— Насколько мне известно, это не совсем так, адмирал, — заметил Шварц. — Слово «землянин» в Галактике действительно избегают произносить, но не из страха, а потому, что оно теперь считается крайне непристойным ругательством.
Винтерфилд метнул на него свирепый взгляд.
— Не надо нам было на них нападать, — пробурчал лейтенант. — Что за идиотизм — воевать в одиночку против всей Галактики?
— Они сами виноваты! — запальчиво возразил адмирал. — Нам просто требовалось жизненное пространство, что им стоило немного потесниться? Вместо этого они заявили, что мы, видите ли, должны прекратить бесконтрольное размножение! Да какое они имеют право вмешиваться в нашу личную жизнь? Мы же к ним в постель не лезем! Тем более что у них и постели-то нет… в этом смысле… Ну а что касается в одиночку… Наши дипломаты предприняли воистину титанические усилия, чтобы стравить их между собой. Не думаю, что кто угодно мог сделать больше. Теперь я, пожалуй, могу признать — хотя официально мы, конечно, это по-прежнему отрицаем, — что аннигиляционные бомбы, сброшенные на иоариуан от имени ту'мту'гту'му, на самом деле были нашими. Но ничего не помогло. Они все равно предпочли объединиться против нас!
Загудел зуммер срочного вызова.
— Винтерфилд слушает, — пророкотал адмирал, поправляя наушник. Некоторое время он прислушивался к чьему-то захлебывающемуся от возбуждения голосу. — Ну что ж, джентльмены, я говорил вам, что рано падать духом! — изрек он торжествующе. — Звонил доктор Рогозин. Он утверждает, что мы спасены.
Шварц скептически хмыкнул.
Десять минут спустя офицеры «Неостановимого» собрались в командном отсеке. С другими кораблями была установлена прямая видеосвязь. Делавший доклад доктор Рогозин прохаживался взад и вперед, и его вдохновенно горящий взгляд скользил над головами присутствующих.
— Я закончил расшифровку материалов, захваченных нами на ткланской станции. Кое-кто, помнится, возражал против нашей атаки на эту станцию. Кое-кто, — он вперил взгляд в доктора Шварца, — даже называл ее идиотизмом, из-за которого мы лишь выдали свое местонахождение, не получив взамен ничего, кроме архивов тысячелетней давности. Кое-кто, впрочем, убедился в своей неправоте уже тогда, когда первый же анализ архивов дал нам координаты этой туманности, столь успешно скрывшей нас от противника. Но здесь есть и кое-что еще! Эта туманность — не просто облако пыли, господа. В самом ее центре имеется звездная система, а в ней — пригодная для жизни планета. И не просто пригодная, а цивилизованная! Захватив ее, мы сразу получим в свои руки высокоразвитую инфраструктуру!
— Не думаю, что в настоящее время мы располагаем достаточными силами для захвата цивилизованной планеты, — произнес со своей неизменной полуулыбкой капитан Коямада, командовавший вторым и последним линкором Флота «Адмирал Нельсон».
— Тем более что они запросят помощь, и через неделю здесь будет весь галактический флот, — добавил доктор Шварц.
— Терпение, господа, извольте дослушать до конца!
Это не обычная цивилизация. Они не поддерживают контактов с нашими врагами. Само их местоположение — на самом краю Галактики, да еще внутри непроницаемого газопылевого облака — определило изоляционистский характер их культуры. Даже достигнув весьма высокого уровня развития, они долгое время не имели понятия о существовании других звезд и, соответственно, других разумных рас. Идея космических путешествий была им абсолютно чужда. Когда ткланская экспедиция раскрыла им глаза, первое, что они попросили, — это оставить их в покое. Представьте, что вы прожили всю жизнь в маленьком уютном домике, совершенно не задумываясь, что за его пределами есть что-то еще, и вдруг оказывается, что ваш домик стоит посреди бескрайних и диких джунглей, кишащих хищниками и дикарями. Захотите ли вы покинуть свой домик и общаться с обитателями джунглей? А если кто-то из них полезет к вам в окно, станете ли вы звать на помощь без опасения, что ваш зов привлечет еще более жутких тварей?
Но это еще не все. Мало того что энхи — так называется эта раса — развивались в полной изоляции, они еще развивались в тепличных условиях. Их планета в несколько раз старше Земли, на ней удивительно ровный климат — нет даже смены времен года — и почти не бывает природных катаклизмов. И сами энхи… биологически они нечто среднее между животными и растениями. Они способны передвигаться и имеют достаточно сложное строение, но в основе их питания лежит фотосинтез. И таковы все высшие организмы Альвы, их планеты. Не хищные и даже не травоядные. Размножаются опылением. Вы понимаете? На Альве никто никого не убивает! Им чужда сама идея убийства и вообще насилия! Они в принципе не способны оказать нам сопротивление! Их парализует ужас от первого же выстрела!
— И при этом у них развитая техническая цивилизация? — спросил коммандер Леже.
— Да, хотя они и не придают большого значения технике. Она служит им только для удобства. Их основной интерес — искусство.
— Все это, конечно, любопытно, — заметил осторожный Коямада, — но ваши разведданные, если я не ошибаюсь, устарели как минимум на тысячу лет. Откуда мы знаем, как могла измениться ситуация на Альве за этот период?
— На Альве редко что-нибудь меняется, — улыбнулся Рогозин. — В таких комфортных условиях эволюция протекает крайне медленно, и социальное развитие тоже. К тому же и сами энхи живут очень долго… даже их дикие предки жили по много столетий, а цивилизованные энхи, кажется, вообще бессмертны…
— В любом случае вариантов у нас не так уж много, — резюмировал командующий. — Мы немедленно берем курс на Альву. Офицеров разведки и командиров штурмовых групп прошу ко мйе.
На берегу широкой реки Эльталан, что струит свои прозрачные воды по долине Хха, впадая в море Аэф-Ин, именуемое также Морем Вечерней Зари, стояли (ибо анатомия энхов исключает сидение) мастер Ильх Шш Эт и один из его учеников по имени Аль. Золотая дорожка заката плескалась и подрагивала на темно-синей речной глади; в прозрачном вечернем небе плыли прихотливо разбросанные облака, и их нежные пушистые края, просвеченные насквозь заходящим солнцем, сияли на плавно темнеющем небесном фоне.
— Ну что ж, Аль, очень неплохо, — оценил мастер Ильх, — только вон то облако представляется мне тяжеловатым. Я бы его убрал.
— Да, мастер, я тоже думал об этом, — ответил Аль, — но общая гармония композиции требует, чтобы та часть неба не оставалась пустой. А при таком положении солнца любое кучевое облако с этого ракурса…
— Но кто тебе сказал, что ты должен ограничиваться кучевыми облаками? — возразил мастер. — Ты уже достаточно искусен, чтобы работать не только с нижними слоями атмосферы. Вот смотри, — он поднял третьим отростком жезл реструктора, и в несколько секунд нежелательное облако развеялось без следа. Затем, изменив параметры луча, легкими движениями жезла Ильх нанес на небо несколько перистых облаков. — А если еще немного изменить коэффициент рефракции вот с таким градиентом…
— Верно, так гораздо лучше, — согласился ученик.
— А вон та одинокая птица…
— Она не входила в мой замысел, — поспешно перебил Аль. — И вообще это, кажется, не птица. Это летит Эфф, — он слегка развел верхние отростки, что означало «при прочих равных условиях я предпочел бы, чтобы данное событие не случалось, по крайней мере в данный момент». Более сильного проявления отрицательных эмоций энхи в обычных условиях не знали.
Гравипланер, блеснув серебристыми крыльями, мягко опустился на берег, и Эфф, другой ученик Ильха, выбрался из кабины.
— Что-то я проголодался, — заметил он, с удовольствием запуская корненоги в плодородную почву. — Приветствую, мастер. Привет, Аль. Твоя работа? Все хранишь верность старому стилю? Если хочешь знать мое мнение, это пресно и тривиально. Красиво, конечно, но это чисто декоративное небо. Это оформительство, а не искусство. В искусстве должен быть некий внутренний посыл, некое концентрированное содержание, а не одна лишь формальная гармония. Вот, например, — он достал свой воспроизводитель, готовясь продемонстрировать собственную версию заката.
— Подожди, я еще не сохранил поправки учителя! — возмутился Аль.
— Сохраняйся быстрей, а то солнце уйдет. Готово? — Эфф включил активацию, и картина неба стала быстро меняться. Золотистое солнце налилось оранжевым, потом зловеще-алым. Сгустились, заклубились темно-фиолетовые тучи, заиграли багровые отблески на их крутых боках. Сверкнула молния. Воды реки подернулись зябкой рябью. А высоко-высоко небо оставалось по-прежнему ясным, и лишь редкие перистые облака плыли безмятежно, подсвеченные розовым снизу.
— Да, внутренний посыл в этой композиции чувствуется, — одобрил мастер. — В целом недурно, Эфф. Но тебе еще надо работать с цветовой гаммой. Особенно в красной части спектра. Вот взгляни, чуть меняем закон распределения длин волн — и тучи заиграли совсем по-другому.
— Ну… да, пожалуй, — нехотя согласился Эфф.
— Мастер, вы же хвалили мой вариант! — не выдержал наконец Аль.
— У каждого из вас свой стиль, — ответил Ильх, сводя отростки, что соответствовало улыбке. — Дело учителя — указывать ошибки на выбранном пути, но не сам путь. Свой Путь каждый должен избрать сам.
— Выходит, наши вечные споры с Эффом не имеют смысла?
— Отчего же? Каждый вправе высказать свое мнение, и каждый вправе соглашаться или не соглашаться с мнением другого.
Быстро темнело. Грозовые тучи уплыли на север, и небо вновь очистилось. Затем в нем плеснули первые переливы света, торжественно разворачиваясь широкими разноцветными лентами, — кто-то исполнял ионосферную симфонию. Мастер и ученики залюбовались зрелищем. Они стояли не шелохнувшись, пока не догорел последний аккорд.
— А в третьей части я бы, пожалуй, усилил зеленую тему, — заметил неугомонный Эфф.
Прежде чем Аль успел ему возразить, в небесах вдруг появилось еще что-то. Оно не имело ничего общего с только что отснявшей великолепной феерией и выглядело столь безвкусно, что Аль даже выгнул от возмущения отростки в разные стороны. Это была просто блеклая точка, медленно ползущая по небу. Точнее, целая группа таких точек, столь мелких и близких, что они казались почти слившимися в одну. Всего их было, кажется, семь или восемь.