…Я понял, что качусь по улице, на которой прожил почти сорок лет, лишь когда оказался перед воротами своего дома. От охватившего волнения я задрожал, по моим бокам прошла рябь. Велико было искушение укрыться в родных стенах, забиться в какой-нибудь угол и переждать опасность. Но это была никудышная идея! Мое теперешнее состояние накладывало на меня множество ограничений: у меня нет рук, чтобы отпереть калитку, я не протиснусь ни в одну дверь. Перемещаясь перекатом, я повсюду оставляю след из слизи и эпителия. Для Колоба этот след – точно ковровая дорожка, которая приведет ко мне, где бы я ни затаился. Единственное, что я мог предпринять, чтобы выжить или хотя бы отсрочить гибель, – это гнать вперед, не останавливаясь, пока хватает сил.
Я докатился до первого проулка и, уже сворачивая в него, заметил в конце улицы движение: это Колоб выбрался из русла, чтобы продолжить преследование.
Инстинкт гнал меня в глушь, я не мог ему сопротивляться, поскольку снова был ослеплен страхом. Я понимал, что в частном секторе от Колоба не скрыться: тут было всего несколько не очень длинных улиц. Заборы из сетки или кованой арматуры не давали укрытия, переулки и тропинки заканчивались тупиками, каждый из которых мог стать западней; а в заброшенных дворах, среди деревьев или гаражей мне не хватало места, чтобы развернуться.
Одна из дурных грунтовок вывела на пустыри. Под моим туловом зашуршала мертвая трава. Но на открытом пространстве я был настолько заметен и беззащитен, что мне стало больно. Весь облепленный сором и травой, сначала я спрятался за заброшенной стройкой, а оттуда несколькими быстрыми перекатами переместился к лесопосадке. Раз-два – и я на щебенистой проселочной дороге за стеной из деревьев и кустарников.
Отмахав этим путем с полкилометра, я понял, что снова дал маху. Проселочная дорога вела строго вперед, и не было никаких ответвлений. Свернуть вбок я не мог, потому что наверняка застрял бы в чаще. Теперь, чтобы настигнут меня, Колобу требовалось лишь чуть-чуть поднажать. Вернуться к началу пути? И оказаться нос к носу с преследователем? Нет! Только вперед, только на другую сторону леса. И снова – через не могу, из последних сил, рискуя лопнуть от усердия и растечься, при этом – ежесекундно ожидая услышать, как гудит по дорожному полотну мышечная оболочка настигающего меня Колоба.
Лес закончился сразу, только-только я катил под скрипучими ветвями, как вдруг опять оказался на открытой местности. Проселочная дорога слилась с шоссе, и я выбрался на асфальт. Теперь с одной стороны была стена леса, а с другой – сплошной железобетонный забор, за которым находилась городская свалка. Шоссе вело в промзону, и если мне повезет одолеть еще километра полтора, то попытаюсь запутать след там – среди складов, лабазов и заводских корпусов.
Асфальт словно побывал под артиллерийским обстрелом – сплошные ямы, а внутри каждой колдобины – еще несколько ямок поменьше. Катиться было неприятно и даже больно; представьте, что ваше тело – это оголенный мозг, ну, или желудок, что будет ближе к истине, и вот этот орган вынужден переваливаться из рытвины в рытвину, из рытвины в рытвину, причем – на приличной скорости. От этой болтанки у меня даже притупился страх перед преследователем. Чтобы ослабить трение и уберечься от повреждений, я выделил обильную густую слизь. Теперь я благоухал на всю округу, и для Колоба моя вонь была аппетитнее, чем запах свежеприготовленного чебурека.
– Эй, фарш! Фарш! – окликнули меня со свалки.
Две одинаковые горы мусора зашевелились, над их плоскими вершинами развернулись многометровые мохнатые сяжки, а из-под слежавшихся пакетов и заскорузлого пластика выдвинулись щупальца, похожие на толстые древесные корни. Это были близнецы Аз-Закхабиры, – укоренившись на городской свалке и получив почти неограниченный доступ к продуктам разложения полимеров, к кислотам и щелочам, к машинным маслам, к ртутьсодержащим материалам, братья вымахали до исполинских размеров.
– Куда так торопишься, студень? – спросил меня брат, живущий в левой горе.
– За мной гонится Колоб! – ответил я, не сбавляя скорости.
– О! Тогда тебе в натуре надо поднажать! – сказала правая гора и тут же затряслась от смеха, породив на своих склонах множество оползней.
– Помогите! – попросил я, особенно ни на что не рассчитывая.
Первый брат громогласно выпустил газы, скопившиеся под многолетними отложениями мусора, а затем прохрюкал:
– Чего-чего ты там бормочешь, мясо?
– Вы можете мне чем-нибудь помочь? – Я догадывался, что братья со свалки – жлобы, каких Всеужасный еще не видывал, но чем черт не шутит – вдруг посодействуют в моей беде.
– Это не наше дело! – Второй брат возмущенно дернул сяжками. – У нас тут – закрытая территория! Посторонним вход запрещен! Кати себе дальше, окорок жирный!
Что и следовало ожидать. Я уже собрался послать обитателей свалки куда подальше, но тут первая гора произнесла:
– Если хочешь, чтоб Колоб тебя потерял, – сделай так, чтоб твой след прервался. Кати на вокзал! Если получится погрузиться в товарный вагон, то считай, что улизнул.
А вот эта мысль была дельной. Ну хоть что-то! Теперь я мог более осмысленно подойти к своему до сих пор беспорядочному бегству. От городской окраины до вокзала – далековато, но мне было по силам туда добраться, если, конечно, прежде меня не настигнет Колоб.
Я поблагодарил братьев и сосредоточился на том, чтобы поскорее преодолеть открытое пространство, благо дорога теперь шла под уклон. Свалка осталась позади; лесопосадка присела, поредела, а потом уступила место каменистым пустырям. И вскоре я, смертельно уставший и помятый, но вопреки всему живой, вкатил в промзону.
И опять по обе стороны дороги сплошные стены: глухие железобетонные заборы, многие из которых забраны сверху колючей проволокой, запертые стальные ворота, зарешеченные окна и безликие фасады производственных сооружений. Улицы здесь походили на осушенные каналы, врезавшиеся в черствое тело города. И по этим безжизненным руслам полз лишь один склизкий сгусток, то есть – я.
Вскоре наметилась очередная проблема. Дело в том, что во время движения я постоянно теряю слизь и фрагменты плоти. Моя масса уменьшается, соответственно я слабею, становлюсь более уязвимым к механическим повреждениям. Дорога в промзоне была приличнее, чем шоссе возле свалки, но и здесь хватало участков, где запросто можно было пробить в боку дыру. Я призадумался о восполнении массы.
За автобазой, на которой в далеком прошлом работал мой дед, я впервые встретил то, что сгодилось бы мне в пищу. Одинокий человек брел сомнамбулическим шагом, беспомощно выставив перед собой руки. Глаза его были полузакрыты, черты лица – расслаблены, а подбородок влажно блестел от слюны.
Я на всякий случай осмотрелся – ни Колоба, ни кого-либо еще поблизости не наблюдалось, – а затем стремительным перекатом надвинулся на путника. Увы, из-за неопытности я не учел, что, даже похудев, я вешу не меньше, чем автомобиль. Удар в момент соприкосновения оказался настолько сильным, что человека подбросило на несколько метров, и он повис на заборе, запутавшись в стальной паутине спирали Бруно. Я удрученно поник, словно сдувшийся воздушный шар; все, что мне оставалось, – только глядеть, как мой обед дергает ногами на недосягаемой высоте, все больше запутываясь в терзающей его плоть колючей проволоке.
Из толщи ближайших столбов ЛЭП выпорхнул десяток эхинокрылов, каждый из которых походил на гибрид вареной креветки и ощипанной чайки. Зависнув над забором, они запищали наперебой:
– Что творится! Фарш напал на человека! Кто-нибудь, помогите! Колоб! Позовите Колоба! Колоба скорее сюда! Здесь фарш безобразничает!
Хрен его знает, понимал ли Колоб, о чем курлыкали эти летающие гады, но громкие звуки могли запросто привлечь его внимание. Чертовы паразиты! Стоило мне откатиться от забора, как эхинокрылы с жадностью набросились на мою добычу и принялись долбить обреченного человека клювами, набивая его плотью зобы. Мне же пришлось убираться несолоно хлебавши.
…На одном из перекрестков меня как будто прошило электрическим разрядом. Я застыл на месте, подергиваясь от судорог. И причиной тому был след Колоба, на котором я нежданно-негаданно оказался. От ужаса я едва не потерял сознание, но злость и голод не позволили мне уйти в забытье. Я понял, что запах Колоба успел изрядно выветриться, значит, след не свеж. А затем меня посетила любопытная мысль: след Колоба может вести как к нему, так и от него. Что, если мне пойти по следу монстра? Удастся ли мне тогда замаскировать свой запах мускусом хищника?
Этот план был настолько дерзок и безумен, что я не смог удержаться от соблазна попытаться его реализовать. Я – жалкий, усталый и перепуганный кусок мяса – покатил по слюдянистой дорожке, оставленной чудовищем.
След вывел меня к сточной канаве за заводом «Продмаш». Грязь давно высохла, поскольку завод простаивал с конца девяностых, дно канавы было твердым, укатанным. Я оказался перед трубой двухметрового диаметра, которая вела под заводской забор. Из трубы веяло тленом и желчью.
Логово Колоба!
Тут бы мне свернуть с треклятого следа и покатить восвояси, но я, наперекор голосу разума, осторожно двинулся вперед. Не знаю, что я ожидал найти в зловонной норе хищника. Возможно – подсказку. Возможно, Колоб уязвим, и, посетив его логово, я смогу понять, как мне раз и навсегда отделаться от этой твари.
Сточная труба поглотила меня, словно гигантская пасть.
Я услышал шепот множества голосов.
«…пробудился и расправил крылья…»
«…расколол скорлупу земной коры!..»
«…пожрал на завтрак Луну, а на обед – Солнце!..»
«…слизывает с небес кометы…»
«…мы – лишь блохи на его шкуре…»
Ясно, речь шла о Всеужасном. Кто-то обмусоливал всем давно известное предание.
Приглядевшись, я увидел множество головастиков, прикрепленных к стенам и связанных друг с другом посредством единой кровеносной системы. Сегодня, наверное, только головастикам было интересно раз за разом пересказывать быль и небылицы о Всеужасном, для остальных же он давно превратился в нечто естественное и фоновое. Кстати, насчет того, что Всеужасный пожрал Солнце, – это враки. Про Луну – правда, про Солнце – нет. Я полагаю, все бы поняли, если бы Всеужасный покинул орбиту Земли.