дворцы какие-то… Неужели у меня такая богатая фантазия?
— Выходит, да, — Саундер кивнул. — Пристегнитесь, нас может болтать…
Сразу же, будто подтверждая его слова, транспорт дернулся и затрясся, угодив в зону турбулентности.
— Это опасно? — Ирина расплескала воду.
— Нет… Подождите, сейчас пройдем этот участок, тогда можно будет разливать…
На изменчивой пелене внизу лежали теперь две тени флаера. Автопилот справлялся безукоризненно. Саундер еще раз просмотрел метеокарту: грозовой фронт ускорялся и, кажется, менял направление.
— Вы такое уже видели?
— Точно такое — нет. Похожее видел однажды.
— Теперь понятно, откуда берутся легенды… Бог Ириса, теперь он разгневался, да?
— Что-то в этом роде.
Саундер вытащил коммуникатор. Монитор оставался темным, индикаторы не мигали; коммуникатор был глух и нем, не реагировал ни на что и представлял собой бесполезный кусок пластика.
Тряска прекратилась.
— Ух, — Ирина стряхнула капли воды с колен. — Вот это приключение!
— Да, — отозвался Саундер, не глядя на нее.
Коммуникатор должен был работать; если отрублены все частоты, связь через спутник, луч, зеркалка… Что там еще? Не может обыкновенная гроза отрезать сразу все ниточки, так?
Значит, это не обыкновенная гроза.
Он вызвал метеокарту во всех возможных проекциях. Магнитная, радиологическая, инфракрасная… Требуется время для обработки: пять секунд. Четыре. Три.
Обрыв связи. Динамическая картинка сменилась обыкновенной картой, неподвижной, безмятежной. Ну, разумеется; Саундер в раздражении провел ладонью по сенсору.
Впереди по курсу флаера вдруг вырос, вытягиваясь к небу, песчаный столб. Сложился на долю секунды в колоссальных размеров человеческую фигуру, потом верхушка его сплюснулась шляпкой гриба. Саундер перехватил управление и изменил курс.
— Это тоже фантазия? — шепотом спросила Ирина, Саундер еле расслышал ее. — Вы видели?
— Воображение, — сказал Саундер сквозь зубы.
Данных достаточно, грех жаловаться. А времени нет. Ровно пять секунд, чтобы сообразить: что, собственно, теперь делать?
Падала скорость. Губернаторский транспорт уже несколько минут пер против чудовищной силы ветра. Разумеется, до станции теперь не дотянуть: против того, что надвигается с северо-востока, флаер все равно что муха против цунами.
— Саундер? Что-то не так?
— Придется лавировать. Скорее всего, придется сворачивать к Ирисовому Полю…
— Но мы ведь возвращаемся на станцию?
— Расклад не позволяет, — признался Саундер. — Мы попали в самум. Это буря, сопровождаемая рядом аномалий.
— Что значит…
— Одну минуту.
Поток ветра не был однородным. Автопилот прокладывал маршрут пунктиром; Саундер перехватил управление и начал маневр.
Вниз, к песчаному мареву. Здесь встречный ветер местами слабел. Саундер разворачивал флаер, мысленно благодаря губернатора за все его излишества, за блок с душевой и массажем, за солярий и каждую бутылку в баре: масса транспорта была союзником пилота.
Маневр походил на путь в зыбучем лабиринте, на дорогу в сыре, ежесекундно меняющем очертания. Саундер то и дело промахивался мимо пунктира, намеченного автопилотом: иногда сознательно, делая поправку на изменение обстановки, иногда случайно, не в состоянии погасить инерцию. Вверх; щелкнул автоматический экран, затеняя окна. За стеклом, теперь с другой стороны, снова взошли два солнца — Пес и Щенок. Транспорт перестал трястись и трещать: ветер подхватил его и понес обратно, прочь от станции, как щепку в потоке.
Чувствуя, как пот катится по лбу, Саундер переключился на автопилот. Флаер тряхнуло, но только один раз.
Ирина молчала. Саундер, не глядя, чувствовал ее взгляд. Она молча налила воды, протянула ему; Саундер выпил до дна, не отрываясь.
Песчаное марево внизу представлялось теперь растрескавшейся коркой глины с редкими скалами. Если долго смотреть на него, начинали мерещиться человеческие фигуры, бредущие с низко опущенными головами. Но лучше не смотреть.
— Куда теперь? — тихо спросила Ирина.
— Теперь навестим Ирисово Поле. Заодно спросите, почему у них Будда на пятидесятке.
— У нас дикая скорость, — Ирина поглядела на экран.
— Да. Но у нас приличный запас прочности.
— Саундер, я прошу прощения.
— За что?
— Да за все… Если бы не я, вы бы вообще не полетели.
— Никто не знал, что будут возмущения на Щенке. Это редчайшее явление. Иногда его удается спрогнозировать, чаще — нет.
Он потихоньку расслабился, прислушиваясь к флаеру. Двигатель вроде бы звучал как всегда. Корпус вибрировал даже меньше обычного. Можно подключить программу энергосбережения, вот так. Потому что будь у нас запас энергии, мы могли бы вообще на все наплевать и лететь пока летится, к морю, за море, и болтаться там над кислотной гладью, дожидаясь, пока угомонится ветер. Включить экран на случай дождя; экран, зараза, жрет энергии в три раза больше, чем движок…
— Саундер, — торопливо сказала женщина. — Я давно живу по инерции. Как в вате. Ничего не испытываю, кроме скуки и иногда — омерзения… Вы меня извините, Саундер. Такие, как я, не должны портить жизнь таким, как вы. — Она замолчала, и по ее лицу было ясно, что она сожалеет о сказанном.
— Я прилетел сюда много лет назад, — сказал Саундер. — Уж точно не затем, чтобы вертеться как винтик и всегда думать только об уровне масла, капремонте, рабочих графиках или уборке помещений. Я хотел изменить себя и мир. Хотел, чтобы меня услышал бог. Пусть не большой, творец Вселенной, но хотя бы маленький — бог Ириса.
— Вы…
— Я паломником сюда прилетел! Такое счастье… А потом оказалось, что наш организатор тура — мошенник. Эти шустрилы подделывали чудеса — в промышленных масштабах! Запускали голоса в храмах, иллюминацию… Я тогда отбился ото всех, сам бродил… Все бродил вокруг этих храмов и внутри, в темноте, все молился: бог Ириса, дай мне знать о себе, дай мне знак, дай мне… И ничего он мне не дал, конечно. — Он перевел дыхание. — И теперь я тоже живу по инерции. Это не так плохо.
Искоса глянув на него, Ирина открыла бар. Позвенела бутылками, налила себе на два пальца бренди:
— Это ведь опасно, да? То, что с нами происходит, — мы можем разбиться?
— Не волнуйтесь, — сказал Саундер. — Острый момент прошел, теперь все будет хлопотно, но совершенно безопасно.
Он говорил — и всматривался в темную полосу, проступавшую далеко впереди на чистом небе.
Когда флаер дотянул до Ирисового Поля, ветер ослаб. Песчаное марево внизу полнилось смерчами, они слонялись, как скучающие туристы, сливались, расходились, опадали и взмывали снова. Для флаера, снова набравшего высоту, смерчи не представляли большой опасности, в отличие от туч, занявших уже полнеба.
Ирисовое Поле скрывалось в песчаной взвеси, только главный шлюз выглядывал, будто крышка погреба. Коммуникатор поймал ближнюю связь.
— Поле? Здесь борт ноль-шесть со станции. Дайте посадку.
— Извини, Григорьев. Не будет тебе посадки. Мы уже задраились.
— Мужики, у меня пассажир.
— Хрен тебе, Григорьев, вместе с твоим пассажиром, — сказал непреклонный голос. — Дуй в глубь материка и садись на Поребрик. Включай экран и жди: после дождя авось кто-нибудь дозаправит.
— Губернатор вам припомнит, — сказал Саундер сквозь зубы.
— Хрена! — рявкнул голос в коммуникаторе. — Губернатору лучше, чтобы ты навернулся вместе с пассажиром, чем мы тебя приняли!
Саундер, не тратя больше слов, изменил маршрут. Ветер слабел, и теоретически можно было бы повернуть к станции. Практически это означало попасть под дождь над песчаной равниной, без единого горного кряжа, без единого выступа.
Диспетчер с Поля дал циничный, но точный совет: Поребриком называли горную цепь на севере. Там, если повезет, можно найти твердое место для посадки, сесть и развернуть защитный экран. Энергии — Саундер покосился на монитор, — энергии должно хватить на пару часов, а дождь не может быть долгим…
Вскоре после того, как Саундер начал работать на станции, пропал без вести разведывательный катер. Его нашли потом на Поребрике — ребята попали под дождь, сели и развернули защитный экран, но запаса энергии в аккумуляторах не хватило. Саундер, наделенный живым воображением, против воли представлял, как это было: отключился экран. Дождь забарабанил по крыше, и крыша зашипела, растворяясь. Разведчики легли на пол и укрылись всем, что было: сдирали со стен панели, отгораживались от неба сиденьями. Но дождь не переставал; когда их нашли, от катера остались только шасси и фрагменты днища.
— Саундер? — тихо спросила Ирина. — Почему они нас не приняли?
У него не было сил врать.
— Они не совсем… легальны. Они не хотят, чтобы жена инспектора наведалась в Ирисово Поле.
— Они знают, что я здесь?!
— А как же. Связь со станцией прекратилась совсем недавно.
— Да я ведь никому не скажу! Закрою глаза, уши заткну, будто и нет меня… Скажите им, Саундер, что я буду молчать!
— Ничего страшного, — сказал он через силу. — Мы переждем дождь на Поребрике.
— Дождь?
— Кислота…
Ирина побледнела. Она не удосужилась даже краткий путеводитель прочесть, подумал Саундер. Географические особенности Ириски, климат, осадки. Правда, и самум и дождь сами по себе невероятно редки, а уж сочетание их…
— Почему мы не можем приземлиться прямо здесь и здесь переждать?
— Потому, — Саундер смотрел вперед, — что песок во время дождя становится зыбким. На поверхности не удержится ни транспорт, ни человек, ни даже контактная линза. Все утонет в песке.
Флаер начал круто набирать высоту. Краем глаза Саундер видел, как Ирина нервно сглатывает, растирая уши.
— Но на Поребрике из-под песка поднимаются скальные породы, способные удержать грузовой челнок с полным грузом, — сказал Саундер. Голос его звучал скрипуче — оттого, что какие-то мышцы в горле сократились и не желали расслабляться. — Вообще все, что есть на Ирисе, строится на древних скальных платформах. Станция, например, или то же Ирисово Поле…