ились автомобили.
Остановившись около ночной фурии, которая в упоении скребла деревянной лопатой тротуар, превращая его в сплошную скользанку, он вежливо поинтересовался:
— Простите, что здесь за праздник?
— Шоферюги из Трансматериковой гуляют, — буркнула дворничиха. — А чего им не праздник, если денег полные карманы?
Транспортная монополия, обеспечивающая бесперебойную связь между всеми четырьмя архипелагами — Кордеей, Сансельбой, Лаконодой и Магараном, — это силища, это отдельное государство в государстве. У них, говорят, последний чумазый механик обеспечен не хуже, чем банковский менеджер среднего звена, и еды, само собой, навалом. Желудок завел свою обычную песню: прямо сейчас умру, если мы чего-нибудь не перехватим, — и Стефан крадучись вошел в отделанный темным деревом, белым мрамором и благородным вишневым бархатом вестибюль, благо в дверях никого не было.
Повертел головой. Угощаются наверху, туда ведет широкая закругленная лестница с ковровой дорожкой. Но здесь тоже кто-то есть: за тропическим растением, похожим на громадного зеленого дикобраза в кадке, звучат голоса. Ага, о политике, о чем же еще! Далась она всем, эта политика.
— …Наплевать, против вы или нет, Келлард всех научит жить как надо, пикнуть не посмеете! — доносился из-за куста с бледно-салатовыми бутонами в гуще перистых листьев свирепый девичий голос. — А вас и нужно учить, особенно тебя, и тебя тоже! По-хорошему не захотите, пинками научат! Что, не нравится?!
— Мне точно не нравится, — возразил вежливый юношеский голос.
— Ха, можно подумать, Келлард таких, как ты, будет спрашивать!
— А из тебя такой агитатор, что скорее всех распугаешь.
— Ха! — снова презрительно фыркнула девчонка. — Да для Келларда и для тех, кто его поддерживает, твое мнение значит меньше, чем вон тот окурок в цветочном горшке!
— Надеюсь, его не выберут. Если бы у меня было право голоса, я бы проголосовал против твоего Келларда.
— А у тебя такого права никогда не будет, ты нищий неудачник. А у меня оно когда-нибудь будет!
— Да хватит вам, — вмешался третий голос, более взрослый и рассудительный. — Нашли из-за чего ругаться.
Заинтригованный Стефан осторожно выглянул из-за растения. Они стояли в закутке под лестницей. Спиной к нему — рослый плечистый парень в парадной форме Трансматериковой компании. Светлые волосы коротко острижены, сильные обветренные кисти рук: сразу видно, караванщик. Другой, совсем мальчишка, лет на пять моложе Стефана, стоял вполоборота. У этого точеный профиль, длинные темные волосы на затылке завязаны в хвост, удлиненные к вискам глаза. Романтическая наружность — мысленно сфотографировать и сохранить, сгодится для какого-нибудь описания. На нем были вытертые джинсы и просторный серый свитер домашней вязки. Значит, тут не закрытая корпоративная вечеринка, — куда посторонним вход заказан, и за компанию с «шоферюгами» гуляют их близкие и знакомые.
Вывод заставил Стефана воспрянуть духом: затесаться, сойти за своего — и наконец-то набить желудок! Никто не поймет, что он приблуда с улицы.
Девушка, ратовавшая за Келларда, непримиримо сверкала глазами и на своих кавалеров, и на куст в кадке, и на выглядывающего из-за него случайного очевидца. Высокая, красивая, пышные русые волосы распущены по плечам, но одета странно для особы, приглашенной на светское мероприятие. Поверх бежевой водолазки — летняя камуфляжная гимнастерка лесного пехотинца, к нагрудному карману небрежно прицеплена алмазная брошь. Солдатские штаны с накладными карманами заправлены в старомодные дамские сапоги, украшенные декоративными пряжками со стразами. Одежда вылинявшая, застиранная — сразу видно, с распродажи.
— Келлард — самый лучший, а если кто-то думает иначе, нам не по дороге!
— Вир, если честно, я действительно думаю иначе… — примирительным тоном начал караванщик.
— Значит, ты просто высокооплачиваемый обыватель!
После этого убийственного определения Вир сорвалась с места и ринулась в гардероб, а светловолосый метнулся было за ней, но потом передумал. Увидев лицо этого парня, Стефан непроизвольно отшатнулся: жуть какая, сплошное месиво белесых рубцов. Глаза, нос, брови, губы — все на месте, пропорции не нарушены, но кожа так изрыта, что без содрогания смотреть невозможно. Вероятно, его покусал какой-то пакостный лесной гнус, как сестренок Бранда, но не будет же мужчина носить вуаль.
А глаза у него хорошие. Это Стефан отметил сразу, несмотря на отталкивающее впечатление от изуродованного лица.
— Ушла… — беспомощно констатировал караванщик, когда его пассия, набросив на плечи грязновато-белый армейский полушубок, пулей вылетела на улицу.
— Завтра вернется, — заметил зеленоглазый парнишка в сером свитере. — Она от тебя по семь раз в неделю уходит, а потом возвращается.
Он не усматривал в случившемся ничего драматического и, похоже, даже обрадовался, но старался свою радость не афишировать.
— Эй, Залман! — еще один сотрудник компании, с коротко подстриженной черной бородкой и хмельным взглядом, перегнулся через перила лестницы. — Идем, а то все пропустишь. Девочки мадам Эмеральдины сейчас будут танцевать на столах!
— От меня только что Вир ушла, — пожаловался Залман.
— Забей на нее, — коллега покачнулся и ухватился за мраморные перила. — Ты извини, я чисто по-дружески, но чего тебя так тянет на эту милитаристку? Давай, пошли, сейчас начнется! И ты, студент, иди сюда, у них под юбками ничего нет…
Студент слегка пожал плечами и вопросительно посмотрел на товарища. Тот махнул рукой — мол, все равно. Когда они проходили мимо Стефана, тот рассмотрел, что за эмблема у Залмана на рукаве: след звериной лапы и поверх нее, наискось, ветка с листьями. Вот он, значит, кто… Чернобородый караванщик облапил обоих за плечи — должно быть, для того, чтобы самому не упасть. Все трое скрылись за изгибом лестницы, где угадывалась полость зала и звучали выкрики, музыка, звяканье вилок, витали запахи вина и вкусной еды.
Нацепив мину человека, который здесь на законных правах, в то же время в душе испытывая мандраж, Стефан завернул под лестницу. Гардеробщица, похожая на пожилую мышь, вязала варежку. Он с уверенным видом перебросил через стойку свою битую молью куртку на меху саблезубой собаки (ничуть не хуже списанного солдатского полушубка). Взяла, словно так и надо.
Потом зашел в туалет, умылся, пригладил торчащие вихры, почистил мокрыми ладонями потертый бархат сансельбийского богемного камзола и отправился наверх. На лестнице курили несколько мужчин в парадной форме компании.
Стефан обмер (сейчас за шкирку да на улицу), но все-таки выдавил:
— А где Залман и студент?
— Там они, — один из «шоферюг» (судя по эмблеме, офисный работник) кивнул в сторону сверкающего арочного проема.
Народу полно, и вряд ли все друг друга знают. Стефан разжился чьей-то почти чистой тарелкой, навалил побольше всяких деликатесов, таким же образом прибрал к рукам бокал с остатками спиртного на донышке, налил туда из кувшина что-то оранжевое с мякотью, забился в угол и набросился на еду. Жевать помедленнее, не глотать кусками, а то нехорошо станет. И не чавкать, культурный же человек… Тыквенный сок с примесью портвейна. А после надо бы втихаря завернуть в салфетки побольше бутербродов с копченой колбасой и рассовать по карманам.
Насытившись, осоловев от еды, он откинулся на спинку стула. На него никто не обращал внимания. Компания рядом взахлеб, с пьяным восторгом припоминала какую-то поломку, из-за которой все могли сгинуть в лесной глуши, но кривая все-таки вывезла; если не считать предлогов и междометий, едва ли каждое десятое слово было цензурным. На сдвинутых в центре зала столах отплясывали, высоко вскидывая ноги, разбитные девчонки в широких юбках с цветной бахромой. Неожиданно Стефан увидел своих якобы знакомых — Залмана и студента в сером свитере. Те сидели не слишком далеко от него, о чем-то разговаривали, их голоса тонули в общем гомоне.
«Один из них должен все забыть, а второй — вернуться живым из Страны Мертвых».
Эта мысль пришла сама собой, и Стефан потряс головой, прогоняя неожиданно сгустившееся наваждение. Не про них же Лепатра говорила… Или про них?.. Это все ее грибочки, он до сих пор не протрезвел до конца.
Налил в опустевший бокал красного сока, на поверку оказавшегося клубничным.
Поблизости вспыхнула ссора, два здоровенных лба опрокинули столик и схватились за ножи. Их соседи загомонили, повскакивали, кто-то кликнул охрану. Залман, секунду назад мирно беседовавший с товарищем, одним махом оказался рядом, оба ножа звякнули на паркете, парни даже опомниться не успели, а он скрутил и того, и другого — какие-то приемы, Стефан в этом не разбирался — и дружелюбно попросил:
— Ребята, утихомирьтесь!
Видно было, что это человек очень сильный и вдобавок по-кошачьи ловкий.
Подоспели приятели драчунов, растащили их в разные стороны. Миротворец вернулся на свое место. Девчонки, прервавшие танец, опять полезли на столы.
— Во, видали? — с довольным смешком спросил кто-то из компании, по соседству с которой примостился Стефан. — Это наш дикарь, Залман Ниртахо. Лучший следопыт Трансматериковой компании! Дорогу находит звериным чутьем, даже если звезд не видно и компасы врут.
— Тот самый, который, говорят, вырос в Лесу?
— Ну! — подтвердил первый. — Его мать ехала с караваном, на них напали кесу, и ушло всего несколько человек, на таран-машине прорвались. Машина потом гробанулась, ни до Кордеи, ни до Лаконоды не доехать, но им попался островок, построили дом с частоколом, обосновались — так и жили, пока проходивший мимо караван их оттуда не снял. Это в стороне от трассы, поэтому нашли их только через двадцать лет. Или, не дай соврать, через восемнадцать… Короче, в середине зимы, тогда еще в газетах об этом писали. Залмана Трансмать сразу взяла под крыло, пока военные своими загребущими лапами не дотянулись, такие парни всем нужны. Говорят, хорошие следопыты — они вроде лесных колдунов, только без магии.