере, четыре были христианками. Немало христиан проживало до крещения Руси и в Новгороде, где действовала церковь Преображения господня.