[44].
Антагонизм манихейства не был привязан исключительно к христианству. Манихейское учение распространялось на широком пространстве от Испании до Китая, модифицируясь всякий раз применительно к сюжетно-мифологической канве каждой из религий. В этом смысле манихейство являлось первой глобальной ересью, противостоящей не отдельно взятой религиозной традиции – христианской, исламской, индуской, а традиционализму в целом[45].
Свои аналоги манихейской биофобии обнаруживаются и в русском сектанстве. Близким к нему в этом плане оказались, в частности, определенные направления хлыстовства. С точки зрения А. С. Ахиезера, «в русской культуре постоянно шла борьба между манихейской и антиманихейской линией» [46]. Квазиманихейство, как антагонизм материи и духа, определял в значительной мере религиозные истоки революционного движения в России. Полемика в РПЦ между линиями нестяжателей и иосифлян также соотносились с вызовом манихейского дуализма. Победа иосифлянского направления означала утверждение модели иерархичности форм жизни, в противовес их антагонизации[47].
Истории борьбы с еретичеством в плане кристаллизации витального подхода весьма назидательна. Основной вывод из нее состоит в деструктивности антагонизменного противопоставления друг другу различных форм жизни (в данном случае духовной и биологической). Даже выбор в пользу более совершенной сферы бытия, при отрицании иных, более низких, ведет на практике к деструкции всей витальной системы. Этот вывод имеет прямое отношение к вопросу управления сложными социальными системами. Духовное в человеческом сообществе должно, безусловно, доминировать над материальным. Но исключительно на одной духовности ни одна социальная система построена быть не может. Попытки такого построения неизменно оборачивались кровавыми драмами, а по сути, превращением духовного императива в свою противоположность. Следовательно, речь должна идти о расчете оптимума сочетания биологического, разумного и духовного уровня жизни.
Религия вместе с тем выдвинула и своеобразный ориентир нетелесной в человеческом смысле духовности. Персони-фицировано она была представлена образом ангела.
Ангельская сфера занимала промежуточное положение между миром человеческим и Божественным. Через нее осуществлялось таинство сопряжения реальностей Творца и Творения.
Ангелы есть дух без телесной оболочки. Они изображались подвижными, крылатыми, бесплотными и невесомыми существами. Ангелов уподобляют огню, ветру и особенно свету. Из света состоят одежды ангелов. Согласно преданию, коптский монах Пахомий, введший для монахов уставную одежду, скопировал ее с одеяния явившегося ему ангела. По ряду библейских текстов, ангелы огневидны. В данном случае очевидно воздействие стоического учения о всепроникающем и животворящем духовном огне – «огненной пневме»[48].
Ангелология развивалась в форме гностико-платонического учения об эонах. Человек, по каббале, был создан как проекция или эманация ангельского духа. Поэтому духовное возвышение человека понималось как поиск в нем ангельского начала (ангеломорфоз)[49].
Ангельское бытие – это более высокая форма жизни. Это своеобразный ориентир для человечества. В православии он получил развитие в тематике апокалипсического преображения человека. Ряд людей святых праведников уже смогли достигнуть ангельского состояния, указывая на принципиальную возможность данной трансформации. Суть предстоящего преображения отцы церкви видели в «обожении» человека. Цитировались в связи с этим слова Плотина: «Цель человеческой жизни – не безгрешность, а обожение»[50]. Преображаясь, человек изменял свою природу, которая утрачивала атрибуты телесности. Соответственно, человечество в своей земной жизни должно идти в направлении «обожения», что выражается в усилении духовной стороны его бытия. В этом и состоит телеология христианской истории.
Воплощение Христа дало два смысловых аспекта бытия человека. Императивы «спасения души» и «обожения» имели между собой фундаментальное расхождение. Спасение души подразумевало освобождение от бремени «первородного греха», возвращение к эдемическому состоянию ветхозаветного Адама. Спасенная душа возвращалась в кущи первозданного рая.
Совершенно иные ориентиры устанавливает идея «обожения». Здесь уже речь идет не о проекции первочеловека, ветхозаветного Адама, а человека преображенного – Иисуса Христа[51]. Вместо обращения к исходному времени выдвигался футурологический ориентир. Отсюда казавшиеся загадочными слова Христа: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее»[52].
Характерно, что в западном христианстве идея преображения человека фактически нивелирована. Главная тема католической сотериологии – спасение души. Идея «обожения» получила развитие именно в православии. Особо значимый вклад в ее осмысление был привнесен святым Григорием Паламой, категорически отвергнутым на Западе[53]. И именно православная Россия брала, таким образом, на себя миссию цивилизационного утверждения задачи духовного преображения человечества.
Итак, выше человеческого есть еще ангельское бытие. Если быть точным, природа ангела тоже материальна, но материя в данном случае здесь иного рода, чем у человека. Применительно к человеческому бытию она определялась понятиями «разум» и «дух». Но ангел не тождественен Богу. Выше ангельского мира отцы церкви помещали иную (иногда и не одну) онтологическую сферу. Она в иерархическом плане занимала промежуточное положение между ангельским и Божьим бытием. Терминология ее обозначения варьировалась. Вероятно, чаще других использовалось понятие «мир света». Это еще одна неведомая человеку форма жизни.
Какая будет природа преображенного человека? Различные богословские тексты противоречат друг другу. Ясно, что «обожение» будет приближением к Богу, но, как подчеркивалось отцами церкви, не слиянность с ним.
Гностики vs хилиасты: дискуссия о спасении
Христианская церковь в средние века заняла, казалось бы, доминирующее положение в определении общественных умонастроений. Однако на этом фоне были сформулированы и фундаментальные мировоззренческие альтернативы. Оппонирование принимало форму ересей. Соответствующий раскол произошел по принципиальному для рефлексии христианства вопросу об антропологическом неравенстве. Критика, выражаясь современным языком, обнаружилась как слева, так и справа[54]. Особо активно на обоих полюсах религиозной альтернативы эксплуатировалась эсхатологическая тематика.
«Правая» альтернатива христианству концентрировалась на идее спасения избранных. Ее ядро составляло направление гностицизма. Гностики оппонировали христианской идее равенства человечества. Согласно гностическим учениям, люди не равны между собой не только социально, но и природно, что проистекает из дуализма мироздания.
В предвечном антагонизме в понимании гностиков находятся два начала бытия – Высочайший дух и материя. Духовная субстанция продуцирует из себя посредством эманации (истечения) множество эонов – световых сущностей, совокупность которых определяется понятием «плерома» (или пневма). Это мир ангелов. В отличие от мира людей, он нематериален. Человек же произошел в результате смешения духовного и материального начал. Один из нижних эонов, далеко отстоящий от своего источника Высочайшего духа, погружается в материю. Одухотворяя ее с одной стороны, он, с другой, становится пленником темной материальной субстанции.
Однако существуют разные степени погружения животворящего эона в материю. В соответствии с этими степенями существуют разные типы человека. Различие между ними определено космогонически. Представители высшего антропологического типа – пневматики существуют преимущественно в духовном (псюхе) и рациональном (логос) измерениях бытия. Эоническое начало в них доминирует над плотским. Им антропологически противостоят ги-лики – существа с материальной доминантой жизни. Спастись духовно могут только люди высших антропологических типов. Для гиликов в гностических представлениях спасение не предусмотрено.
Вместо всеобщего братства во Христе гностиками отстаивалась необходимость жесткой антропологической иерархии. У воспринявших традицию гностического дискурса катаров высший тип человечества представляют не люди, а облаченные в материальную оболочку ангелы. Принципиальной ошибкой, полагали они, является рассмотрение и тех и других как единое человечество. Люди-ангелы и люди-человеки имеют принципиально разные сущности. Принципиально различается ангелическая и человеческая онтология. Соответственно, и спастись могут только души людей-ангелов. Природа же большей части человечества сугубо греховна, а потому к спасению оно не предназначено. Пропуск в царство Божье оказывался антропологически ограничен[55]. Гностицизм являлся альтернативой интеллектуалов. Он апеллировал к особым тайным знаниям, противопоставляемым профанности обыденного бытия. Способность к восприятию этих знаний являлась признаком пневматиков. Гилики не могут мыслить иначе, чем в парадигме обыденности. Христианству ортодоксальному, с идеей равенства для профанов, гностики противопоставляли христианство эзотерическое.
Гностицизм включал в себя множество течений. Каждое из них имело свои особенности. При общности утверждения фундаментального неравенства человечества, различались версии антропологических иерархий. Так, в концепте Александрийской школы гностиков была широко представлена тема богоизбранного народа. В Сирийской школе она отсутствовала, зато развивались идеи об особом ант