– Надолго? – упорно продолжая не понимать, спросил Любомудров.
– Как обычно – на пять лет. Интенсивного обучения.
Больше Любомудров вопросов задавать не стал. Он вообще постарался впредь поменьше болтать. И по возможности не привлекать к себе внимания. Так что оболтусов этих он высадил. А что оставалось делать?
До дома от метро идти не больше пяти минут, но Любомудров не знал, где взять силы на этот переход. Работа без выходных совсем вымотала его. Казалось, он и шагу ступить не сможет. Но нужно. Дома его ждет Катька. Вдвоем они со всем справятся, все переживут. Сегодня вечером не будет никакого телевизора – ни «Вестей науки», ни шоу «Кто хочет стать академиком?», ни сериала «Лаборанты». Только задушевная беседа отца с дочкой. Нужно зайти в продуктовый, купить что-нибудь вкусненькое к чаю. Ничего-ничего, сможешь. Раз-два, раз-два.
А вот патруль совсем некстати. Не то чтобы Игорь Евгеньевич чего-то боялся, просто не хотелось лишний раз видеть их довольные, не ведающие страха и сомнений лица. И не обойти никак, придется напрямик. И смотреть только прямо перед собой. Он идет в магазин, а потом домой, и больше ему ни до чего нет дела. Хоть пожар, хоть потоп, хоть открытие мирового масштаба.
Патрульные как раз отвлеклись на щуплого парнишку лет пятнадцати в подозрительно яркой одежде.
– Молодой человек, подойдите-ка сюда, – велел тот, что был повыше.
Парень размышлял на секунду дольше, чем следовало, и тем окончательно себя выдал.
– Что это у нас на шее висит? – включился второй патрульный и протянул к парню руку. – Ага, монетка. С дырочкой. Так ты, стало быть, буддист?
Не останавливаться, приказал себе Любомудров, это не твое дело. Парень сам виноват.
– Что значит «нет»? – поддержал товарища первый. – А вот мы сейчас проверим. Ну-ка, покажи карманы.
Жестом профессионального фокусника он вытащил из кармана куртки задержанного нефритовые четки. А может, и не нефритовые – в сумерках не очень-то разглядишь. А может, и не из кармана. Больно уж ловко сработали его пальцы, а про Научный дозор много разного люди болтают. Но Любомудрову нет до этого никакого дела, он идет в магазин за пирожными.
– Ну вот, а говоришь, что не буддист, – обрадовался высокий патрульный и еще более неуловимым движением всадил парню кулаком под дых. – Значит, отвергаем достижения науки? Ничего, это недолго исправить.
И снова приложил задержанному в живот. Парень согнулся пополам и закашлялся. Патрульные взяли его под микитки и потащили к стоявшему возле обочины белому фургону.
– Куда вы его? – невольно вырвалось у Любомудрова.
– Куда надо, – машинально буркнул низкорослый, затем остановился, выпустил из рук добычу и развернулся с Евгению Игоревичу. – А вы, гражданин, почему интересуетесь? Вы, случайно, не сочувствующий?
– Нет, что вы, – затряс головой Любомудров, едва с перепугу не ляпнув «боже упаси». То-то ребята обрадовались бы!
– Хорошо, проверим, – хмуро сказал патрульный. – Отвечайте: рыжие волосы – это какой признак?
– Рецессивный, – четко выпалил Любомудров. Нет, на такой ерунде его не поймаешь. Не впервой.
– В каком году заключен Тильзитский мир?
– В тысяча восемьсот седьмом.
– Для чего служит правило левой руки?
– Для определения вектора электромагнитной индукции.
Это Игорь Евгеньевич, если честно, сказал уже наобум.
– Правильно, – после некоторого раздумья согласился низкорослый. И разочарованно выдохнул: – Ладно, идите.
Однако его товарищ, видимо, не привык так быстро сдаваться. Прищурился, словно выискивая слабое место в защите Любомудрова, и спросил:
– Перечислите спутники Юпитера.
– Ио, Европа, Ганимед, – бодро начал Игорь Евгеньевич и вдруг запнулся, сообразив, что дальше не помнит. – Кал…
– Ну-ну, продолжайте, – оживился высокий.
– Каллисто, – выговорил Любомудров.
Патрульный посмотрел на него с чем-то похожим на уважение и махнул рукой.
– Ладно, достаточно. Можете идти. Слава науке!
– Науке слава, – послушно подхватил Игорь Евгеньевич, которому уже расхотелось заступаться за парня.
И в магазин идти расхотелось. Добраться бы до дома без новых происшествий.
Подъем по лестнице отнял у Любомудрова последние силы. Тяжело отдуваясь, он подошел к двери и остолбенел. Из щели торчал аккуратно сложенный тетрадный листок. Нехорошее предчувствие зашевелилось под ложечкой у Игоря Евгеньевича. Что бы там ни было, но добрые вести так под дверь не подсовывают. Дрожащей рукой он развернул листок и мгновенно узнал почерк дочки:
«Прости, папочка, что сразу не сказала, но так уж вышло. Две недели назад меня пригласили в физико-математический интернат, и я все сомневалась, а сегодня утром окончательно решила. Тебе со мной тяжело, а там – мама говорит, что там мне будет хорошо. У нее в этом интернате какой-то друг преподает. В общем, я знала, что ты будешь против и у тебя из-за этого будут неприятности, поэтому подписала заявление за тебя. Не сердись, пап, на каникулы я обязательно приеду. И мы с тобой вместе куда-нибудь сходим. Да хоть в твой зоопарк. Хорошо? Целую. Катя».
Старательно выведенные строчки расплылись перед глазами Любомудрова. Он сложил ладони лодочкой, поднял взор к плафону над дверью и горестно возопил:
– Господи, ну за что ж ты меня так караешь?!
– Игорь Евгеньевич! – донесся сверху голос.
Но немного не оттуда, откуда мог бы ответить тот, к кому Любомудров обращался.
Пролетом выше на лестнице стоял Сергей Геннадьевич, активист домового комитета по содействию науке и, помимо этого, учитель информатики в школе номер двести тринадцать.
– Игорь Евгеньевич, голубчик, что же вы такое говорите? – завздыхал активист-информатор. – Вы же образованный человек, и вдруг такое мракобесие. Боюсь, я буду вынужден известить об этом комитет. Для вашего же блага.
– Что-что? – ощерился на него Любомудров. – Для чьего блага? Ах ты ж бога в душу мать пресвятую богородицу! Я тебе щас покажу благую весть!
Все нынешние и прошлые беды Игоря Евгеньевича наконец-то приняли реальную, осязаемую форму. Любомудров набросился на Сергея Геннадьевича, повалил его на бетонные ступеньки и принялся волтузить кулаками, приговаривая при каждом ударе:
– Во имя отца… и сына… и святаго… духа… Аминь.
Игорь Евгеньевич с удовольствием продолжил бы, но других молитв он не знал.
Александра Гардт47b, Ursa Major
На базе всегда солнечно. Джимми устанавливает такой режим освещения специально, чтобы не сойти с ума. У него есть возможности, есть ресурсы, есть все, кроме самого главного. У Джимми нет реперной точки, нет почвы под ногами. Джимми не за что зацепиться, чтобы понять, сошел он с ума или нет и где начинается его личный отсчет по шкале Вселенной.
– В этой истории слишком много животных, – смеется Джимми, катаясь туда-сюда на кресле по лаборатории.
Кара смеется в ответ. Джимми знает наверняка, что ей все равно, она даже не слышит его слов. Кара всегда слишком занята своими теориями, чтобы замечать его по-настоящему, и это проблема.
– Сама посуди, у нас «червоточины», у вас – «кротовьи норы», все сложно. А в каком-нибудь испанском…
– В испанском тоже черви. Как и во французском, – говорит Кара, не отвлекаясь от планшета.
Пальцы скользят по воздуху, нажимая на виртуальные клавиши, будто трогая струны.
– Давай выберемся на улицу, – предлагает Джимми, зная, что все это – бесполезные попытки и слова вхолостую.
Их квартира похожа на межзвездное пристанище какого-то музыканта. Много света, замечательного, яркого солнечного света, много высокотехнологичных штучек, которые Джимми просто не понимает. Он пытался, честное слово, он хотел, но с гитарой и коллекцией в сорок метрономов, разбросанных тут и там, он лучше разбирается в нотах, ритме и том, почему жизнь обыкновенно музыка, а не числа.
У Джимми есть девяносто восемь тысяч подписчиков на персональном канале в Интернете, и он общается с ними почти каждый день. От записи альбома до записи другого проходит достаточно времени, чтобы провести онлайн-квартирник или просто поиграть на хорошую аудиторию, не выходя из дома. Все говорят, что это успех, и даже Кара не ворчит, только иногда мрачно шутит про то, что ему двадцать семь, а ее угораздило связаться с музыкантом, и что она не будет его спасать, пользуясь своими обширными познаниями в физике, если он надумает присоединиться к тому самому клубу.
Кара хорошая. У нее медовые волосы, тяжелый подбородок и упрямство во взгляде. И если Джимми недостаточно доказательств существования Бога в виде нот и того, что иногда играет на Карином фоне (как ни странно, она большой фанат его музыки), то Кары ему хватает всегда.
– Эй, концерт в нашем захудалом жилище? Клянусь, оно развалится на части из-за твоих чертовых колебаний.
Джимми выглядывает наружу, и на секунду его заливает теплом.
– Известные физики решили почтить нас своим присутствием? А как же черви и кроты? Кто позаботится о них?
Кара задумчиво смотрит куда-то сквозь него, и Джимми спускается на землю. Они просто друзья и просто соседи, именно такую комбинацию Кара искала год назад, чтобы чудесный дом в маленьком университетском городе не пропал и не был сдан кому попало. Теперь Джимми местная суперзвезда, но лучше бы… а впрочем, к черту.
– Мы же хотели позвать их всех, – вяло машет рукой она. – Всех-всех. Ладно. Джимми, слушай, запомни одну вещь. Если что случится, 47 Ursae Majoris b.
– Росомаха, – увлеченно кивает головой Джимми. – И дракон.
Кара вдруг вскидывается, будто он ее послал подальше, а не дурака валяет в своем обычном стиле. Джимми сдувается окончательно:
– К твоим зверям добавилась медведица. Я предложил пару увлекательных альтернатив.
– Ну да, ну да, – включается в игру Кара. – Конечно. Год рождения и любимый персонаж. Джим, это даже не смешно. Ты бы почитал что-нибудь еще, кроме комиксов.