[270], а Федору Алексеевичу давал совет: «Перво бы Никона-того собаку, разсекли бы начетверо, а потом бы никониянтех»[271]. Не жаловал Аввукум не только патриарха, но и самого царя: «Я еще, даст Бог, прежде суда тово Христова, взявше Никона разобью ему рыло, блядин сын, собака, смутил нашу землю. Да и глаза ему выколупаю, да и толкну его взашей; ну во тьму пойди, не подобает тебе явиться Христу моему свету»[272].
На том основании, что чувственного воплощения Антихриста не произошло, возникло направление эсхатологических оптимистов-поповцев. Для них «Святая Русь» жива, но она есть «град Китеж», скрытое царство, ушедшее в скиты, раскольничьи поселения. Поповцев отличала крайняя аскеза, моральный и обрядовый ригоризм, обличенные в консервативные рамки старой веры. Из их среды вышло впоследствии подавляющее большинство русских миллионеров (Морозовы, Рябушинские, Третьяковы, Солдатенковы, Рахмановы, Шелапутины, Гучковы и др.), которые создавали капитал посредством трудолюбия и жертвовали его в благотворительных целях.
Впрочем, зачастую происходило стирание граней между консерватизмом и ретроградством. Секта адамантовых (идентифицирующих себя таким названием как особо твердых последователей старой веры, т. е. традиции Адама) отвергала вообще все нововведения Антихристовых времен. Их строгость отрицания модернизационных тенденций доходила до запрета ходить по каменным мостовым, как изобретения эпохи царства Зверя. Адамантовым запрещалось проживание в городах и селениях, дабы не осквернить себя общением с Антихристовыми прислужниками. Тем более сатанинскими созданиями трактовали многие из сектантов, такие как пасхальники, железную дорогу, телеграф, автомобили. Скрытники считали дьявольскими продуктами картофель, помидоры, кофе. Галстук интерпретировался старообрядцами как «иудина удавка», символ христоотступничества. Неканонические покрои одежды (например, с открытыми руками или плечами) и формы причесок (например, волосы, спадающие ниже мочек ушей) оценивались еретичеством[273].
В понимании беспоповцев с приходом Антихриста традиционные институты и обрядовые нормы оказались лишены сакральности и благодати, поскольку на каждый их атрибут возложена «печать дьявола». Православному человеку в апокалипсические времена надлежит действовать нетрадиционно. Радикализм беспоповцев простирался от практики самосожжений до пути «святотатственной святости», т. е. борьбы с грехом посредством греха.
Русское революционное подполье было генетически связано со старообрядческими братствами. Генетическую связь раскола с русской революцией показал, в частности, в своих исследованиях безвременно ушедший из жизни историк А. В. Пыжиков[274].
Старообрядцы составляли харизматическое ядро в воинстве Разина, Булавина, Пугачева. К ним как к революционной силе апеллировали лидеры российской оппозиции, начиная от А. И. Герцена и заканчивая Лениным. Степан Разин был связан с главным центром старообрядчества Соловецким монастырем, куда совершил паломничество в период, предшествующий восстанию. Чтобы не оказаться под Антихристовой властью, требовалось бежать с Руси. Руководствуясь этим соображением, Разин отправляется в персидские походы, представляющие собой попытку прорваться в старообрядческое Беловодье (мистическую страну, потаенный «Град Китеж»). По прошествии трехлетнего срока Антихристова господства, в предверии наступления нового 1669 года, разинцы сочли возможным вернуться в Россию. Военная компания 1670 года рассматривалась ими как борьба по низвержению Антихристова трона. Остатки разгромленного воинства Разина пытались пробиться к Соловецкому монастырю, стен которого удалось достичь некоторым из разинских сподвижников. Степан Разин предписывал своим казакам церквей не строить, на церковные службы не ходить, церковное таинство брака заменить венчанием около вербы, что аналогично стереотипу поведения некоторых толков беспоповского направления старообрядчества[275].
С. А. Зеньковский обратил внимание на массовое участие старообрядцев в мятежах конца XVII – начала XVIII века. Стрелецкие бунты, астраханский мятеж, восстание К. Булавина и др., согласно Зеньковскому, были, прежде всего, конфликтом старообрядцев с официальной властью. Участниками народного движения всерьез рассматривалась задача реставрации старой веры в качестве идеологической доктрины России. Более всего это имело шансов на успех в период «Хованщины»[276]. Г. П. Федотов даже определяет стрелецкие бунты как русскую войну[277].
В старообрядчестве пребывало фактически все казачество. Даже приближенный ко двору атаман Донского войска М. И. Платов являлся активным старообрядческим адептом. По-видимому, через парадигму старой веры следует объяснять дихотомию бунтарского духа и воинского служения отечеству казаков[278].
А. И. Герцен намеревался создать в Лондоне старообрядческий церковный центр и возвести собор, роль старосты в котором отводил себе. Он вынашивал замысел связать старообрядчество с революционным движением интеллигенции, что и пытался практически осуществить, установив связи с некрасовскими общинами. Для революционной агитации старообрядцев А. И. Герцен, Н. П. Огарев и В. Н. Кельсиев учредили издававшийся в Лондоне журнал «Общее вече». Последний из названных лондонских эмигрантов даже был возведен в должность «казак-баши» у некрасовцев. В своих прокламациях, адресованных к казачеству, он призывал создавать старообрядческое ополчение: «Не сегодня, так завтра и христианское воинство наше пойдет на Москву выборных от народа на земский собор скликать со всей земли, а лиходеев за границу к немцам прогонять. Принимайте же воинство с честью…»[279]. Вождь польской эмиграции князь А. Чарторыйский вербовал диверсионные отряды из казаков-старообрядцев, с помощью которых предполагал поднять восстание в казацких регионах России[280].
Реакцией на манифест 1861 года явилось оформление идеологии секты «неплательщиков», призывавших не платить податей и не нести повинностей. Ведущей свое происхождение от Антихриста гражданской власти, по их учению, нельзя повиноваться ни в чем. Осуществлять платежи или нести воинскую службу означает умножать силы беззакония. Среди доводов против платы за землю была религиозная аксиома, что та принадлежит лишь Господу, а потому никому из людей персонально[281].
В исторической литературе много писалось о хождении в народ 1874 года, завершившемся фиаско[282]. Но ведь Д. С. Мережковским был выдвинут призыв «второго хождения». Причина неудачи первого усматривалась в том, что интеллигенция, обращаясь к народу, игнорировала его религию, каковой является старая вера. В результате этого религиозного хождения многие видные представители российской общественной мысли и культуры оказались посвящены в старообрядческие общины.
Культовое народническое произведение «Кому на Руси жить хорошо» было написано по мотивам раскольничьих сюжетов. Крупнейшим знатоком и апологетом русского сектанства, особенно хлыстовства, являлся В. Д. Бонч-Бруевич[283]. Даже В. И. Ленин на II съезде РСДРП указывал на сектантские братства как идеальную форму революционных сообществ. У Н. А. Клюева, серьезно изучавшего старообрядческое движение и принадлежавшего к бегунскому толку, имелись такие строчки:
«Есть в Ленине керженский дух,
Игуменский окрик в декретах.
Как будто истоки разрух
Он ищет в Поморских ответах».
Принадлежность к старообрядческой культуре В. И. Сурикова нашло преломление в инфернализации, по принципу инквизиторского цезаризма, императорской власти («Утро стрелецкой казни»), апелляции к старой московской Руси и антиподам «Антихристова трона» Романовых из раскольничьей среды – противостоятелям никонианству XVII века («Боярыня Морозова»), стрельцам, казакам. Через религиозный фактор объяснение получает динамика трансформации искусства от салонного «академизма», злоупотреблявшего сюжетами языческой мифологии, к реализму, пытавшемуся постичь основы народной ментальности, питаемые традицией старой веры. Становится понятным, почему миллионер-старообрядец П. М. Третьяков субсидировал работы В. И. Сурикова и других передвижников.
По-видимому, русофильский характер изложения истории в трудах Б. А. Рыбакова имел истоки старообрядческого семейного воспитания. Его отец являлся первым директором учрежденного в 1912 году Московского старообрядческого учительского института. В Старообрядческой народной академии читали лекции Е. Трубецкой, А. Кизеветтер, С. Булгаков. Не вступая непосредственно в общины староверов, они обнаруживали в них более мощный духовный потенциал, чем в РПЦ[284].
По учению одной из наиболее радикальных сект «Спасова согласия», или «нетовщины», в мире царствует Антихрист, и, принимая законы мира, человек попадает под его влияние. Поэтому следует восстать как против государства, лишившегося сакральности, так и против церкви, потерявшей благодать, находящейся на антихристовой службе. «Спасовым согласием» был выдвинут принцип «святотатственной святости» – борьбы с грехом посредством греха. Поэтому нетовцы, как и хлысты, сжигали иконы, устраивали оргии и т. п. По их представлениям, в апокалиптические времена требовалось отказаться от всей религиозной догматики и обрядовости, сохранив лишь веру в Спаса.