Дороти смутилась, что было ей совсем не свойственно.
– Ты только не обижайся, Густав, на самом деле они, скорее всего, ничего не имели в виду… Это просто тема, которую можно решить… э-э-э… в парадоксальном ключе.
– Так какая тема, Дороти? – настаивал молодой человек, почуяв недоброе.
– Тема… «Исповедь халтурщика».
– Что?!
– Видишь ли, они считают, что авторы массовой литературы, детективов, любовных романов, ужастиков просто наживаются на читателе, давая ему то, за что он готов платить, но совершенно не задумываясь о качестве. Но ты, разумеется, волен высказать свое мнение и аргументировать его…
– Да, спасибо, Дороти, я подумаю. А теперь, извини, что не приглашаю остаться, но… я очень хотел бы вернуться под душ. Ты поживешь еще в городе? Заходи как-нибудь вечером. Только позвони предварительно, а то вдруг я буду работать.
– Вдруг? – ехидно спросила Дороти. – Очень бы хотелось рассчитывать на такую удачу. Да, вот еще что… – Она остановилась в дверях. – Я тебя видела сегодня в ресторане с этой девушкой… журналисткой…
– С Хизер? – удивился Густав. – Разве она журналистка?
– Да, она сказала, что работает в «Вестнике Хизерфолл». Мы познакомились у Сары Торнтон. Но ты будь осторожнее, дорогой. Я думаю, она – та самая Долорес Гейз, которая написала пасквиль в «Дамском угоднике».
– Хизер? – переспросил Густав. – Да нет, бред, зачем ей?
– Ну ты же знаешь этих молодых журналисток. Они на всё пойдут, лишь бы их заметили. Возможно, она не зря к тебе пристает.
– Она не знает, кто я!
– Или знает, но скрывает это от тебя. В общем, имей в виду, милый. Кто предупрежден, тот вооружен. Это, кстати, касается и срока сдачи статьи. Я жду ее двадцать пятого числа, не позже. А тридцатого жду роман. И считай, что ты предупрежден!
– Так он не знает, где ты работаешь? – удивилась Хлоя.
– Да, пока не знает.
Хизер закончила раскладывать кружочки помидоров и лука между кусочками тунца, посыпала свое творение тертым сыром, добавила самую капельку свежемолотого монастырского перца и поставила пиццу в духовку. Ужин был импровизацией, поэтому ничего другого ей в голову не пришло. Она только надеялась, что Густав любит пиццу и что у него нет аллергии на рыбу.
– Это очень странно, дорогая, – вынесла свой вердикт Хлоя.
– Понимаешь, всё завертелось так быстро, – попыталась объяснить Хизер. – Это было очень неожиданно для меня… и для него, кажется, тоже.
– Но ты его любишь?
– Я его хочу, – созналась Хизер и покраснела.
Подумав немного, она продолжила:
– Причем хочу во всех смыслах. Хочу спать с ним, гулять, разговаривать. Хочу увидеть вместе с ним шотландские пустоши и норвежские фьорды, хочу скакать с ним верхом по берегу моря, нырять на Гавайских островах, танцевать сиртаки в Греции.
– Что-то мне это напоминает, – заметила Хлоя. – Ладно, кто-то совершенно справедливо сказал, что лучшее средство от любви с первого взгляда – это внимательный второй взгляд. К сожалению, часто он имеет место только после свадьбы. Если у вас всё так серьезно, тебе не мешало бы знать о нем побольше. Откуда он родом, есть ли семья, есть ли бывшая семья…
– У нас всего и было-то что один поцелуй, – возмутилась Хизер. – А ты уже готова выбрать колледж для наших будущих детей.
– Я просто вижу, что этот поцелуй много для тебя значил, – улыбнулась Хлоя. – О, кажется, звонят в дверь. Иди встречай своего агента. А за пиццей я прослежу.
– Густав, что случилось? – спросила Хизер. – Ты такой грустный!
Густав тряхнул головой.
– Что ты, ерунда. Не грустный, а скорее озадаченный. Встречался с архитектором, и он меня нагрузил. Думаю теперь, не слишком ли авангардный проект он предлагает.
– А можно взглянуть? У тебя он с собой?
– Нет, не догадался взять. Ладно, этот вопрос мы решим, – пообещал Густав. – А сейчас давайте праздновать.
Он принес букет сирени («Как романтично!» – подумала Хизер), бутылку Lambrusco dell’Emilia («Хороший вкус!» – одобрила Хлоя) и большую коробку пирожных («Провокатор!» – решили обе девушки).
Хизер познакомила Густава и Хлою, после чего ушла на кухню за пиццей.
– Давайте быстро решим деловые вопросы, пока мы еще не выпили ваше чудесное вино, – сказала Хлоя с решительностью, выдающей стеснительного человека. – Я слышала, вы хотели заказать гобелен?
– Да, я видел ваши работы сегодня в парке, и мне они очень понравились. У вас талант.
– Это дети у меня талантливые, – возразила Хлоя. – Я стараюсь от них не отставать.
– Дети?
– Да, я веду кружок в городском детском центре. Точнее, вела.
– Хизер тоже работает там? Мне кажется, у нее получилось бы ладить с детьми.
– Я детей боюсь, – призналась Хизер, входя и ставя пиццу на стол. – Маленькие – это какие-то гудящие ящерицы, а большие – себе на уме. Я работаю в газете.
– А в какой? – быстро спросил Густав.
– В «Вестнике Хизерфолл». Я репортер. Пишу о разных праздниках и других событиях. Больше, конечно, о праздниках: наш редактор считает, что подписчиков нельзя расстраивать. Беру интервью. Это больше механическая работа вроде вышивания.
– Только не надо о вышивании, – попросила Хлоя. – Какого размера вы хотите ковер, Густав?
– Большой, во всю стену. Примерно как эта.
– А сюжет?
– Сирень! Цветущая сирень! Мои любимые цветы.
Хизер и Густав улыбнулись друг другу так, что Хлоя почувствовала укол зависти. Ее словно коснулась теплая волна, какая бывает, когда входишь на станцию подземки. «Что толку? – подумала Хлоя. – Хизер – хорошая подруга, пусть у нее всё сложится». И запросила за ковер невысокую цену, только чтобы окупились материалы.
Хизер заметила, что Густав расслабился и повеселел. «Он правда устал, – думала она. – А против того, что я репортер, он ничего не имеет. Зря я боялась».
Вечер прошел чудесно. Они пили шипучее кисловатое вино, ели пиццу, потом втроем накинулись на пирожные. Заминка вышла только один раз: когда Хизер упомянула, что недавно была в гостях у миссис Торнтон, которая неожиданно оказалась очень милой особой, и встретилась там с Дороти Сент-Джонс, литературным агентом и редактором серии книг «Свет и тени любви».
– Она приехала в город, чтобы устроить литературный вечер в честь нового романа Августа Спарка. Не пропусти, Хлоя.
– Да уж! Если сам душка Август такой стеснительный, что не показывается на публике, придется взять автограф у его агента, – ответила Хлоя. – Впрочем, мне нравится, когда в мужчине есть загадка. Это так романтично.
– А вам нравятся романы этого Старка? – спросил Густав.
– Спарка, – поправила Хизер. – Старки – это из «Игры престолов».
– Да, нравятся, – ответила Хлоя. – И осудите меня, если хотите. Я понимаю, что это не настоящая литература. Но настоящая литература наводит на меня тоску. Она по большей части о том, как всё плохо. А Спарк – это как раз мой размер. Немного романтики, немного секса и гарантированный счастливый конец. Как раз то, что нужно после тяжелого трудового дня.
– У человека, который читает после тяжелого трудового дня Рекса Стаута и Ричарда Касла, язык не повернется вас осуждать, – заверил ее Густав.
Хизер заметила, что он напрягся и помрачнел, и поспешила сменить тему:
– А мне нравится, когда мужчины смущаются. Это делает их человечными.
– Значит, тебе понравился бы мужчина в юбке? – улыбнулся Густав. – Это самая смущающая ситуация, которая приходит мне на ум.
– Насчет юбки не знаю, – ответила Хизер. – Никогда не думала об этом. Но да, я была бы как минимум заинтригована. А вот мужчины в килтах мне нравятся однозначно. Можно щупать под столом голые коленки.
– У меня дома есть килт, – сказал Густав на ушко Хизер, когда они на кухне мыли посуду: точнее, мыла Хизер, а Густав стоял у нее за спиной с полотенцем наготове и, пользуясь случаем, обнимал ее.
– Конечно, ты же фанат Шотландии и вереска, – откликнулась она. – Хотела бы я посмотреть…
– Давай прямо сейчас, – предложил Густав и затаил дыхание, готовясь, если потребуется, превратить всё в шутку.
– Давай, – неожиданно согласилась Хизер.
Такси уносило их в ночь, Густав обнимал девушку, но Хизер всё еще колебалась. Хотя колебаться уже было смешно, вздумай Хизер озвучить свои сомнения, она показалась бы даже самой себе кокеткой, которая стремится набить себе цену. И всё же… Мама и бабушка плохо ладили, но в одном они были единодушны: не ложись в постель с незнакомцем.
«Это всё равно что пить виски с утра, – говорила бабушка. – Не стоит этого делать, не потому, что это безнравственно, стремиться окольцевать мужчину любой ценой куда как безнравственней, а потому, что это неблагоразумно».
«Это разобьет тебе сердце», – добавляла мама, которая в свое время таки «окольцевала» папу и прожила с ним почти восемь лет, после чего он ушел к продавщице из кафе.
«Конечно, и долгие разговоры по душам ничего не гарантируют, – предостерегала бабушка, которая прожила с дедом почти двадцать лет, после чего он в один прекрасный день обрился, стал буддийским монахом и уехал в Индию, – но, по крайней мере, ты будешь хотя бы поначалу представлять себе, с кем имеешь дело. Женщин воспитывают так, что для них секс неразрывно связан с эмоциональной близостью, и традицию не переменить в одночасье».
«Этого и не нужно менять, – поправляла мама. – Любовь – одно из самых сильных и прекрасных переживаний в жизни человека, зачем же от нее отказываться? Только лучше, если влюбляешься в достойного. А поэтому немного благоразумия в самом начале не помешает».
Хизер соглашалась и с той, и с другой, но всем хорошо известно, куда приводят благие намерения. Их с Густавом роман развивался так стремительно, что она просто не успела толком поговорить с ним, и сейчас, когда она спрашивала себя: «Что я знаю о человеке, с которым собираюсь переспать?» – получалось, что почти ничего. Откуда он родом? Ясно, что не из Хизерфолл, а дальше – туман. Есть ли у него семья? Он упоминал о тетке, которая читает любовные романы, но только один раз, больше он о ней не говорил. Родители? Безусловно, они были: не появился же он из лунного света на подъезде к городу. Но кто они? Есть ли у него братья и сестры? Бывшая жена и дети? Всё возможно. Да и бывшая ли? Ведь с такой профессией очень удобно иметь романтические связи в каждом провинциальном городке, и каждая дурочка будет воображать, что она – единственная и вечная любовь.