И вправду — дернуло. Несильно. Максим ожидал куда более резкого рывка. Он подумал, что катастрофы не произошло бы и без маневра. Просто-напросто компьютер-перестраховщик счел полезным уменьшить вероятность столкновения с одной миллионной до нуля.
Новый писк.
И новый рывок.
Да что же это такое, черт побери! Метеоритный рой? В этой области пространства? Нонсенс. Исчезающе малая вероятность.
Но не верить реальности — глупо. Сюрпризы космоса всегда неожиданны. А делятся они только на три категории: плохие, очень плохие и хуже некуда.
— Он один! — крикнула Барбара. С ее места был хорошо виден экран корабельного локатора.
— Чушь! — рявкнул Максим.
— А я говорю, он один. Округлое тело около полуметра в поперечнике, альбедо 98 процентов… ого! Идет курсом сближения.
Еще один рывок, сильнее предыдущих. Скоба больно врезалась в пальцы.
— Да что он, маневрирует, что ли?! — не выдержал Максим.
— Вот именно, — спокойно сказала Барбара.
— Идентифицируется? Проверь.
— Уже. В базе данных нет аналогов.
— Ясно…
Ничего на самом деле не было ясно Максиму Волкову. Искусственное тело? Здесь? Но зачем?
По скобам он добрался до кресла. Пристегнулся. Та-ак, что тут у нас?
То, что старшая жена не шутила, он понял еще до того, как взглянул на экран. Глупая была бы шутка. И несвоевременная. А экран показывал медленное приближение объекта к «Вычегде», и сбитый с толку корабельный компьютер, сняв с себя ответственность, запрашивал о дальнейших действиях.
Подождет…
Максим лихорадочно думал. Корабль все еще шел в границах штатного «коридора». Легкая коррекция — и он вернется на оптимальную траекторию. Попытка оторваться от неопознанного привязчивого объекта означает расчет нового курса, перерасход ксенона и — самое главное — лишние часы, а то и сутки до нырка в спасительную тень.
Чем это чревато, было известно. В позапрошлом году из-за сбоя в системе управления погибла «Жиздра». Времени, проведенного ею под ливнем солнечной энергии, хватило, чтобы в танках закипела вода, предназначенная для меркурианских рудников. Стравить пар экипаж не сумел. Корабль просто взорвался, как перегретый паровой котел.
Рискнуть?
Можно. Но где гарантия, что после маневра объект отвяжется?
— Идет на нас, гасит скорость, — деревянным голосом сказала Барбара.
— Вижу.
Гасит скорость — это хорошо. Оружие так себя не ведет, будь оно человеческим или инопланетным. Будь мирная «Вычегда» боевым кораблем — чужак уже десять раз превратился бы в облако газа. Одна команда с центрального боевого поста — и привет. С другой стороны, имей чужак откровенно агрессивные намерения, «Вычегда» уже перестала бы существовать.
В том, что «Вычегду» преследует именно чужак, сомнений не оставалось. Объект, который не идентифицируется, не может быть ничем земным.
Нет, аналогия все же была… с первым русским спутником Земли. Такой же блестящий шарик, разве что без антенн. Максим вывел на монитор увеличенное оптическое изображение. Н-да, шарик… В косых лучах Солнца он выглядел полумесяцем и увеличивался, наплывая на «Вычегду». Ослепительно сверкал освещенный бок.
Мысли Максима по-прежнему скакали. Радировать на Землю? На Меркурий? Да, но какой смысл? С Меркурия ничем не помогут, а с Земли не успеют помочь даже советом. И все же… Если случится худшее, пусть люди знают.
— Передай всем: «Наблюдаем приближающийся малоразмерный объект искусственного происхождения», — приказал Максим старшей жене. — Только это и больше ничего.
Он не хотел сотрясать эфир паническими воплями — все равно от них не было бы никакого толку. А так — лаконично и достойно. Вроде предсмертной записки, брошенной в бутылке с борта тонущего судна.
— Ты все-таки прими душ. — На протяжении одной фразы тон Карины успел измениться с участливого до непререкаемого. — Настаиваю как врач.
Максим судорожно дышал, как дышит несчастный карп, зажариваемый живьем китайским поваром-изувером. Без помощи жен он вряд ли сумел бы покинуть обжигающе горячий скафандр.
Сам виноват — вышел в открытый космос. Всего на пять минут. Последние две минуты были истинной пыткой.
А все любопытство… Хотя Максим знал, что в подробном отчете, который с него наверняка потребуют, он напишет «осторожность» или «предусмотрительность». Пусть так. Одно другому не мешает. А что оставалось делать, когда сверкающий шарик, приблизившись к «Вычегде», уравнял скорости и прилепился к обшивке? Тупо ждать?
Невозможно. Психологически неприемлемо. Неизвестное надо потрогать, если не доказана его однозначная опасность. Притронувшись — осмелеть и изучить. Понять, для чего оно. На том выросла человеческая цивилизация — от австралопитеков до людей Космической эры. Страх неизвестного силен, но любопытство сильнее. Любопытство — азартная игра с возможностью как продуться в пух, так и крупно выиграть. Нелюбопытный не выиграет никогда.
— Иди в душ, иди, — настаивала Карина.
— Сейчас… — просипел Максим. — Ты гляди, он холодный…
Потная ладонь оставила след на сверкающей поверхности шара. Тот поплыл было в сторону, но сейчас же вернулся. Казалось, он в свою очередь изучает людей. Вильнул к Максиму, покружился вокруг Барбары и особенно заинтересовался Кариной. Потный след на нем постепенно растаял, как тает на зеркале туман от дыхания.
В душевой кабине на Максима обрушился шквал противно теплого воздуха с отвратительно теплой водой. Стало все же легче.
Вплыл в рубку — да так и повис лягушкой, разинув рот от изумления. Шара больше не было. Вместо него на коленях у голой младшей жены удобно устроилось небольшое человекоподобное существо, также совершенно голое, и Карина, умильно сюсюкая, гладила его по лысой голове!
Из взвихренных мыслей Максима родился не самый умный вопрос:
— Это… зачем?
— Превратился, — объяснила Барбара. — Сначала цвет поменял, потом стал вместо шара этакой амебой, ну а потом… В общем, сам видишь. По нашему образу и подобию. Жалко, не засняли процесс. Сначала испугались, а потом…
— Что потом?
— Успокоились. Сообразили, что это живое существо. Вот, налаживаем контакт…
На взгляд Максима, налаживанием контакта занималась главным образом младшая жена и делала это излишне своеобразно.
На всякий случай Максим, подплыв поближе, взглянул на то место, где полагалось находиться гениталиям существа. Результат одновременно успокоил и озадачил: гениталии отсутствовали. Напрочь.
Отсутствовали и глаза. Нет, веки и выпуклости глазных яблок находились на месте — вот только не были они никакими глазами. Тот же равномерный цвет, близкий к нормальному телесному. Имитация. Греческая статуя.
Рот — был. Хорошо еще, что один, а не два. Но Максим не был уверен, что розовые губы — улыбающиеся, черт возьми! — могут разлепиться, открыв ротовое отверстие. Тоже, наверное, имитация.
Манекен. Живой и двигающийся манекен. Дружелюбный до приторности, как и положено манекену.
Дружелюбный-то дружелюбный, но вот гладить Карину по груди инопланетной лапкой — это лишнее. А по шаловливым ручонкам разводным ключом не получал?
— Лучше бы ему остаться амебой, — высказал мнение Максим. — А еще лучше — шариком.
— Почему?
— У шарика ложноножек нет…
Ага! Чужак проворно отдернул конечность и заметно съежился. Ну то-то. Эмоции он, что ли, ощущает? Это правильно. Ценное для самосохранения свойство.
— Ты его напугал, — с осуждением сказала Карина. — Видишь, он боится.
— Лучше он, чем мы, — парировал Максим.
— Большой дядя, сердитый дядя, глупый дядя… ворковала младшая жена, склонившись над чужаком. — Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, мой маленький…
— Лучше не раздражай его понапрасну, — рассудительно заметила Барбара. — Мы же не знаем, на что он способен.
Тут был резон. Инопланетное существо — раз. Не скованное моральными нормами землян — два. С неизвестной логикой — три. С неизвестной биологической природой и неизвестными физическими возможностями — четыре Хотя одну возможность только что можно было наблюдать — возможность запросто путешествовать в космическом пространстве безо всяких технических средств. Да еще там, где любое белковое существо в четверть часа изжарилось бы заживо. Но все-таки скорее организм, чем механизм. Интересный гость…
— Откуда он, хотелось бы знать, — проговорила Барбара.
— И думать нечего, — проворчал Максим. — Это серпентиец.
— Почему ты так думаешь?
— Очень просто. Метод исключения. Он не ауригиец, не аквилянин, не сагиттянин и не пикторианец. Об этих нам все же кое-что известно. Он наверняка не тауриец и не гидрянин, иначе нас уже не было бы в живых. Остается считать, что он серпентиец, созвездие Змеи. О серпентийцах мы твердо знаем только то, что их цивилизация существует. Помню, высказывалось предположение, что они метаморфы и не привязаны к конкретным планетам. Совпадает.
— А если он из тех, кого мы вообще не знаем?
— Зачем умножать сущности? Пусть будет серпентиец. Возражения есть?
— Да мне вообще-то все равно, — блаженно проворковала Карина. — Он милый и ласковый. Пусть хоть из созвездия Резца, лишь бы не резал…
— Он не режет, — с задумчивостью, не сулящей ничего хорошего, констатировал Максим. — Он, я гляжу, мастер совсем иного профиля. Кусать ядовитым зубом не станет, совсем наоборот. Нравится, а?
— Приревновал! — захохотала Барбара. — У султана уводят полгарема!
— Допустим, еще не приревновал, а меру знай.
— Ты-то чересчур хорошо меру знаешь. От тебя разве дождешься внимания?
Вечное женское… Максим знал, что Барбара была права. Отчасти. Но правда такая вещь, что иногда о ней лучше бы помолчать для общей пользы.
— Глупый, — нежно проворковала Карина. — Это совсем другое. Он как ребенок, живой и беззащитный. Мой ребенок, понимаешь?
Это Максим понимал. Карина хотела иметь детей, и Максим теоретически был за. Против был семейный бюджет. Потом, через несколько лет, — другое дело. Если удастся скопить сколько-нибудь денег. Но ни в коем случае не сейчас.