К каким результатам может привести изучение географии генов человека, показывает пример изучения групп крови, о которых говорилось выше. Этому вопросу тоже посчастливилось, и различными исследователями произведено изучение распределения 4 групп крови у множества племен, почти по всей поверхности земного шара, кроме разве Южной Америки. Оказалось, что в распределении генов кровяных групп можно уловить ряд закономерностей, укладывающихся в довольно простую схему, хотя у каждого племени и имеется своя собственная характерная пропорция четырех групп. Прежде всего мы находим здесь прекрасные примеры, подтверждающие теоретические выводы генетика о том, что генофонд каждой достаточно значительного объема популяции имеет стремление длительно пребывать в более или менее постоянном составе. Так например, цыгане, уже тысячелетия назад как вышедшие из Индии, продолжают сохранять характерную индийскую пропорцию с необыкновенно высоким содержанием группы «В» (38,9 % у цыган и 41,2 % у индусов, в то время как у русских имеем только 23,5 %). Точно так же большое сходство сохраняется между венграми и финнами, а с другой стороны русские, по мере того как мы берем все более и более восточные области и переходим в Азию, приобретают все более монгольскую пропорцию кровяных групп. Очень любопытные результаты дают исследования евреев, живущих посреди различных других народностей: сравнительная замкнутость евреев выражается в сохранении ими всюду некоторых характерных черт в пропорции кровяных групп, тогда как просачивающаяся метизация находит свое отражение в том, что специфически еврейская пропорция кровяных групп принимает некоторое сходство с пропорцией окружающего населения – немцев, поляков, русских и пр.1
В результате многочисленных исследований удалось нарисовать картину географии кровяных групп «во всепланетном масштабе», на которой видно, что гены кровяных групп образуют каждый свою собственную картину распределения. Так один из них, образуя максимум в Азии и становясь реже в Европе, почти исчезает в Америке и совершенно исчезает в Австралии. Второй особенно част на севере Европы, несколько реже в Западной Европе, Дальнем Востоке и Австралии, реже всего встречается в Америке (у индейцев; у белых американцев он сходен с европейской родиной). По мере дальнейшего продвижения исследования по-видимому удастся восстановить всю картину появления и постепенного распространения по земному шару этих генов, расселяющихся невзирая на расстояние, постепенно нарушая границы рас, национальностей, религий, стремясь к своеобразной энтропии, к равномерному захвату всей людской популяции.
Вопрос о том, какое значение в физиологии человека играет процесс изогемоаглютинации и какая из групп «лучше» и лучше ли других вообще, еще не решен окончательно. Однако работы харьковской группы исследователей намечают некоторые любопытные хотя и требующие дальнейшего изучения особенности в пропорциях групп крови у разных типов спортсменов (бегуны на дальнее расстояние, рекордсмены на короткое расстояние). Допустим, что действительно один из этих генов сообщает (в среднем) человеку значительно меньшую утомляемость, способность бежать на громадные расстояния. Тогда процесс медленного распространения этого гена по лицу Советского союза, этот процесс генетической диффузии предстанет перед нами вовсе не как академическое открытие генетика, но как процесс, имеющий громадное значение для всей жизни страны, процесс, который надо учесть и, если можно, то ускорить, усилить, направить в особые районы, где он может дать максимум эффекта и т. д. Приведем еще один пример, менее точный с точки зрения генетики, но не менее яркий в качестве иллюстрации важности тех проблем, которые ставит перед собой геногеография человека. Д-ром Якобием было произведено исследование географии распространения в Орловской губернии кликушества и других нервных расстройств и душевных болезней. При этом он обнаружил, во-первых, чрезвычайно неравномерное распределение их по территории губернии и сосредоточение в тех округах, в которых преобладают финские корни в названиях рек, урочищ и пр. Таким образом, это исследование делает очень вероятным то, что бывшее здесь ранее и ныне обрусевшее финское население вятичей отличалось повышенной концентрацией тех генов, которые обусловливают неуравновешенность нервной системы.
Далее, путем дробного изучения географии этих страданий по отдельным волостям, Якобий показал ясную динамику в генофонде губернии – показал, как из городов, от заводов и прочих поселений, иначе – из центров славянской иммиграции в эти финские области распространяется оздоровляющее влияние. Если даже в этой картине сейчас и не совсем ясна доля геногеографии и доля внешних условий – для этого надо дополнить исследования Якобия исследованием ряда родословных больных, – то есть много оснований отнестись с громадным вниманием к такого рода процессам, изменяющим качественный облик народонаселения. Закрывать глаза на то, что здесь мы можем иметь дело именно с качественными явлениями – не в целях нашего строительства.
Выше мы говорили, что согласно теории генетики, подтвержденной и экспериментально, генофонд достаточно обширной популяции обладает тенденцией длительно сохранять свой состав без изменений, если какая-либо внешняя сила, в виде ли естественного отбора или сознательного вмешательства человека, не будет выводить его из этого состояния равновесия.
Однако этот общий закон дополняется одной существенной поправкой в виде мутационного процесса, который непрерывно, хотя и очень медленно изменяет состав генофонда. Нам приходится оговориться, что по этому вопросу мы располагаем еще совершенно неудовлетворительными конкретными данными и вынуждены в значительной степени прибегать (в отношении человека) к дедукции. Тем не менее, как сейчас увидим, проблема мутационного процесса имеет для нас чрезвычайно большое значение, прежде всего в виду его прямого отношения к так называемому вырождению человечества, а затем и к его прогрессу.
Под мутациями генетика разумеет сравнительно редкие явления, при которых наследственные единицы, гены, скачкообразно переходят из одного длительно-устойчивого состояния в другое, обычно столь же длительно-устойчивое. Иными словами, в момент мутации возникает новый наследственный задаток взамен исчезнувшего старого (некоторые типы мутации, при которых новых генов не возникает, а происходит лишь их перемещение в аппарате хромозом, мы сейчас оставляем в стороне). Если по отношению к каждому данному случаю мы говорим о мутации как о более или менее редком и случайном явлении, то по отношению к той громадной совокупности генов, которые составляют генофонд, мы будем иметь дело уже с подлинным мутационным процессом, непрерывно приносящим на смену одним генам новые гены. Этот процесс, вообще говоря, является направленным, хотя, как показали генетические исследования, если из гена А может возникнуть ген а, то нередко и из гена а может возникнуть ген А. Но частота этих явлений совершенно несоизмерима, и для большинства генов переход из А в а во множество раз превышает частоту обратного мутирования из а в А. Таким образом в генофонде, в котором имелся ген А, медленно, но постоянно идет физиологический процесс превращения генов А, А, А, ... в гены а, а, а, ... Обычно по-видимому этот физиологический процесс не приводит однако к изменениям генофонда, так как ему противодействует исторический процесс естественного отбора или селективный процесс, который уничтожает вновь возникшие мутации, так как обычно они сопровождаются некоторым понижением жизнеспособности организма – их носителя. Селективный процесс уничтожает действие мутационного процесса. Однако по отношению к домашним животным и к самому человеку картина получается иной. Селективный процесс в человеческом обществе вообще, а особенно в классовом обществе, совершенно затемнен, и поэтому мутационный процесс получает возможность накопить в генофонде известное количество новых мутационных генов. Наблюдать за ходом такого накопления в человечестве мы еще не научились, но результаты его перед нами налицо. Действительно, современное человечество представляет собой богатейшую коллекцию мутационных изменений. Всевозможные наследственные аномалии, анатомические, функциональные, нервные и психические наследующиеся расстройства и масса мелких более или менее индифферентных наследственных признаков, различающих собой отдельных индивидов, – все это есть результат накопления в человеческом генофонде мутаций, элиминировать которые естественный отбор не имел и не имеет возможности.
В совокупности вся эта коллекция мутаций играет видную роль в пресловутом явлении вырождения человечества. Правда, этот термин представляет собой свалочное место для самых разнообразных реальных и нереальных обвинений против человечества и современной культуры. Но если вообще и можно говорить о вырождении человечества и бить по этому поводу тревогу, то как раз именно по поводу накопления вредных мутаций, так как, к счастью, всякое другое вырождение (на почве непосильного труда, алкоголя, сифилиса, паразитического существования) находит себе более или менее быстрое излечение под хирургическим вмешательством социальной революции, разрушающей систему эксплуатации, поднимающей культурный уровень и вовлекающей всех людей в здоровый труд и здоровый отдых.
Мутационный процесс и связанное с ним накопление вредных мутаций (мутации полезные бывают естественно значительно более редкими) представляет собой серьезное явление, заслуживающее внимательного изучения и обсуждения, так как по мере того как мы все глубже и глубже познаем генетику больного человека, нам становится все очевиднее, каким тяжелым бременем лежат на человеке и на его хозяйстве эти скопления в его генофонде вредных генов. Если подсчитать, какое количество сил, времени, средств освободилось бы, если бы нам удалось очистить население нашего Союза от различного рода наследственных страданий, то наверное пятилетку можно было бы выполнить в 2 1/2 года. К сожалению, сделать такой подсчет мы сейчас не в силах. Но во всяком случае начать работу по учету мутационного процесса в нашей стране мы должны как можно скорее.