Я не стал таиться и вышел прямо к самке. Когда она увидела меня, то побледнела и выронила кувшин. Потом начала кричать, и мне пришлось ее немного придушить, как делал это с волчицами. Девушка потеряла сознание, и стало ясно, что люди не такие крепкие, как лесные жители. Я унес ее от источника на мягкую траву и там, разорвав глупые тряпки, которые люди надевают на себя, совокупился с самкой человека. Когда я проник в Шакти, она очнулась и, поняв, что происходит, хотела опять кричать. Тогда я легонько укусил ее в плечо, и она умолкла. Вскоре ритм захватил ее, и она стала отвечать на мои движения. Это продолжалось некоторое время. Наконец я оторвался от самки и хотел уйти, но она взяла меня за руку и хотела, чтоб я остался. Мы лежали так некоторое время, пока Шакти не уснула. Я поднялся и зачем-то накрыл ее остатками одежды. Потом скрылся в джунглях.
Я продолжал бродить вокруг поселка. Уходил охотиться и снова возвращался. Через пару дней я снова оказался у источника. Каково же было мое удивление, когда я снова увидел знакомую самку. Она набрала воды, но не спешила уходить, оглядываясь по сторонам. Потом сказала что-то, обращаясь к джунглям, потом еще раз, громче. Тогда я вышел к ней, и на сей раз она не закричала. Мы отправились на поляну, и самка без принуждения сняла свои тряпки. Так начались наши встречи у источника. Шакти научила меня более мягкому совокуплению, а в моменты, когда мы, устав от ласк, лежали на траве, начала рассказывать значение человеческих слов. Постепенно мир людей стал открываться мне. Я узнал множество новых понятий. Шакти была вдова. Ее мужа убил местный джемадар за отказ выплачивать неурочный оброк с полей. Рам, так звали этого крестьянина, был умерщвлен не по обычаю и закопан где-то в джунглях. Шакти была уверена, что муж восстал из мертвых и воплотился в ракшаса-оборотня, то есть в меня. Встречи с демоном во плоти были для нее бунтом против традиции, и она понимала это. Люди обожают окружать свою жизнь придуманными преградами. Они рисуют на лбу разные знаки и по тому, какой символ нарисован, судят, можно ли им общаться или совокупляться друг с другом. Еще они верят в богов. Если в жизни человеку сопутствует удача, говорят «будь благодарен богам». Если же происходят разные напасти, утверждают «нам неизвестен божественный промысел, все это для великой цели». Тяготясь нашей связью, Шакти пошла к служителю богов. Этот человек прекрасно устроился, получая дары от жителей деревни за то, нто объяснял им веления владык.
Услышав историю Шакти, он принялся стращать посмертными карами и говорил, что меня нужно немедленно изловить. Женщина недолго противилась и уже через два дня пригласила меня на праздник, еще один смешной человеческий обычай, когда по улицам на помосте носят многорукую статую из крашеного дерева, танцуют, смеются, пьют перебродивший сок растений и вдыхают дым от горящей травы. От всего этого люди становятся очень довольны и долго вспоминают, как хорошо провели время. Шакти сказала, что мне нужно прийти на праздник, и просила надеть маску. Это был Равана — предводитель демонов. Маска показалась мне очень тесной, неудобной и глупой. Я бы отказался, но мне все еще хотелось узнать, как люди борются с желанием перемен. Вечером я пришел в деревню, нацепив дурацкую маску. В ней почти ничего не было видно. А дымы курилен и резкий запах человеческого пота мешали мне видеть носом. Так, полуслепой, задыхающийся, я вышел на площадь. Там меня уже ждал джемадар в маске Шивы и его солдаты в масках воинов-обезьян. Они разом накинулись на меня и почувствовали на себе, что значит гнев тигра. Однако им все же удалось скрутить меня. Дальнейшие несколько дней я помню очень смутно. Едва я приходил в себя после побоев — немедленно бросался на обидчиков, и меня били снова. Один раз появилась Шакти. Кажется, она плакала, просила прощения, но я не знал, что это за штука.
Меня не убили, поскольку брахман не был уверен, что я снова не вернусь в деревню. Как уничтожить того, кто и так восстал из мертвых? Ни один из способов не казался им достаточно надежным. Они думали три дня. И наконец решили выбрать изгнание. Люди здраво рассудили, что чем дальше я окажусь от деревни, тем труднее мне будет найти дорогу назад. Меня связали по рукам и ногам, приторочили на спину дюжего мула и повезли прочь из деревни. А на улицах опять был праздник.
Меня передали торговцам. Это были смелые и неглупые люди, знавшие дороги и нравы разных народов.
На шестой или седьмой день пути я перестал запоминать запахи мест, хотя сначала был уверен, что скоро вернусь в деревню и поохочусь на джемадара и брахмана, может быть, еще разок повидаюсь с Шакти. Через две недели торговцы выбрались на широкую дорогу. Там, под защитой большой омшелой скалы, их ждал караван. Несколько слонов, лошади и буйволы. Из пестрого шатра вышел человек с необычным золотисто-коричневым цветом кожи и тонкими чертами лица. Он долго смотрел на меня, а торговцы на разные голоса рассказывали о своих приключениях в деревне. Наконец человек велел им освободить меня. Торговцы испуганно принялись отговаривать его. Он подошел ко мне, спросил, знаю ли я язык. Я кивнул. Тогда человек с золотистой кожей достал нож и принялся разрезать веревки. Мое тело долго было сдавлено веревками, движения давались с огромным трудом. Я даже всерьез боялся, что так и не смогу восстановить силы. Мне принесли воды, но я выронил кувшин. Тогда Золотокожий сам взялся поить меня. Потом он сказал:
— Я Али абу Марух, мастер каравана. Ты достался мне даром. Значит, ты — плохой раб. Таких я убиваю. Но за тебя еще дали прекрасного мула. Значит ты очень плохой раб. А вот это уже интересно. Я отвезу тебя в Нанпур и получу двойную выгоду. Но прежде ты узнаешь от меня дорогу к тем, кто связал тебя. Если ты таков, как мне кажется, найдешь способ отомстить.
Так сказал Али абу Марух, сохранивший мне жизнь Из-за мула, к которому я был привязан. Караванщик не стал сковывать меня, позволив свободно бродить по лагерю. Мудрый Али знал силу невидимых стен и умел пользоваться ею.
Наш путь к Нанпуру длился месяц. Когда я впервые увидел город, мне он показался очень тесным и многолюдным. На самом деле это был небольшой и довольно тихий городок. Он процветал благодаря рынку, разбитому за стенами. Здесь продавали рабов и зверей. Я видел обезьян и пантер, ястребов и волков, и множество молодых слонов, и корзины со змеиным народом. Сановники, держатели зверинцев в белых одеждах с веерами из петушиных перьев, не способные сжать пальцы в кулак из-за обилия золотых перстней; полуобнаженные, покрытые страшными татуировками ловчие с яростным темным взглядом, тяжелыми круглыми серьгами и длинными ножами, заткнутыми за богатые кушаки; и, конечно, работорговцы всех мастей — вот кто правил этим пространством, отнятым у джунглей сотню лет назад.
— Ты должен притвориться, — сказал абу Марух, — иначе тебя не купит хороший человек. Непокорных рабов ждут каменоломни. Там люди умирают слишком быстро. А теперь запоминай, я буду говорить только один раз.
И он рассказал мне, как найти деревню Шакти.
Меня вывели на помост, и Али принялся расписывать мои достоинства. Рядом со мной стояли два чужих раба: огромный черный человек с большими вывернутыми ноздрями и толстыми губами, с ногами и руками, похожими на стволы деревьев, и худой индус, ничем особенно не примечательный, кроме отвратительного запаха изо рта. Рядом его хозяин кричал, какой это спокойный и неприхотливый раб. Чернокожий также выглядел спокойным и отстраненным. Но мой нос было не обмануть. От этого человека пахло яростью. Запах становился все сильнее. Я пригляделся и увидел причину — едва заметные бугорки на оливковой коже могучего раба. Перед торгом гиганта избивали, завернув в плотное одеяло. Али поступил так с двумя невольниками, решившими устроить драку. Способ был очень удобен: он позволял наказывать раба, не попортив шкуры. И теперь негр был словно улей, полный рассерженных пчел. Я напрягся, готовый ко всему. Между тем на спокойного раба нашелся покупатель. Он начал продвигаться через толпу к помосту. Возникла заминка, другие торговцы на мгновение умолкли. И тут чернокожий напал. Очень быстро для человека. На помосте наши руки связывала утлая веревка. Делать путы надежнее было невыгодно. Товар могли счесть опасным и не купить. Вместо этого у помоста всегда дежурили могучие охранники с ошейниками и веревками наготове. Однако они не успели. Гигант в мгновение ока разорвал путы, очутился рядом со своим мучителем и сжал его в смертельных объятиях. Все на площади услышали страшный хруст — это ломались ребра. Работорговец забился в руках чернокожего, испражнился и затих. Мститель отбросил тело в сторону, и мертвец сбил с ног безучастного раба, который так и стоял, не повернув головы. А затем гигант устремился к Али, который был ближе всего к нему. Должно быть, ярость ослепила чернокожего, и он готов был растерзать любого, кто был рядом. Я действовал, не раздумывая, одним движением вскочил на плечи негра и свернул ему шею. Так я охотился на оленей, пока не появился железный клык. Черный человек рухнул на помост, проломив подгнившие бревна. Охранники, наконец, добрались до нас, но делать им было уже нечего, и они решили было отыграться на мне, но Абу Марух остановил их властным окриком. Потом подошел ко мне.
— Я недооценил тебя, — сказал он наконец. — Пойдем, торг на сегодня закончен.
В толпе слышались громкие голоса. За меня давали большие деньги. Но Али не реагировал на предложения.
Мы провели остаток дня в лагере каравана. Мне была предложена необычно обильная трапеза. По мере приближения к Нанпуру наши порции увеличивались, но это был настоящий пир. Я не заставил себя упрашивать и быстро расправился с едой. Вечером к шатру абу Маруха явилась чрезвычайно толстая женщина. Она была так обильно умащена ароматными маслами, что ее собственный запах был почти неразличим даже для моего чувствительного носа. Это была вдова работорговца, убитого черным человеком. Звеня золотыми браслетами, она принялась требовать от Али компенсации, упирая на то, что потеряла кормильца и одного из лучших рабов, потерпев двойной убыток. Пахучая то