А потом исчез бурун, который вел его всю дистанцию, и в надводном броске запаниковавший Вадим увидел рядом с собой медленно разворачивающуюся перепончатую лопасть, с которой прозрачными искрами срывались капли. Он догнал Джона Айрона. Тот опережал его буквально на один взмах, когда впереди замаячила красно-белая полоса, обозначавшая конец дистанции.
На передних ластах проступил странный рисунок, и, смывая его, вода окрашивалась в нежно-розовый цвет. Ане должно понравиться… Она как-то сказала, что любит розовый цвет, потому что он не имеет к морю никакого отношения. Только к небу. Розовый – восход, красный – закат.
Модифицированная кожа потрескалась от напряжения. В идеально прозрачной воде гибкая тень металась за границей коридора. «Волнуется, – услужливо подсказало угасающее сознание, – надо сделать еще один вдох и спуститься пониже, спросить, почему не пришла… нет, лучше вылезти на волнорез… на середину – там ракушек меньше». Вадим тяжело пробороздил бедренными стабилизаторами гребни волн, шевельнул неподъемно тяжелой конструкцией хвоста и снова ушел под воду. Он заметил неясную вспышку в туманном сумраке.
Бесполезно кричать под водой… Нет сил кричать над водой, когда воздух медленно и неохотно затекает в легкие… Остается только дойти до финиша.
Еще несколько раз Танков смог резко выбросить тело из воды, прежде чем врезался в красно-белый барьер, загудевший от удара. Здесь тоже устанавливались трибуны для любителей смотреть финиш вживую.
Вадим хотел сказать Митричу что-то очень важное, но, пока его вытаскивали на платформу, никак не мог сообразить, что именно. Тело, судорожно подрагивая, принимало человеческий облик. Из носа текла кровь, и Вадим подумал, что, наверное, пробил финишный ограничитель, потому что руки до локтей тоже были разодраны в кровь. Левую уже забрызгали ледяной белой пеной, а правой он все хотел вытереть нос, но кто-то крепко держал его за запястье. Он повернул голову, небо над головой пришло в движение, и на фоне бездонной синевы и хлопающего на ветру трехцветного флага он увидел мокрую голову Санька, сидящего рядом. И он вспомнил.
– Сашка… прыгай!
– Ага. Щас.
– Анька… там, – хрипел Вадим, пытаясь вырваться из чужих рук, – увидела кровь и ударилась в силовой щит… снизу… Сашка, прыгай! Митрич… Пустите меня!
Первым прыгнул Серега. Молча встал, отодвинул с дороги озадаченного Санька, врача команды и, пошатываясь, пошел к краю финишной платформы. Санек опомнился и бухнулся следом. Железная рука удержала дернувшегося Вадима за локоть, и под нос ему сунули коммуникатор.
– Вадик, скажи спасателям, на каком отрезке, – с нажимом произнес Тарас Дмитриевич, и только тогда Вадим сообразил, что хотел сказать ему, что надо позвонить спасателям.
Красно-белый барьер все еще слабо вздрагивал – финишировали аутсайдеры заплыва. Белоснежный медицинский борт упал с небес к поверхности воды, подхватил Аню, которую вытащили Санек и Серега, и бесшумно взмыл к небесам.
– Вот где вы все у меня сидите. – Митрич провел ребром ладони по горлу. – Спасибо, у девчонки ума хватило дождаться совершеннолетия. Прежде чем за мастером спорта Танковым в синее море броситься! От великой любви… Мне только мести глубоководных сектантов не хватало! Любовь… Вашу мать!
– Тарас Дмит…
– Молчать! – Митрич грохнул кулаком по столу. – По-человечески нельзя? Что, Вадим, без трагедий и «Скорой помощи» перед телекамерами совсем никак? Герои русского спорта, чтоб вас… Перед всем миром чудеса спасения на водах продемонстрировали! А кто потом с организаторами и спасотрядом объяснялся? Что ты молчишь, Сергей?
– Тарас Дмитриевич, а мне кажется, что все это нам на руку. Имиджмейкеры только что не рыдают от восторга!
– Угу. Это ты тонко подметил. Перепились уже на радостях вместе со спонсорами и журналистами… разогнать бы их всех, бездельников… – Тренер безнадежно махнул рукой, прошелся по комнате, недовольно пожевал губами и продолжил подчеркнуто официальным тоном: – Так вот, итоги соревнований. Гхм… Санек восьмой. Сергей четвертый, но, – он многозначительно поднял палец вверх, – с очень большим отрывом от лидеров, делай выводы. Вадим… Что делать-то будем, Вадик? Результаты до сотых совпали.
– Поплывем, Тарас Дмитриевич.
– Я попробовал про тысячные заикнуться, так эти тут же адвокатов приволокли, – развел руками тренер, – как будто у нас ни секундомеров, ни юристов! Позвонил нашим, контроль подняли… Ну, и решение комиссии ты уже знаешь – повторный старт, немодифицированный заплыв и «пусть победит сильнейший»… Есть такой пункт в правилах чемпионата. Все равно американцам подыграли, черти. Кроль, хоть ты лопни! На двух тысячах метров сторговались.
– Ну, кролем поплыву, – старательно изображая вселенскую покорность, сказал Вадим.
– Че, он кроля не видел? У нас с базовых стилей каждое утро начинается, – фыркнул Санек.
Хороший парень. Грубоватый, конечно, зато веселый.
– Раз неделю на подготовку дали, – задумчиво сказал Серега, – значит, у Джонни Айрона с базовым стилем тоже не все чисто.
Все-таки умница. Не иначе, Федерацию генно-модифицированного плавания в стране возглавит со временем. А Джон Айрон – он и без модификации страшный соперник: на полголовы выше, в плечах, пожалуй, пошире… И в то, что можно добыть на воде золото, имея в активе лишь две руки и две ноги, Вадим еще не верил.
– Пойдем, Вадик, в архиве покопаемся, – сказал Тарас Дмитриевич, – мне тут ребята из Федерации несколько фамилий подсказали… Как говорится, обратимся к опыту прошлых поколений. Иногда полезно.
Александр ЗолотькоРабота
Космические корабли одновременно возникли в воздухе над самыми крышами крупных городов Земли. Собственно, то, что эти громады, похожие скорее на небрежно слепленные комья технического мусора, являются космическими кораблями, стало понятно немного позже, когда появилось обращение национальных правительств и Организации Объединенных Наций ко всем народам Земли о контакте с инопланетными цивилизациями. Долгожданном и дружественном контакте, особо подчеркивалось в обращении.
То, что мирным этот контакт оказался только по причине одновременного выхода из строя всех систем ПВО и прочих боевых структур земных государств, в обращении не упоминалось, хотя в четырех странах приказы о нанесении ударов по пришельцам отданы все-таки были. Выполнить их по техническим причинам оказалось невозможно, но тем не менее…
Люди напряженно ждали последствий. Кто-то уходил с семьей в лес, кто-то пытался строить убежище в подвалах, кто-то готовился к партизанской войне… делали запасы продуктов… пускались в загул… кончали жизнь самоубийством, несмотря на просьбы официальных структур и обещания, что все будет хорошо, что бояться нечего…
Но того, что произошло на самом деле, не ожидал никто.
Во всех странах Земли появились одновременно одинаковые дома, одноэтажные, небольшие, неброские. Возле входа в каждый такой дом висела скромная табличка.
«Галактическая Служба По Трудоустройству» – значилось на этих табличках.
И, что самое странное, Галактическая Служба По Трудоустройству предлагала землянам именно работу. По любой специальности, в любой точке Галактики. И если поначалу, после понятной недоверчивой паузы, в Службу пошли токари-слесари-строители и прочие, имеющие реальные профессии, то потом стало известно, что ГСПТУ предлагает именно ЛЮБУЮ работу, независимо от профессии заказчика.
Бесплатно, но на четко поставленных и зафиксированных в специальных соглашениях условиях.
Человек мог потребовать для себя любое место, от императора до пилота космического корабля, а Служба выполняла заявку. Требовалось некоторое соответствие заказчика той работе, на которую он претендует. Капитану звездолета, например, необходимо было пройти курс подготовки, освоить профессию, налетать членом экипажа некоторое количество времени, и только потом уж, земных лет через десять-пятнадцать, принять под свою команду космический корабль. То же касалось врачей галактических госпиталей, инженеров подпространственной связи и других должностей, требовавших специфических навыков, умений и образования.
Претендент мог согласиться или отказаться. С ним заключался контракт, выплачивался аванс и организовывался трансфер на место будущей работы или учебы.
Но если человеку удавалось придумать для себя такую работу-профессию-должность, что Служба по трудоустройству ни при каких условиях не могла выполнить заявку, то клиент, в компенсацию отказа, получал либо нечто ценное – очень ценное – технологию или артефакт, который мог затем продать на специализированном аукционе, или сразу немаленькую сумму денег.
Желающих получить именно работу в ГСПТУ в общем потоке сразу стало значительно меньше, зато тех, кто решил сыграть со Службой в лотерею и попытаться придумать для себя либо нереальное, либо невозможное по каким-либо причинам трудоустройство, стало много, очень много. На первое время.
Затем этот поток усох – придумать РАБОТУ, которую не могла предоставить Служба, оказалось непросто, а необходимость отработать свою заявку в случае ее удовлетворения подкреплялась целым перечнем штрафных санкций. Каждый контракт заключался на разный срок, иногда на очень маленький, но даже месяц проработать, например, пастухом плотоядных мотыльков, было весьма и весьма непросто. Тем более что заказчик изначально планировал все-таки получить компенсацию, а не работу.
Офисы продолжали функционировать без особого ажиотажа публики и заказчиков, очередей перед входом, таких, как в самом начале Контакта, уже не было, но время от времени желающие находились.
Перед домом Службы было пусто. То ли потому, что все, кто хотел найти работу и не боялся связаться с пришельцами, уже работу нашли, то ли потому, что в чертовой провинциальной дыре, в которой Валера Сысоев был вынужден жить с самого своего рождения, не было людей, с мозгами достаточно сложными, чтобы придумать нечто эдакое, сп