Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики — страница 22 из 56

Русская княжна Евпраксия Всеволодовна, выйдя замуж за знаменитого императора Священной Римской империи Генриха IV, принуждалась супругом к участию в черных мессах, что побудило ее к бегству от мужа-сатаниста. Все названное позволяло православным мыслителям определять римскую церковь как «синагогу Сатаны», как главного антипода и злейшего врага истинного христианского мира[151].

В более поздние времена экуменизм Ватикана расценивается ревнителями святоотеческой традиции как попытка растворения христианского учения в некоем квазирелигиозном суррогате. Суть эйкуменизма выразил лжепророк из «Трех разговоров» Вл. С. Соловьева Аполлоний: «Accipio et approbo et laetificatur cor meum. Я такой же истинный православный и истинный евангелист, каков я истинный католик»[152]. Но сам Вл. С. Соловьев в диссонансе с традицией отечественной демонологии, выводившей Антихриста из лона католической церкви, видел залог успеха в борьбе с ним в объединении христианских конфессий.


Эсхатологический контекст политики

Андрея Боголюбского

К сожалению, за рамками исследовательского рассмотрения оказался факт соотнесения первого упоминания о Москве – 1147 год – с «предапокалиптическим временем». Град Москов, согласно Тверской летописи, был заложен Юрием Долгорукими в 1156 году.

Удивительно, что никто до сих пор не обратил внимания, что Андрей Боголюбский переносит столицу из Киева во Владимир в 6665 году (1157 г. от Р.Х.), т. е. в самый канун предполагаемого наступления Апокалипсиса. Таким образом, сам по себе выход Москвы на историческую арену был сопряжен с массовой эсхатологической рефлексией в христианском мире[153].

Андрей Боголюбский в канун предполагаемого конца света меняет местонахождение княжеского престола. Уезжая на северо-восток Руси, он увозит с собой чудодейственную икону Богородицы кисти евангелиста Луки – одну из главных русских святынь. Существует предание о том, что будто бы у владимирского князя был и привезенный из Византии животворящий крест Господень. Осуществив переезд, Андрей развертывает небывалое церковное строительство, ведет распространение христианского учения. Во Владимире им возводятся золотые ворота. Не учитывать контекст времени, воспринимаемого как время апокалипсическое, означало бы существенно деформировать историю. А между тем принятие в расчет доминировавшего в средневековом сознании эсхатологического дискурса позволяет многое объяснить в боголюбивой княжеской политике[154].


Золотые ворота

По всей видимости, на Руси полагали, что при втором пришествии Мессия низойдет в Русские земли. На это указывало, в частности, создание «золотых ворот» сначала в Киеве, а потом – во Владимире[155].

Исходно золотые ворота связывались с Иерусалимом и тематикой прихода Машиаха. Они находились у иерусалимской крепостной стены. Мессия должен был войти в священный город именно через золотые ворота. Приход его с востока соотносился символически с восходом, рождением новой жизни. Одним из свидетельств того, что Иисус был подлинным Мессией, являлось вхождение его в соответствии с древними пророчествами в Иерусалим через золотые ворота в Пальмовое воскресенье. Правда, вход Господень в Иерусалим происходил не так, как предполагали евреи встретить царя иудейского. Въезд Иисуса в священный город верхом на осле показывал, что он не претендует на политическую власть и царскую титуляцию. Речь, к разочарованию значительной части иудеев, живших ожиданием национального реванша, не шла о возрождении Израильского государства и его господства в мире.

Считалось, что во время второго пришествия Христос повторно войдет в Иерусалим через золотые ворота, но уже в обличии Царя Небесного. Иудеи, не принявшие Иисуса, продолжали ждать прихода Машиаха. Все эти эсхатологические ожидания вызывали обеспокоенность у мусульманских правителей, взявших под свой контроль земли Палестины. В 810 году арабы закрывают золотые ворота Иерусалима. Однако отвоевавшие священный город крестоносцы в 1102 году вновь открывают их. Вернувший Иерусалим под контроль мусульман Саладин в 1187 году запечатал золотые ворота. Обезлюдившим священным городом в 1517 году овладели турки, и при реконструкции крепостных стен Сулейманом Великолепным (получившим сегодня в России известность благодаря турецкому сериалу «Великолепный век») ворота были открыты снова. Но в дальнейшем, ознакомившись, по-видимому, с христианской и иудейской эсхатологией, Сулейман меняет решение. Золотые ворота в 1541 году не просто были закрыты, а замурованы. Более того, перед ними было размещено мусульманское кладбище, на котором хоронили шахидов. Предполагалось, что в случае прихода Машиаха они восстанут из своих могил и преградят ему путь.

В ходе перестройки Константинополя при турках после землетрясения начала XVI века были ликвидированы и константинопольские золотые ворота. Характерно, что, как и в Иерусалиме, в районе расположения ворот было размещено мусульманское кладбище.

Однако Иерусалим в сакральной географии не должен был иметь точной географической локализации. В эсхатологии местоположение сакральных центров могло исторически меняться. Так, перемещалось местоположение подлинного Рима, что дало, в частности, основание для развития третьеримского концепта позиционирования Москвы. Выдвигались различные версии местоположения Нового Иерусалима. На Руси еще с Ярослава Мудрого стало складываться понимание, что именно Русская земля является носителем святости и правды, а потому в нее и придет Христос при втором пришествии. Войдет же он в Новый Иерусалим (Киев, Владимир или Москву) через новые золотые ворота.

В Москве роль золотых ворот отводилась воротам Спасской башни. Через Спасские ворота на Вербное воскресенье к Входоиерусалимскому пределу Покровского собора двигалась процессия с царем и патриархом – «шествие на осляти», символизирующая евангельский сюжет входа Господня в Иерусалим[156].


Первая константинопольская уния

Падение Константинополя в 1204 году было для православного сознания не меньшим кризисом, чем новое его падение уже в XV столетии. Оказался утрачен центр православной цивилизации. Возникшей на развалинах Византии Латинской империи управляли французы-католики, официальным языком являлся французский, а сам этот период определяется византинистами как время «франкократии»[157]. Перед Русью встала альтернатива: либо переориентироваться на сохранившийся в единственном числе центр христианства, каковым оставался Рим, либо начать выстраивание новой, взамен Византии, православной империи на собственной русской идентичной платформе. Важно подчеркнуть, что сакрализованные в народном восприятии победы Александра Невского были одержаны в период отсутствия у православной мир-системы легитимного центра[158].

После оказавшейся неожиданным для Запада восстановления над Константинополем власти православной династии Палеологов римский папа Урбан IV призывал к организации крестового похода против восстановившейся Византии, приравнивая в плане спасения его к войне в Святой земле. Для его предотвращения Михаил Палеолог был готов пойти на заключение унии с папой, что и было сделано в 1274 году на Втором Лионском соборе. Первое духовное падение Византии, проявленное в измене православию, произошло, таким образом, за 165 лет до Флорентийской унии. В этом отношении саму Флорентийскую унию можно было бы определить второй унией Византии[159].

К сожалению, в традиционном изложении истории России оказалось неакцентированно значение состоявшегося в 1274 году Владимирского архиерейского собора, как и в целом периода от смерти Александра Невского до вокняжения Даниила Московского. Инициатором созыва собора явился стоявший во главе Киевской митрополии митрополит Кирилл. Когда речь идет о православном антизападническом выборе Александра Невского, то необходимо отметить и фигуру Кирилла, который, собственно, и сформулировал этот идеологический вектор. Владимирский собор состоялся в год созыва Второго Лионского собора Римской церкви, и в значительной мере являлся ответной реакцией на связанный с ним вызов продвижения унии. Предотвращая угрозу унии, собор во Владимире декларировал твердость Руси в православии[160].


Гога и Магога в фокусе антитатарского мифа

Предвестником прихода Антихриста должно явиться нашествие неких племен Гога и Магога, руководимых князем Рош. Эти народы, скованные Александром Македонским на крайнем Востоке, освободятся и вторгнутся в христианский мир. В Европе в качестве таковых первоначально восприняли гуннов, присвоив их предводителю Аттиле прозвище «бич божий». Впоследствии под князем Рош подразумевались русские, возглавляющие орды евразийских кочевников, угрожающих западному сообществу порабощением. Еще Л. Диакон применял такое объяснение по отношению к походам Святослава в Византию[161].

Западная традиция антихристовой инфернализации Руси устойчиво сохранялась и в последующие эпохи. В сакральной географии Запада Москва зачастую преподносится едва ли не в качестве главного мирового инфернального центра. Западноевропейское происхождение имеет популярная мифологема, связывавшая происхождение Москвы с легендарным библейским Мосохом[162]. Ее литературная обработка была осуществлена, в частности, Феодосием Софоновичем и Иннокентием Гизелем.

С удивительной настойчивостью данный идеомиф распространялся польской антироссийской памфлетистикой. Разгадка такого пристрастия заключалась в том, что, согласно средневековому истолкованию, именно с Мосохом связывалась антихристова страна Мешех. Ее должен возглавить один из потомков