– Отче велел по-простому сегодня, – шепотом сказала она. – Вот что-то вид у него уж очень серьезный, как бы не задумал опять чего.
– То уж ему решать, – хмыкнул Тролленбок.
За боковой дверью находилась небольшая столовая, где Лейф обычно обедал. Гостей он там принимал редко, и только самых близких себе. Мила потянула дверную ручку, и на Жоса дохнуло жаром камина. В освещенной двумя настенными лампами комнате за столом сидели сам настоятель и лейтенант Велойн, как всегда подтянутый и отчего-то явно мрачный.
– А, вот и ты, – Аствиц махнул рукой Миле, веля убираться восвояси, – садись. Надеюсь, ты не успел поужинать?
– Нет. – Жос пожал руку Велойна, сел на высокий старинный стул. – Что-то вы очень невеселы, друзья мои… Поделитесь со мной своей печалью. Чем я могу помочь?
– Это вопрос сложный.
Жрец придвинул к Жосу тарелку с тушеным мясом, налил в кружку подогретого вина, а потом вдруг щелкнул пальцами, указывая на отставного лейтенанта:
– Сей сын мой недостойный считает меня параноиком.
– А кем же еще? – фыркнул Велойн. – Напридумывал наш отче такого, что у меня аж волосы шевелятся!
– Погодите, друзья мои, погодите… Отец Лейф, разумеется, еще тот фантазер, но зачастую его фантазии оказываются очень даже реальными. И при чем тут паранойя?
– Ты старого Мукли помнишь? – Лейф в упор посмотрел на Жоса. – Того, что вечно по холмам прибрежным шатается, на зверушку мелкую охотится? Еще собаки у него здоровенные такие?
– Помню, – жуя, дернул плечом Тролленбок. – А что?
– Ну вот сегодня утром Мукли вокруг башни Лерна болтался. А потом прибежал ко мне, весь трясущийся. И не от холода он трясся. Собаки его в сотне локтей от башни выть начали и с поводков рваться. Да так выть, как никогда в жизни не выли. Ветер с моря был… что они там учуять могли – человеку не понять, но псов сумасшедшими обозвать трудно. Да и Мукли тоже – перепуган старик был до слез. Смерть чужую, говорит, учуяли, кровь: иначе не воют так собаки. Может, я не обратил бы внимания на все эти стариковские страхи, да вот понимаешь – вспомнил я, почему меня зеленый огонь после рассказа Кобуса тревожил, покоя не давал. Был когда-то у лавеллеров мерзейший культ, адепты которого верили, что черпают потустороннюю силу, пожирая людей.
– Как?! – едва не подавился Тролленбок. – Людей? Святители и небо, да что же это такое? И как это можно было терпеть? Пусть мне кто-нибудь еще раз скажет, что мы не любим проклятых лавеллеров без всяких на то оснований!
Аствиц сморщился и махнул рукой, веля Жосу замолчать.
– С этим культом боролись безжалостно, людоедов заживо скармливали морским змеям, но толку было мало, все равно время от времени возникали тайные общества, внутри которых ходили некие древние книги с описаниями безумных ритуалов, и разорвать этот круг никому не удавалось. Все это продолжалось довольно долго, но триста лет назад властям удалось вроде как накрыть основное гнездо культистов и казнить всех старейшин. Тогда же был разгадан и секрет «зеленого пламени», которым якобы «окутывались» старейшины при исполнении церемоний – какой-то минерал, порошок из него смешивается с насыщенной медью синей глиной южных островов, добавляется вытяжка из крови одного глубоководного моллюска, и получившаяся паста испускает яркое зеленое свечение часа два, а то и три. В темноте это выглядело особенно эффектно, легко совращая тупоголовых идиотов, способных верить в «силу с той стороны».
Жос отодвинул от себя тарелку. Годы странствий по морям и океанам научили его серьезно относиться ко многим вещам, которые на первый взгляд казались абсолютнейшей дичью. Об отвратительном культе из Ла-Велле ему слышать еще не приходилось, однако в кое-каких заморских странах Тролленбок видывал чудеса не менее гнусного свойства.
– Зеленый свет… – пробормотал он. – А не был ли этот зеленый свет общим символом секты, опознавательным ее, так сказать, знаком?
– Именно что был! – возбужденно махнул рукой отец Лейф. – Лампы заправляли маслом, в которое примешивали порошок, дающий устойчивое зеленое горение. Именно про зеленый свет – хотя тут, конечно, речь шла об электрическом прожекторе со светофильтром, – и рассказывал Кобус. Все совпадает, до мелочей!
– То есть все это нужно понимать так, что сюда летают какие-то суеверные скоты из Ла-Велле, чтобы сожрать в башне… кстати, а кого они там жрали-то? – зафыркал лейтенант Велойн. – У нас в округе, насколько я помню, давно уже никто не пропадал. Да и почему они выбрали себе такое интересное место? Кругом полно народу, хуже того, под боком – столица! Да случись что, сюда вмиг налетят тысячи парней из Стражи, а если надо, так и солдат пришлют, вон в Эфри целая тяжелая бригада стоит, гвардейцы! Хорошо, понимаешь, устроились. Ха!
– О, понятно, вы упорно продолжаете считать меня идиотом. – Лейф вздохнул и сел на стул, прикусив задумчиво палец.
– Ни в коем случае, – помотал головой Жос Тролленбок. – Но ключ к делу действительно находится в башне. Человек, вступивший в наследство, явно располагает заметными средствами, однако кто бы объяснил мне, зачем ему эта старая развалина? Там не было электричества – провели. Не знаю, что с водопроводом, но думаю, его восстановление тоже стоило ой как недешево. Зачем, господа мои? Отчаянная любовь к покойному дедушке? Хотел бы я в это поверить, да увы – ладно б у нас тут был модный курорт, тогда, конечно, все эти вложения имеют смысл. Но Воэн пока что остается дырой и пристанищем для невзыскательных парней типа нас с вами.
– И что, все дело именно в башне? – кисло рассмеялся Велойн. – Ой-ой-ой. И где же это я поселился, а?
– В очень старом городе, полном старых тайн, – без тени усмешки ответил ему Тролленбок. – И тайны эти зачастую отвратительны. Сколько историй о призраках и незавершенной мести я слышал здесь – не услышишь нигде, разве что на Севере, в крепостях среди синих лесов. Давайте-ка, друзья, будем наготове, но спешку оставим на потом. Законным способом нам в башню не проникнуть. Однако же живем мы с вами в Пеллии, а значит, без чиновных душ у нас не сделать ни шагу. На каждую блоху найдется нужная бумага. Важно только знать, где ее искать.
Следующим утром Жос оставил лавку на попечение старшего приказчика, а сам отправился к себе. Из большого резного шкафа, подпирающего потолок спальни, он вытащил дорогой костюм с золотыми пуговицами. В нижнем ящике обнаружились сверкающие лаковой кожей туфли, а из верхнего отделения появилась широкая шляпа с бархатной каймой и парой камней на узле ленты. Осмотрев себя в зеркале, Тролленбок накинул на плечи отороченный мехом плащ, взял кожаный портфель и вышел через кухню сперва в сад, а потом на заднюю улочку.
– На ратушную площадь, голубчик, – велел он ожидавшему его извозчику, – да не спеши, мне ни к чему.
Пегая лошадка неторопливо вытащила коляску на холм, взяла правее, и скоро в серой узости переулка замаячил спящий сейчас фонтан главной площади города Воэна. Полумрак закончился ярким светом, почти весеннее солнце играло на белых стенах биржи и королевского суда; рядом тянулся в небо охряный шпиль ратуши. Тролленбок выбрался из коляски, радостно вдохнул все еще холодный, но какой-то уже пьянящий воздух и стал подниматься по широкой каменной лестнице. В просторном и почти пустом зале с деревянными панелями на стенах он подошел к окошку дежурного распорядителя:
– К его милости господину Дибсу. По письму, отправленному вчера. Мое имя Тролленбок, Жос Тролленбок.
Румяный молодой служащий с уважением посмотрел на шляпу Жоса и принялся рыться в толстом журнале у себя на столе.
– Именно так, ваша милость, – закивал он. – Господин Дибс готов принять вас в любое время до обеда… Прикажете проводить? Я вызову посыльного.
Тролленбок величественно наклонил голову.
Господин Дибс, начальник отделения королевской таможни Воэна, встретил Жоса как давнего приятеля. Молодая девушка в сером мундирчике принесла поднос с кувшином горячего отвара из сушеных ягод, а сам таможенник достал из буфета несколько коробок со сластями.
– Весна не будет теплой, – заметил он, наливая Жосу полную кружку.
– Мне тоже так кажется, – согласился Тролленбок. – Морские птицы все еще сидят в скалах.
– Да-да, – Дибс вернулся за письменный стол и, пригнувшись, достал из ящика довольно объемистую папку с завязками. – Ваше письмо, которое доставили мне вечера вечером, озадачило меня до крайности, – сообщил он. – Я едва дождался утра, чтобы прийти в контору и сразу же отправить делопроизводителей рыться в архивах ратуши. Если то, о чем вы писали, подтвердится, то дело это дойдет до столицы. Обвинения могут быть чрезвычайно серьезными.
– Но, судя по вашим глазам, в этой папке содержится кое-что интересное, не так ли? – хмыкнул Жос.
– Как вам сказать… кое-что есть. У этой башни, оказывается, очень темная история, и совсем недаром древняя развалина подолгу стояла без хозяев. Что б мы делали без пеллийской привычки фиксировать любое событие и аккуратно складывать бумажки, а, Жос? Иногда мы в них просто тонем, конечно, но вот в таких случаях, как сейчас… В общем, сто с лишним лет назад во владение башней вступил некий Колло Тиссо, дворянин с Востока, точнее, с острова Роой. Известно о нем немного – служил в королевском почтовом ведомстве, по линии матери был связан со старыми столичными фамилиями, – ничего, в общем, примечательного. Но! Дед его, оказывается, был казнен храмовым судом… Вы знаете, насколько редко такое случалось, так что событие было знаменательное. Деда господина Тиссо обвинили в очень странных вещах, а именно в связях с мистиками-изуверами из Ла-Велле и чуть ли не в «пожирании человеческой плоти» – так в документе. Причем приговор вынесли очень быстро, на обжалование дали сутки, что нонсенс! – и тут же удавили в храмовом подземелье. Видимо, жреческий совет был абсолютно уверен в том, что делал, иначе они не рискнули бы убивать человека, подставляя собственные шеи под королевский меч. Господин Тиссо, прожив в усадьбе двенадцать лет, тоже кончил свои дни не самым лучшим образом: был сброшен со скалы толпой пьяных молодчиков из окрестных рыбацких селений, с которыми вроде как имел давний конфликт малопонятного свойства. Доказать, что его именно сбросили, в суде не удалось, так что записано было: упал в результате внезапного сердечного приступа. Судья, кстати, к господину Тиссо теплых чувств не испытывал, было там то еще дело, когда Тиссо привез из столицы аж два воза каких-то ящиков, потом заплатил ломовикам меньше положенного, а те пошли к приставу. А Тиссо – к судье. И потянулось «дело о трех медяках».