Подобная жестокость лилипутов порядком меня покоробила. Я протянул руку, чтобы немедленно прекратить безобразие, перенеся тело на кладбище — там уже они сами справятся с захоронением. Но к моей ладони подбежал один из человечков и вонзил свинцовую иглу под ноготь. Я вскрикнул от боли… В результате на кладбище появилось сразу две могилы. А я зарекся от опрометчивых действий.
Но наряду с проблемами и все растущей во мне тревогой — слишком самостоятельно стали вести себя подопечные — было и множество приятных моему сердцу событий.
— Как же я рад за тебя, Лора, — говорил я, наблюдая за рождением ее первенца. У меня были определенные опасения по поводу детей. Но, по счастью, они оказались такими же крошечными, как и их родители. — Конечно, — рассуждал я, — у твоего ребенка есть склонность к алкоголизму, но где он достанет алкоголь? Можешь быть за него спокойна.
Я ошибался. Вскоре Глушеву удалось создать самогонный аппарат, и он принялся гнать настойку из листьев алоэ. Ходил пьяный с утра до ночи, скандалил и орал. Я аккуратно изъял аппарат, но человечек собрал его снова, научился разбирать и прятать, сверяя время по песочным часам. Пока я был на работе, Глушев успевал нагрузиться под завязку… Тогда я махнул на него рукой.
Самое главное, Заповедник рос, развивался. Вскоре он уже мало походил на деревеньку с парой кукольных домиков. Теперь он выглядел как средневековый каменный город, примыкающий вплотную к заливу. По воде скользили суда, плавали гигантские рыбки — только те, что питаются бобами и планктоном, я не хотел трагедий. Человечки охотились на рыб, для них простая аквариумная рыбешка напоминала кита. Выделывали шкуры, ели мясо, а чешуйками крыли крыши домов, отчего весь город сиял под люминесцентным светилом.
В один из дней я заметил кое-что любопытное — они кроили какое-то огромное по их меркам полотнище из кожи рыб. Только когда включилась горелка и воздушный шар стал раздуваться, я понял, что происходит.
Пришлось накрыть аквариум плотной капроновой сеткой. Голубой — чтобы имитировала небо. Сетку я прочно закрепил, проклеив по всему периметру. Теперь, сколько бы они ни летали на воздушных шарах и прочих летательных аппаратах, вверху их ожидает непреодолимый полог.
К сожалению, по мере того как на землях Заповедника селилось все больше человечков, все чаще стали возникать конфликты. И отнюдь не безобидные драки, а весьма кровавые стычки, более всего напоминающие локальные военные конфликты. В дело пошли мечи и копья. Дошло до того, что они разделились на два воинствующих лагеря и стали строить высокую стену, разделяющую город надвое.
Я испытывал все меньше удовольствия от созерцания лилипутской жизни. Меня возмущала их жестокость, алчность, стремление забрать себе как можно больше земли, подчинить других, превратить их в своих рабов… Следовало что-то делать с этим безобразием.
Однажды я снова спешил через парк Победы, зажав под мышкой портфель. Сколько раз давал себе зарок огибать это опасное место, особенно в темное время суток, но каждый раз шел той же дорогой.
Впереди появились тени. Совсем как в прошлый раз.
— Ты?! — выдохнул один. И я узнал в нем незадачливого грабителя, который тогда шарил по кустам, таская меня за воротник.
— Слушайте, я очень спешу… — пробормотал я.
— Я знаю, — сказал он сдавленным голосом, — это ты Сеньку тогда приговорил.
— Не говорите глупости, — попросил я. — С ним все в порядке. Занимается строительством. — Сейчас мои мысли занимали только мои подопечные. Я придумал новое развлечение — небольшой потоп. Хватит уже поливать человечков из лейки, открою водопроводные краны, и разверзнутся хляби небесные. Посмотрим, как они справятся с этой ситуацией…
Грабитель вдруг шагнул ко мне и ударил снизу вверх. Боль была такой, что меня почти парализовало, я даже вскрикнуть не мог. И все обмерло, оборвалось, будто во сне, когда делаешь шаг в пропасть. И как я не заметил нож в его руке?
— Это тебе за Сеню!
Убийца сиганул в кусты, увлекая за собой нового приятеля, а я, зажимая колотую рану на животе, опустился на колени. Под светом луны серебрилась и розовела лужа…
— Что же с ними будет? — пробормотал я. Они, наверное, и не поймут, что Бог умер. Так и будут сидеть в аквариуме, надеясь когда-нибудь выбраться наружу? Может, даже справятся с сеткой себе на погибель, неспособные осознать, как велик и опасен окружающий мир, как жесток к ним… Нет, — боль пульсировала, выплескиваясь из меня вместе с кровью, — я в них верю, когда-нибудь эти крошечные человечки освоят всю вселенную, сделают ее своей привычной средой… Жаль только, что их Бог умирает. Что он умер. Впрочем, они, наверное, этого не заметят.
Михаил КликинКУДА УХОДЯТ ГЕРОИ
Геркулес шагает по узкой улице, тускло освещенной красными фонарями. Ему двадцать шесть лет, он могуч, словно имперский бомбовоз «Грешный адмирал Чу», и красив, будто круизный лайнер «Святая Николь».
Геркулес улыбается. Он уверен в своей силе и чуть меньше — в своей красоте.
Из темного переулка выходят три сутулые фигуры. Их намерения очевидны. Они движутся навстречу Геркулесу, будто уродливые пиратские перехватчики.
Одного Геркулес сшибает подобранным камнем, другого отшвыривает движением плеча, третьему ломает руку. Из расплющенных пальцев на брусчатку падает нож. Геркулес пинком отправляет его во тьму переулка — нож летит, словно ракета, рыжие искры отмечают траекторию его движения.
Эта опасная встреча — не первая. Десять минут назад Геркулес раздробил челюсти двум бандитам, преградившим ему дорогу. Пятнадцать минут назад Геркулес разметал компанию пьяных солдат, требовавших от него невозможного. Двадцать минут назад Геркулес сломал ключицу местному громиле, собиравшему деньги со всех, кто направлялся из космопорта в город.
Наверное, кому-то Фиштаун кажется опасным городом. Но только не Геркулесу, побывавшему на десятках миров. Фиштаун — просто рай, если сравнивать его с Городом Черепов, что на Мертвой Планете, или с Поселением № 3 на Планете Тюрем…
Улица поворачивает. Геркулес поворачивает вместе с ней. Он рассматривает вывески, подсвеченные красными круглыми фонарями. Он ищет ту, о которой недавно рассказывал капитан и о которой так часто вспоминали боевые товарищи — вольные наемники с «Черного варяга».
Теперь Геркулес идет медленней. Он больше не улыбается, он сосредоточен. Вывесок много, и он боится пропустить нужную. Поэтому неподвижного человека, сидящего посреди дороги, он замечает не сразу.
Геркулес нагибается и жесткими пальцами выворачивает из мостовой булыжник. Камень большой, но он весь прячется в кулаке наемника.
Геркулес замечает, что на коленях сидящего человека лежит «Шершень» — плазменный карабин, пятьдесят лет назад разработанный оружейниками Высочайшей Унии. Геркулес видит, что сидящий человек стар и немощен. Геркулес уверен, что булыжник в его руке более смертоносен, чем карабин в руках старика, — и потому без опаски идет вперед.
— Готов поспорить, я знаю, что ищет здесь герой-одиночка, — голос старика скрипит и дребезжит, словно поношенный корабельный корпус при запуске маршевых двигателей.
Геркулес останавливается и молчит. Пять шагов отделяют его от старика. Стены домов нависают над ними. За прямоугольниками окон — черными и светлыми — идет другая жизнь. Отзвуки ее слышны и здесь: вздохи, стоны, крики, смех. Легкий ветер покачивает шары светильников — и легкие тени шевелятся в такт их движениям, в такт звукам, доносящимся из-за окон.
— Заведение мамаши Ти… — Высохший старик гладит ствол «Шершня», искоса смотрит на молодого могучего красавца. — «Тугой бутон розы». Ты ведь туда направляешься?
— Да, — отвечает Геркулес. — Где оно?
— За моей спиной. И чтобы попасть туда, тебе придется пройти мимо меня.
Старик видит, как меняется лицо Геркулеса, видит, как вздуваются, мощные мышцы, — и смеется, машет рукой:
— Нет, я не собираюсь вставать у тебя на пути, и тебе не нужно убивать меня, чтобы пройти дальше. Мой карабин — не для таких, как ты. Он для тех, что прячутся в тени и поджидают одиноких путников. Ты ведь сталкивался с ними сегодня, ты проходил сквозь них — я слышал их крики. Не опасайся меня, не считай своим врагом. Я просто хочу, чтобы ты выслушал меня, прежде чем переступишь порог «Бутона розы». Я хочу предупредить тебя о великой опасности, что поджидает тебя там.
Теперь смеется Геркулес. Старик серьезно на него смотрит, вздыхает и продолжает:
— Знаешь ли ты, чем заведение мамаши Ти отличается от прочих подобных заведений, каких много на этой улице? — Он мгновение ждет ответа, а потом кивает и сам отвечает на свой вопрос: — Конечно, знаешь. Иначе ты был бы сейчас в одном из домов, мимо которых прошел, следуя сюда… А слышал ли ты о Тартусе Зольде? В разных мирах у него были разные прозвища, но чаще всего его называли Космическим Ухарем. Ему было двадцать лет, когда он исхитрился и уничтожил флагманский корабль Золотой Эскадры. В двадцать два года он отбил у повстанцев «Эрика Великолепного» и стал его капитаном. В двадцать три — покорил планету эль-гунов. В двадцать четыре — раскрыл заговор некроианцев и был награжден орденом Чести первой степени…
Старик перечисляет заслуги героя, и глаза его делаются мутными.
— Я слышал об Ухаре, — говорит Геркулес.
Взгляд старика тут же проясняется.
— Тартусу было двадцать шесть лет, когда он впервые посетил «Тугой бутон розы». Больше об Ухаре никто ничего не слышал.
— Он пропал? — спрашивает Геркулес.
— Он пропал, — соглашается старик. — В «Бутоне розы» ему встретилась девушка, не похожая на остальных. И он лишился того, что делает мужчину — мужчиной.
Геркулес вздрагивает, невольно опускает глаза. И старик смеется:
— Ты опять неправильно меня понял! У Тартуса все осталось на месте. Только внутри будто сдвинулось что-то. Он перестал был Ухарем. Его уже не тянуло к приключениям, и кровь не вскипала при виде врагов и опасности. Он размяк. Его мысли были прикованы к той девушке, он хотел быть с ней рядом — а все остальное потеряло всякий смысл. Великая сила влекла его к ней. Необоримая первобытная сила, что всегда находилась внутри его, но спала до поры до времени. Эта сила есть в каждом — в тебе тоже. И она может проснуться, когда ты войдешь в заведение мамаши Ти.