– Звёздам тоже важно, чтобы на них иногда смотрели, – тихо произнёс Натаниэль, обращаясь куда-то в пустоту.
– Но ведь звёзды… – вздохнув, так же негромко ответил я. – Звёзды, которые видны на нашем небе, скорее всего уже умерли в своем мире.
Натаниэль нахмурился, а потом сказал задумчиво:
– Нет, они живы, потому что тот, кто светит, указывая путь, не может умереть. Думаю, в этом и есть смысл. Хотя бы на одно мгновение.
– Что ж, мгновение – не так уж и мало, – я полуулыбнулся. – Знаешь, одна космическая секунда – это почти пятьсот земных лет. Так что нам с тобой света хватит и не на одну жизнь.
Натаниэль кивнул, а потом положил голову на руки и посмотрел куда-то вдаль, словно мог видеть через стены моей комнаты.
Он выглядел безумно уставшим, как будто немного болел или был чем-то сильно расстроен. Я проследил за направлением его взгляда и спросил:
– Скажи, ты в порядке?
– Да. – Натаниэль закрыл глаза и ответил мечтательно: – Но, кажется, я немного разучился спать. Знаешь, ночь – это лучшее время, потому что… потому что в половине четвертого утра нас не существует. Мир пуст, и мне не страшно. Мне не бывает страшно в уснувшем мире. В такие моменты Вселенная слышит меня. Мы можем говорить с ней. Ты представляешь?
Он посмотрел на меня восторженно, и я не решился говорить что-то, что могло бы погасить невероятное сияние, которым светились его радостные глаза. Оно вдруг напомнило мне свет, который я видел лишь в детстве, когда умел читать на Огненном Языке Жизни. Так светились буквы, которыми был написан весь мир. И теперь я видел его в сияющих натаниэлевских глазах.
Наверно, я мог бы сказать ему, что теперь тоже совсем не сплю из-за того, что мне постоянно снится один и тот же сон про него и меня. Но почему-то мне не хотелось вмешивать его в то, с чем я должен был разобраться самостоятельно без чьей-либо помощи.
Мы замолчали, одновременно посмотрев на моего котёнка, внезапно появившегося перед нами на столе, словно из ниоткуда. Он удивительно сладко зевнул и, потягиваясь, ткнулся мордочкой в нос Натаниэля, а потом развернулся и провел пушистым хвостом прямо по его волосам. Это было очень привычно, но всё равно безумно забавно, и поэтому мы невольно улыбнулись, убирая учебники на край стола, чтобы освободить больше места для путешествий Пушистого Подарка Натаниэля. Стопка в углу получилась довольно неустойчивой, и я подвинул к себе небольшую её часть, чтобы ничего не обрушилось на пол.
Сверху лежала открытая тетрадка Натаниэля. Я бросил на неё равнодушный взгляд, ожидая увидеть обыкновенный конспект, но с удивлением замер, разглядывая слова, написанные интересным и немного острым почерком. Они были знакомыми, но абсолютно не читаемыми: в середине почти каждого были переставлены буквы, а иногда часть слова просто отсутствовала или, наоборот, повторялась несколько раз. Можно было лишь догадываться, о чём именно писались эти предложения.
Натаниэль перехватил мой взгляд и спросил, наклонив голову набок:
– Ну как тебе?
Это прозвучало довольно язвительно, но я ответил растерянно:
– Почему ты так странно пишешь?
– Ну, потому что, когда я не задумываюсь, у меня не всегда получается правильно, – беспечно произнёс Натаниэль. – Это сложно объяснить. Примерно как говорить и писать на разных языках одновременно и не видеть разницы между ними.
– И что, у тебя такой беспорядок и в голове? Как ты его… – я запнулся, с трудом заставив себя произнести слово из моего сна, – контролируешь?
– Контролирую? – Он усмехнулся. – Некоторые вещи невозможно контролировать, как ни старайся. Но у меня не беспорядок, а порядок, потому в нём есть своя логика. И я могу переделать его в то, что мне нужно. Жизнь – это ведь не сон. Да. – Натаниэль посмотрел на меня всё с той же саркастической улыбкой: – Писатель с дислексией – это безумно иронично, правда?
– Думаю, тебе просто нужен тот, кто будет тебя исправлять, – быстро ответил я, все ещё прислушиваясь к звучанию последних фраз Натаниэля, потому что в них совершенно точно содержалась подсказка, с помощью которой я, возможно, мог бы ответить на многие почти неразрешимые вопросы, касающиеся моего сна.
– Раньше я пытался изменить всё вокруг. Мне казалось, что я умнее целого мира. А теперь… Скажи… – Натаниэль немного изменил интонацию. – Вдруг смысл жизни – это пончики?
Я ожидал услышать от него всё, что угодно, но не это.
Пончики? Я мог бы сказать только, в чём смысл жизни пончиков.
– Готовить пончики. С утра до вечера. Одинаковые, с сахарной пудрой, – Натаниэль проговорил всё это с какой-то едва уловимой грустью. – А я ведь и не умею.
Мне вдруг стало невероятно печально от его слов, как будто мы оба упустили что-то важное. Я расстроенно посмотрел на немного побледневшего Натаниэля и сказал так, как будто мои слова обязательно должны были его утешить:
– Знаешь, а у меня есть сахарная пудра, – а потом добавил совершенно искренне: – Но вообще-то я не люблю пончики. Так что это так себе смысл жизни.
Одно мгновение Натаниэль смотрел на меня, словно не понимая смысла моих последних слов, а потом улыбнулся и проговорил тихо:
– Если я стану звездой, ты обещаешь найти меня?
– Конечно, обещаю. Не сомневайся.
– Не получилось, да?
Я кивнул, зная, что еще секунда, и Натаниэль снова объяснит, почему у нас ничего не вышло. Но в этот раз он просто сказал:
– Ты никогда не научишься читать мои мысли.
Он произнёс эту фразу настолько уверенно, словно она была его окончательным решением, как смертный приговор на суде внутри моего сознания.
Я начал забывать, что нахожусь во сне, потому что на этот раз правила игры поменялись, и рассерженно сказал:
– Да откуда ты всё про меня знаешь?
Натаниэль громко рассмеялся, не собираясь отвечать на мои бессмысленные вопросы.
Я наблюдал за ним, понимая, что смеётся вовсе не он, а я сам, снова оказавшись перед бесконечным зеркалом. Было безумно сложно понять, с какой стороны находится моё отражение, а с какой стою настоящий я.
Мой ледяной смех звучал всюду, мешая сосредоточиться. Я прошептал отчаянное «хватит» и закрыл уши руками, заранее зная, что это не поможет. На короткое мгновение мне безумно захотелось исчезнуть, но я сжал зубы и прошептал, подражая настойчивой и твёрдой просьбе Натаниэля:
– Посмотри мне в глаза!
Второй Я по ту сторону воображаемого зеркала внезапно перестал смеяться. Я увидел, как в его взгляде мелькнуло некоторое замешательство, словно мои слова парализовали его, лишив возможности действовать по собственной воле. Пользуясь секундным превосходством, я строго посмотрел в пронзительные голубые глаза, удивительно отличающиеся от натаниэлевских – мой взгляд был гораздо более взволнованным и опасным.
Один из нас всё ещё улыбался, словно уже нашёл ответы на все вопросы.
Но, к сожалению, пока это не был я.
Вокруг становилось темнее, и мне казалось, что зеркало между нами, если оно действительно там было, вот-вот треснет, разбившись на тысячи кусочков.
Было страшно, но я изо всех сил старался не обращать внимания на новые мешающие детали сна, понимая, что у меня есть всего несколько минут для того, чтобы научиться видеть то, что скрывается в глубине холодных глаз. Я знал, что найти ответ сейчас – это единственный способ в настоящем мире прочитать мысли Натаниэля, перестав причинять ему боль.
– Научись управлять самим собой, прежде чем лезть в чужие головы, – привычно издевательским тоном произнёс Второй Я.
Мне хотелось закричать от того, что всё вокруг медленно погружалось во тьму, мигающую миллионами светящихся глаз. В каждом таком взгляде были тысячи чувств, эмоций и пугающих тайн, но они были беспорядочными, некрасивыми и даже как будто неживыми.
Я терялся в этот странном пространстве, отдавая страху последние силы, вместо того чтобы бороться с своим настоящим противником.
Почувствовав дрожь во всем теле, я вдруг подумал о том, что бы сказал Натаниэль, если бы оказался рядом со мной, и в голове словно в ответ на мою беззвучную просьбу о помощи внезапно возникли сияющие слова. Я прочитал: «Беспорядок невозможно контролировать», и эта простая мысль, уже озвученная Натаниэлем однажды, пронзила меня, словно молния.
Мне стало понятно, что я не должен бояться темноты вокруг. Она перестала иметь ко мне какое-либо отношение, как бред, являющийся побочным эффектом температуры сорок градусов.
Я Второй все ещё смотрел мне в глаза, но теперь он казался всего лишь отражением меня самого, как будто осколок сознания, почему-то не захотевший мне подчиниться, пытающийся бороться и существовать отдельно.
Мы последний раз в жизни играли с ним в «гляделки», понимая, что победитель навсегда получит полный контроль над моим существом.
Я рассмеялся. Мне действительно стало смешно и одновременно удивительно от того, как я не смог догадаться раньше:
– Ты прав. – Я отвёл взгляд и посмотрел сквозь воображаемое зеркало. – Я никогда не научусь читать твои мысли. А знаешь почему? Потому что Ты и есть Я.
На секунду всё вокруг застыло, словно прислушиваясь ко мне. Я тоже замер сам перед собой в пустоте, наконец-то точно зная, что нужно сделать. Без тени сомнения посмотрев в голубые глаза Частички Самого Себя, я приказал спокойно и властно:
– Возвращайся назад.
И Второй Я, еще несколько минут назад казавшийся чужим и пугающим, не посмел ослушаться. Каждый из нас шагнул словно навстречу зеркалу, и мы слились в единое целое.
Кажется, это был последний теплый день майских праздников, но мы с Натаниэлем даже не собирались выходить на солнечную улицу, продолжая готовиться к экзаменам, до первого из которых оставалось чуть больше двух недель. Мне совершенно не хотелось гулять, а Натаниэль иногда смотрел в окно немного грустным взглядом, словно видел такое яркое солнце в последний раз в жизни и хотел как можно лучше запомнить его.