Быть может, однако, это только временная заминка в деле размножения человечества, а в будущем оно вернется к прежнему массовому размножению? В последнем позволительно очень усомниться, и, напротив, все говорит за то, что данное явление будет продолжаться и дальше и с ростом культуры перебросится и в другие страны – туда, где его пока еще нет. Слишком уже велики и сложны те причины, от которых зависит это общее падение рождаемости: и усложнение потребностей населения, и привычка к большим удобствам жизни, и большая трудность добывания себе и семье хлеба насущного, и иное отношение к женщине и к тем же детям и т. д., и т. д.
Само по себе, однако, это падение рождаемости и отказ от массового размножения не были бы особенно страшны, если бы и в человеческом обществе место естественного подбора занял бы искусственный, который с таким успехом применяется человеком к его домашним животным и растениям, которые, конечно, гораздо менее ценны, чем сам человек. Тем не менее, ничего подобного на деле нет: человечество перешло от массового размножения к индивидуальному, но условия подбора сохранились прежние, и только культура направила этот фактор в еще менее выгодную для нас сторону. Отсюда понятен и тот результат, к которому мы пришли в предыдущей главе – ухудшение качеств нарождающихся новых поколений с угрозой настоящего вырождения человечества. И невольно чувствуется, как глубоко прав был Дарвин, писавший с грустью еще полвека тому назад: «Человек изучает с величайшею заботливостью свойства и родословную своих лошадей, рогатого скота и собак, прежде чем соединить их в пары, но, когда дело касается его собственного брака, он редко или никогда не выказывает подобной осмотрительности; он руководится приблизительно теми же побуждениями, как и низшие животные, оставленные на собственный произвол…» Надо ли особенно удивляться тому, что в результате всего этого мы стоим на пороге, быть может, близкого вырождения?
Заметим, что угроза последнего в настоящее время безусловно страшнее, чем прежде. В прошлом процесс вырождения, обычно сопровождавшегося и сильным падением рождаемости, охватывал не раз некоторые народы, достигшие по сравнению со своими соседями более культурного состояния, и эти народы вымирали, причем их место занимали другие более свежие элементы. Но в то время такие культуры представляли собою как бы отдельные пятна на земле, пятна, не связанные друг с другом и окруженные целым океаном нетронутого человеческого материала. В настоящее время дело обстоит совершенно иначе: самые многочисленные связи соединяют все народы земного шара, благодаря чему, как видно по опыту пережитой нами великой войны, всякий достаточно сильный процесс делается из местного мировым, охватывая собою почти все человечество. Ждать в настоящее время притока свежих сил неоткуда, и, наверное, если процесс вырождения охватит Европу и Америку, он перебросится оттуда и в Азию, проникнет даже и в Китай, на который еще недавно с такой любовью взирал Шалльмайер, противопоставляя его «гнилому Западу».
Мы ни в коем случае не должны, прямо не можем допустить, чтобы это надвигающееся на нас бедствие, перед которым бледнеют все остальные, захватило бы нас врасплох, и, раз некоторые грозные симптомы уже имеются налицо, должны постараться своевременно принять какие-нибудь меры. И такие меры в основе своей сводятся к одной – нужно, чтобы и в человеческом обществе место естественного подбора занял искусственный, который неизбежно приведет к улучшению качеств будущих поколений. А так как это и является основной задачей евгеники, то насущная необходимость ее в настоящее время может считаться совершенно доказанной.
Но возможно ли это вообще, не является ли самая мысль об этом не более как утопией? Почему же невозможно, ответим мы на это, раз законы размножения везде одни и те же, а человек уже прекрасно справился с исчезновением массового размножения своих домашних животных и, применив подбор производителей, даже повысил, несмотря на это, их общие качества? Неужели человек не заслуживает, и притом в гораздо большей степени, того, что достигнуто им для его животных, и, раз это удалось для них, почему же это не может удаться и для самого их обладателя? Нужно только знать, что следует делать в этом направлении, и на этот-то наиболее важный вопрос и должна нам ответить евгеника.
Ограничительная евгеника
Ответ на этот вопрос едва ли может вызвать какие-либо особые затруднения, ибо он ясно вытекает из всего то, что было изложено выше, и из самого определения сущности евгеники. Раз дело идет об улучшении врожденных качеств будущих поколений, то ясно, что этого можно достигнуть двумя путями:
1) увеличением размножения лучших элементов общества и
2) уменьшением размножения худших его элементов, понимая, конечно, под лучшими и худшими – лиц, обладающих желательными или нежелательными с точки зрения общества наследственными качествами.
Благодаря этому практическая евгеника и распадается на две части, которые можно охарактеризовать, как поощрительную евгенику, с одной стороны, и ограничительную – с другой. Какая же из этих частей важнее и в каких взаимных отношениях они стоят друг к другу? Постараемся прежде всего разобраться в этом вопросе.
Не может быть никакого сомнения в том, что положительный искусственный подбор, действующий в сторону создания породы с каким-нибудь желательным качеством, гораздо важнее чисто отрицательного искусственного подбора, отметающего особей с нежелательным для нас признаком. Можно очистить всю популяцию от нежелательных для нас генотипов, но это еще не приведет к тому, чтобы остался именно тот, который является наиболее желательным. Все успехи животноводов и растениеводов основываются прежде всего на применении положительного подбора, а отнюдь не одного отрицательного.
Однако, отрицательный подбор во много раз легче положительного, и вначале человек применял по отношению к своим домашним формам только такой отрицательный подбор, уничтожая все нежелательные почему-либо элементы. Лишь очень нескоро он дошел, наконец, и до применения положительного искусственного подбора.
С другой стороны, положительный подбор в человеческом обществе особенно труден. В самом деле, как заставить лучшие элементы его сочетаться именно друг с другом? Как побудить их плодиться скорее худших элементов? Между тем, отрицательный подбор применить и к человеку в конце концов не так уже трудно, если прибегнуть для этой цели к тому достаточно мощному принудительному аппарату, которым располагает всегда государственная власть, и удержать от размножения нежелательные элементы общества при помощи известных законов или иным более действительным путем.
Строго говоря, элементы ограничительной евгеники имеются в законодательстве почти всех стран. Почти везде запрещаются браки меду близкими родственниками (кончая третьей, и иногда и четвертой степенью родства, т. е. между двоюродными братом и сестрой), точно так же как запрещается обычно и заключение брака с сумасшедшим лицом или между двумя такими лицами.
Еще большее число подобных ограничений – отчасти под влиянием успехов евгеники – появилось в законодательстве целого ряда штатов Северной Америки уже в течение настоящего столетия. Кроме браков между кровными родственниками, здесь запрещается вступление в брак эпилептикам, слабоумным и душевнобольным, лицам, страдающим алкоголизмом и зараженным половыми болезнями и т. д. В некоторых штатах делались даже попытки проведения в законодательном порядке обязательности представления свидетельства о здоровье при вступлении в брак, хотя мера эта особенного успеха не имела и местами ее даже пришлось отменить. За последнее время и в некоторых европейских странах число причин, препятствующих вступлению в брак, было признано необходимым увеличить: так, например, в Швеции в 1915 году был проведен закон, запрещающий брак душевнобольным, слабоумным, эпилептикам и страдающим половыми болезнями.
Однако, наиболее яркое свое выражение ограничительная евгеника нашла не в этих законах, не представляющих по существу чего-либо нового, а в особой мере, называемой «стерилизацией» и получившей уже некоторое распространение в Америке. Под именем стерилизации понимают принудительное лишение человека воспроизводительной способности, но не путем грубой кастрации, т. е. лишения организма его половых желез, а при помощи перерезки проводящих путей полового аппарата (семенных канатиков у мужчин, фаллопиевых труб у женщин), что лишает такого стерилизованного субъекта возможности оставить потомство, но не лишает его способности к половому акту. К тому же благодаря сохранению при этом половых желез не исчезает их внутренняя секреция, и человек не принимает вида скопца, который является неизбежным следствием кастрации, со всеми связанными с этим изменениями в строении и психике такого организма.
Идея – бороться с размножением преступных и больных элементов общества при помощи подобной стерилизации была высказана еще в конце девяностых годов несколькими американскими врачами. Среди них особенно выделился д-р Шарп, который в течение 8 лет (1899-1907) произвел еще до проведения закона о стерилизации эту операцию над 176 лицами – преимущественно преступниками и душевнобольными, нередко даже по просьбе этих лиц. В 1907 году штат Индиана под влиянием его пропаганды принял закон, по которому идиоты, слабоумные, а также лица, покушавшиеся на изнасилование женщины, могут быть стерилизованы по постановлению особой комиссии из врачей. Два года спустя такие же законы были приняты в штатах Калифорния и Коннектикут, а за ними последовал и целый ряд других штатов, число которых в настоящее время уже довольно велико. Поводы для производства подобной операции в разных штатах признаются различные: чаще всего дело идет при этом о душевнобольных, эпилептиках, идиотах, но в штате Иова, например, закон угрожает этой операцией также сифилитикам, алкоголикам, проституткам и т. д.
К сожалению, нельзя не отметить, что законы эти не остались только на бумаге, как одно время